— В этом году что-то часто стала залетать к нам в сад иволга.
Сын промолчал.
— Иди, Коля тебя заждался!
Саша вышел на крыльцо, осмотрелся, тихо проворковал горлинкой. В глубине сада весело застучал дятел. Саша направился туда.
— Ну и долго ты разговаривал, — недовольно сказал Коля, появляясь из-за куста смородины. — Ждал тебя, ждал, чуть не уснул.
— Сколько раз я тебе говорил, что иволги в сады не залетают, — сердито сказал Саша. — Тоже мне — тайный знак подает. И дятлу летом в саду делать нечего, зимой — другое дело.
— А горлинки бывают, да? — обиделся Коля.
Саша улыбнулся.
— Сюда не прилетают, но зато на косе, когда их много собирается, они так воркуют, что здесь слышно.
— Так то в полдень, а сейчас утро. Тоже мне, оправдался.
— Ладно, — сдался Саша, — оба виноваты. Это мы с тобой учтем, а вот что дальше будем делать?
— Не разрешает? — тревожно приподнялся на цыпочках Коля.
— Нет. Одних, без взрослого, говорит, не пущу.
— А где нам взрослого взять? Кто с нами поедет? — Коля перешел на шепот: — А потом — не можем же мы рассказать все, что задумали? Ты об этом с матерью говорил?
— Намекал осторожно.
— Она как думает?
— Усмехнулась. Отец, говорит, тоже всегда о чем-нибудь мечтал: то думал подземные реки вывести на поверхность (у него был такой проект), то еще что-то.
— Ох и здорово! — воскликнул Коля, глядя на реку. — А то был я у бабушки в Володарске, там летом искупаться негде. Чуть не пропал от жары.
— Искупаться, — недовольно протянул Саша, — без этого еще можно жить, а вот орошать посевы, это да.
— А ты не перебивай! Я только хотел об этом сказать. Что я — не понимаю?
— Отец предлагал пробурить скважины, найти метан и приспособить его для отопления квартир. В шахтах, мол, гремучего газа не будет, он весь к скважине начнет пробиваться.
— Я слышал, — Коля оглянулся, словно боясь, чтобы его никто не подслушал, — что это уже делают. Испытывают. Может, и все насчет синего луча правда? Может, мы найдем «санит»?
— Тише, ты! — угрожающе сказал Саша.
— Да здесь никого нет, — шепотом ответил Коля.
— Уговор помнишь?
— А как же?
— Только мы об этом знаем, и больше никто! — Саша быстро заглянул за густой куст смородины. — А то, может, кто подслушивает? — Где берданка? Пошли попробуем.
С ружьем, завернутым в тряпку, ребята уселись в лодку и направились на левый берег Донца.
Когда Саша и Коля скрылись в лесу, в дом Тропининых вошел Горчаков.
— Опять в слезах, Галина… — Горчаков пожевал губами, — Аркадьевна. Мучаете вы себя. Вижу, только и забываетесь немного на работе. Вечером вы в хорошем настроении. Да и понятно, конечно, там коллектив, товарищи… Признаться, я и сам заскучал, надо поступать на работу. — Горчаков с сожалением вздохнул. — Хотелось побродить по Донцу, отдохнуть после войны, немного рассеяться. Да вот беда, не знаю я этих мест.
Галина Аркадьевна вспомнила разговор с Сашей и подумала: «А что, если уговорить Сашу, чтобы он поехал с ними? Офицер, бывалый человек…»
— Поступишь на работу — отпуск предоставят только через одиннадцать месяцев, — продолжал Горчаков и, рассеянно оглядывая комнату, все время внимательно следил за лицом Тропининой. — Опять ни дня, ни ночи покоя. Разве утерпишь работать по восемь часов, когда люди все силы отдают на восстановление разрушенного фашистами хозяйства? Да ни за что на свете!
— Удержаться трудно, — согласилась Галина Аркадьевна, посматривая на часы. Ей еще нужно было переодеться в рабочий костюм, а Горчаков и не думал прощаться. — Все работают.
Горчаков поднялся.
— Простите, Галина Аркадьевна, я вас задерживаю… Пойду… Кстати, вы сегодня не будете в клубе? Приехали из областного центра артисты, у нас будут всего два дня. Я бы по свободе мог достать билеты, вам и Саше. Не хотите?
— У меня сегодня срочная работа, — извинилась Галина Аркадьевна. — Надо бы спросить Сашу, может, он сходил бы с вами?
— А где он?
Из-за реки донесся гулкий ружейный выстрел. Галина Аркадьевна испуганно вздрогнула и, растерянно улыбаясь, сказала:
— Это они. Уже где-то достали ружье.
— Вы не боитесь… — Горчаков замялся, потом с ноткой сочувствия в голосе закончил, — не боитесь за такое вольное поведение сына?
