Неожиданная логика этого заключения смутила Смолкина. Он не нашелся что ответить и растерянно посмотрел на Любимова. Тот сказал:
– Это не совсем так, Илья Порфирьевич. По некоторым деталям мы уже отказались от снабжения. Но от тех, которые мы еще не освоили, мы сразу отказаться не можем.
– Выкрутасы и отговорки! – Канунников махнул рукой. – А факт остается фактом. Раззвонили на весь свет о реставрации, а у государства по-прежнему берете. Вы лучше прямо скажите: ничего мы государству реального не даем, а уж если на то пошло, и не дадим. Не про вас это дело, вы не завод и не научный институт, ваше дело – грузы возить, а не опытами заниматься!
Довольный этой, как ему казалось, победой в словесном поединке, Канунников уже больше их не ругал, а отечески журил:
– Во всяком деле нужно шевелить мозгами, думать о том, как на все это посмотрят там, наверху. Уважаемый товарищ Поляков построил будки для пассажиров, хотел пассажиров от дождя уберечь, пассажир доволен, только его удовольствие к делу не пришьешь. А влепит ревизор этот расход в акт, никакой пассажир не выручит! Если бы еще эти будки в городе поставили, то начальство поддержало бы, потому что на виду, украшают областной центр, а там, в глуши, никто их не знает, никто их не видит. Да еще посадили вы в этих будках каких-то диспетчеров, собираетесь порожние машины загружать. Так вот, имейте в виду: это дело треста, и вы сюда не лезьте, за собственными машинами лучше смотрите.
Долго еще упивался Канунников своими рассуждениями. По коридору простучали торопливые шаги кончивших работу девушек, под окнами раздались их шумные голоса и стихли. Доложил о своем уходе секретарь. Нетерпеливая уборщица уже два раза, как бы невзначай, заглядывала в кабинет, просовывая в дверь веник и совок, как напоминание о том, что пора уже и честь знать.
А Канунников все рассуждал и рассуждал. Казалось, он хотел выговорить все, что только мог вспомнить, перескакивая с одного на другое, снова возвращался к тому, о чем уже говорил.
Только в восьмом часу отпустил он работников автобазы, приказав выделять н-скому строительству пять машин в день. Любимову было дано особое поручение: во что бы то ни стало забрать у Вертилина злополучную записку Канунникова.
– Основание у вас будет, понимаете? Ведь вы, товарищ Любимов, без бумаги жить не можете. Вот и получите у него бумажку.
Максимов попал к Вертилину в первый же день, когда тому выделили машины. Он отнесся к этому заданию, как ко всякому другому. Работа как работа, дело знакомое. Туда – минеральные удобрения совхозу, обратно – кирпич на пристань. Недостатки «колдуна» Максимов не устранил. Две недели и так доездит.
Вертилин умел располагать к себе людей. Он дружелюбно расспрашивал Максимова об автобазе, смешно рассказывал про злоключения с легковой машиной, недавно им купленной. На пристани они зашли в закусочную, и Вертилин угостил Максимова. Как бы между прочим сказал: «Будете возить, не обижу…» Максимов воспринимал это как должное. Раз человек угощает, значит, знает зачем. К тому же он видел, что у Вертилина работают «левые» машины. Ловкач! Максимов держался с ним хотя и дружелюбно, но сдержанно. Когда Вертилин попросил завезти его по дороге в колхоз, лежавший километрах в трех от шоссе, Максимов выполнил его просьбу, но всем своим видом дал понять, что это непорядок.
На кирпичном заводе было полно машин. Глядя на Королева, Максимов усмехнулся: добился своего! Он думал, что теперь вокруг Королева подымут шум, заговорят о «методе Королева», но на автобазе не любят такой шумихи, а в другом месте Королева бы высоко подняли. Максимов отпустил какое-то насмешливое замечание, но Королев хмуро посмотрел на него и крикнул: «Отъезжай!» Готово дело, уже командует!
Максимов сел в кабину и отпустил ручной тормоз. Машина, стоявшая задними колесами на возвышении, съехала вниз. Потом он завел мотор и уехал.
Выпитые на пристани двести граммов водки и две кружки пива дали себя знать. Максимов гнал машину. На подъемах стучали поршневые пальцы, щелкали клапаны. Обгоняя кого-то, он съехал на обочину, колеса забуксовали в куче песка. Он дал полный газ, рванул на задней скорости, сразу переключил на первую. Мотор натужно заревел, и Максимов почувствовал сладковатый запах горящего сцепления. Плевать, все равно этот драндулет в капиталку! Плевать на все!
