Она поднялась, тихонько пошла к зданию суда. Там было много людей, суета и шум напугали ее — ей казалось, все знают, зачем она здесь, показывают за спиной пальцем и смеются.
Но такой мысли, что она может не пойти, повернуть назад, скрыться, в ней даже не возникало.
В зале уже шло заседание суда. Зумрад опустилась на свободный стул, глянула на судей, на Камила: он сидел бледный, склонил стриженную наголо голову, а по бокам — два милиционера. Жалость стиснула ей сердце.
— Я верил, что вы придете, сестрица, вся надежда на вас, — услышала она тихий голос, оглянулась, увидела рядом адвоката и покраснела. — Вся надежда на вас, — повторил адвокат и отошел.
Зумрад снова посмотрела на Камила, взгляды их встретились. Камил улыбнулся ей, благодарно и измученно, а в душе Зумрад родилось вдруг неприятное чувство к нему. Она подумала: вот выступит она сейчас, скажет все, что нужно, его отпустят, а он вернется к своей жене… И она, Зумрад, ему в этом поможет… Зумрад отвела взгляд и больше не смотрела на Камила до той минуты, пока не назвали ее фамилию. Она поднялась, чувствуя на себе любопытные взгляды, ее била дрожь, и она остро пожалела, что пришла сюда. Она снова смотрела на Камила, только на него, а он следил за ней, и в глазах его не было удивления, интереса или радости, а только мольба… И она наконец поняла, что именно рождало в ней неприятное чувство: он не верил ей, не верил, что она придет, и скажет, и выручит его, спасет от тюрьмы, и потому, наверное, не говорил никому так долго, что был у нее. Думал, значит, одинаково с Мунирой…
Зумрад подтвердила слова Камила. Да, в тот вечер он был у нее, оставался до полуночи.
Зал забурлил:
— Посмотрите на нее, люди, как не постеснялась прийти сюда!
— Бесстыжие твои глаза!
— Вот такие и разбивают семьи!
У выхода из зала ее догнал адвокат, подхватил под РУКУ:
— Спасибо вам, Камил не забудет вашу доброту… А жене, мы как-нибудь объясним, она простит вас… Еще раз — спасибо вам!
Это было уже слишком.
— Оставьте меня в покое… все! — крикнула Зумрад и выбежала из зала.
Она не помнила, по каким улицам шла, как оказалась на берегу Боз-су, сколько просидела здесь…
— Теть, а теть… я зам-мерз, — послышался ей детский голосок. Она очнулась и увидела перед собой обложенный дерном берег, а в воде — маленького мальчишку, он посинел от долгого купания и клацал зубами.
— Вылезай скорее. Помочь тебе?
— Да-а, а как я вылезу?.. Вы на моих штанах сидите.
Зумрад рассмеялась, помогла малышу вылезти на берег, вытерла и одела его.
На берегу было тихо и солнечно, только гудение пчел да шелест речных струй слышались… Зумрад подошла к воде, опустилась на траву под деревом и стала смотреть на желтоватую и спокойную здесь поверхность Боз-су. Странно: у дома ее Боз-су быстрая и шумная, а здесь спокойна, тиха и течение почти не заметно.
Пришли на берег ребятишки, стали неподалеку купаться, плескались, смеялись, кричали весело, но Зумрад ничего не слышала — только чувствовала, как теплые лучи солнца пробиваются сквозь густую листву, падают ей на плечи, а нежный ветерок гладит по щеке.
Вдруг маленькое облачко («Совсем как верблюжонок», — подумала Зумрад) закрыло солнце, у реки потемнело и посвежело. Зумрад поежилась. Река, деревья, сам воздух — все как-то вдруг потускнело, пожелтело, словно покрылось пылью. А облачко растянулось, уже не было похоже на верблюжонка и поплыло себе дальше.
«Сейчас опять покажется солнце, и мне станет тепло, — подумала Зумрад. — Все проходит… Хотя нет — если б я не пошла в суд, это бы осталось во мне, бередило душу. А сейчас я понимаю, что правильно сделала, сберегла честь, но только умом понимаю, а когда успокоится сердце, снова придет радость…»