На базе ему делать нечего, но они еще услышат о нем! У него не было никаких определенных планов, но в его оскорбленной душе вставали какие-то смутные картины будущего торжества. Он уйдет в МТС механиком, покажет класс работы, прогремит на весь Союз. Он не честолюбив, но пусть Валя услышит о нем, пусть пожалеет.
Подписывая в конце смены путевку, Вертилин сказал:
– Приезжайте завтра.
– Если пошлют – приеду, – ответил Максимов, зная, что это ему удастся: диспетчеры старались не менять машин у клиентов – новый шофер всегда тратит лишнее время на ознакомление с работой.
Вертилин подписал ему шесть рейсов вместо пяти, действительно им сделанных.
– Вы ведь потеряли время, заезжая со мной в колхоз, и вообще я вас премирую лишним рейсом за хорошую работу.
– Так-то так, – медленно проговорил Максимов, – да ведь обратных-то всего пять.
Вертилин взял путевку и приписал, что последний рейс был груженным в обе стороны.
Все это было не совсем хорошо, но Максимов оправдал себя тем, что если он получит лишнюю десятку, то и автобаза на этом заработает.
Когда Максимов приехал на пристань последним рейсом, он, к своему удивлению, увидел там Нюру Воробьеву. Она ожидала его у высоких клеток выложенного на причале кирпича.
– Ты чего? – спросил Максимов.
– Петр Андреич, – сказала Нюра, – давайте сменимся на линии. Демин с Ползунковой всегда меняются на линии.
Полоща рот бензином, чтобы перебить запах водки, Максимов посмотрел по сторонам. Смениться, конечно, можно, но до города шесть километров, пешком тащиться тоже неинтересно. Навязалась! От Демина не хочет отстать!
– Я и с диспетчером договорилась, и путевку выписала.
– А с бензином как? – проворчал Максимов.
– У меня есть талоны, заправлюсь на колонке.
– Я про свой остаток говорю.
Она покраснела:
– Как хотите! Можете замерить, линейка есть.
Максимов путано объяснил:
– Ты меня не поняла, я про гаражную ведомость хотел сказать. Тебе я верю, будешь заправляться – увидишь мой остаток.
Он соображал, не слишком ли подозрительная получится у него экономия из-за приписки лишнего рейса.
– Сейчас автобус подойдет – доедете до гаража, зато двенадцать километров сэкономим, – сказала Нюра.
– Ладно, – согласился он, – как вечером приедешь, дай заявку ножной тормоз сделать, сигнал наладить, клапаны подрегулировать – и вообще пусть посмотрят по мелочи.
– Может, сами сделаем? – не без робости спросила Нюра.
Он махнул рукой:
– Что же, мы за слесарей должны работать?!
Вот каким оказался ее напарник, недаром его с автобуса выгнали! А она-то думала, что теперь, когда ее сменщик – водитель первого класса, наладится осмеянный всеми «колдун».
Стыдно по таким мелочам обращаться в гараж. Она отлично представила себе, как и что надо сделать, и все-таки боялась лезть в мотор. Если бы рядом стоял знающий человек, она бы все сделала. Когда она работала на полуторке, ни у кого совета не занимала, а здесь еще не освоилась.
Пока нагружали удобрения, она протерла капот, крылья, стекла кабины. Сколько грязи! Максимов ни разу тряпкой не дотронулся. Она подняла капот, проверила уровень масла, добавила пол-литра.
Заехав на колонку, долила бензину. В бак вошло сорок литров. Максимов выехал утром с полным баком, значит, он сжег за день всего сорок литров. Как же он мог сделать шесть рейсов? Сколько же он израсходовал на километр? Выходит, он даже трех десятых литра на километр не расходовал, а норма – тридцать четыре сотых. Но «колдун» никогда не укладывался в нее. Да и как Максимов сумел сделать шесть рейсов, когда и норма-то – всего четыре?
Она прикидывала и так и этак. Знают диспетчеры, какую норму дать! Допустим, она будет ездить быстрее да на каждой погрузке выкроит минут по десяти. Может быть, получится самое большое пять рейсов, и то, если в дороге ничего не случится, если машина не подведет. А как же шесть?
Она ехала, и ей казалось, что машина работает хуже, чем обычно. Ей слышалось какое-то дребезжание, она не могла понять, откуда оно. Клапаны щелкали еще сильнее, на подъемах пальцы стучали так, что страшно было ехать. Она почувствовала вдруг неуверенность в своем «колдуне» – самое неприятное ощущение, которое может испытать водитель в рейсе. Ножной тормоз почти не действовал, а разве можно рассчитывать только на ручной! Вдруг в самый критический момент откажет! Ей казалось, что руль плохо держит дорогу и машину закидывает. Чтобы сэкономить горючее, она старалась использовать накат. Разогнав машину, она отъединяла мотор, чтобы ехать по инерции, но мотор глох на малых оборотах.