Галина Аркадьевна, помолчав, ответила:
— Пока нет.
Горчаков вышел. Галина Аркадьевна, быстро переодевшись, подошла к зеркалу. Вот и старость подходит. Не годы бороздят лицо морщинами, тушат блеск в глазах, а горе. За последние две недели особенно осунулась, и много-много мелких морщинок переплелись у глаз, а промеж черных бровей, словно кто рассек переносицу, тяжелым шрамом легла глубокая складка. Борис, Борис! Сколько теплой ласки берегла для тебя твоя Галинка! Ничему не верила.
Галина Аркадьевна взяла вязаную «авоську», — после работы надо получить по карточкам хлеб, — и с грустными думами вышла из дома.
Со скамейки у крыльца резко поднялся Горчаков. Женщина вздрогнула.
— Вы меня напугали. Я думала — вы ушли.
— Простите, пожалуйста. Конечно, это не хорошо с моей стороны, но, Галина Аркадьевна, поймите, здесь я один, мне хотелось бы посоветоваться. У вас есть лодка. Продайте мне ее или дайте на месяц. Мне надо отдохнуть… Я так люблю природу.
— Видите ли, Георгий Игнатьевич, — впервые обращаясь к нему по имени отчеству, сказала Галина Аркадьевна, — лодка не моя. Сделали ее сами ребята. Поговорите с ними, может, они вам уступят ее?
— Без вас у меня ничего не получится, — улыбнулся Горчаков. — Сам был таким, о путешествиях мечтал… Где их найти? Попробую.
— Переправьтесь на ту сторону, — Галина Аркадьевна указала за реку. — Но в лесу вы вряд ли их найдете. Лучше посидите на берегу, подождите… Извините, мне пора.
Галина Аркадьевна пошла на улицу, а Горчаков не спеша зашагал к берегу, ощупывая взглядом все, что было во дворе. У реки он отыскал камень, подкатил его к воде и сел. Выловив из Донца гибкий ивовый прутик, сперва легонько, потом сильнее и сильнее принялся хлестать им по песку, словно давая выход своей ярости.
Он был взбешен. Две недели, проведенные им в Крутых Горах, ничего не прибавили к его данным. Из записной книжки Тропинина он знал о месте, где осталась лодка геолога, но самому отправиться на поиски ее было опасно: его поведение может показаться подозрительным. Да и есть ли там что-либо, указывающее, где искать «санит»?.. Все эти дни он заходил в пивные, ресторан, столовые — прислушивался к разговорам и не мог уловить ни одной нити, по которой он бы добрался до «санита». Он попытался заговорить с крутогоровскими сталеварами. После первого вопроса — можно ли поступить к ним на завод — рабочие внимательно оглядели его и посоветовали обратиться в отдел кадров. Неужели придется поступать на завод? Документы у него вне подозрений, но срок?.. А что, если уговорить Сашу поехать искать вещи отца? Тогда…
Саша и Коля, возбужденные успешным испытанием ружья, — оно било далеко, кучно и пробивало толстую доску, — шумно уселись в лодку. Коля налег на весла. Саша, гордо откинув голову, правил, видя себя уже не около Крутых Гор, а недалеко от Семигорья, где были завалены вещи отца. Вдруг он заметил Горчакова.
— Опять этот… Жора, — недовольно проговорил он. — И чего он повадился к нам?
Коля обернулся, посмотрел на Горчакова и спросил Сашу:
— А чего ты так на него? Если бы не он, мы бы ничего не знали о… ну, ты понимаешь, о чем?
— Отдохнуть ему надо после войны, — передразнил Саша. — Все работают, а он по пивным лазит.
— А помнишь, когда еще Кротин вернулся, а до сих пор не работает.
— Мама говорила, что он и до войны на базаре пропадал — спекулировал.
Коля опять обернулся, чтобы посмотреть, что делает Горчаков, усмехнулся:
— Он купаться пришел, а ты говоришь — ничего не делает, — Коля внимательно посмотрел на помрачневшего товарища. Вдруг, бросив весла, он пересел на корму и, заглянув в глаза Саши, взволнованно прошептал: — А что, если он… если он… твоей маме нравится?
— Что?! — Саша приподнялся. — Как ты смеешь так говорить?
— Саша… Саша… — заторопился Коля, — ну может же быть такое!?
— Ты не знаешь моей мамы, — с горькой обидой проговорил Саша и отвернулся. У него мелькнула мысль: «А что, если это правда?» И он тотчас в душе поклялся: «Уйду».
— Не обижайся, — виновато промолвил Коля. — Это я только подумал. Я не верю. Хочешь, клятву дам? Нашу! — Он приподнялся, выпрямился. — Я, член организации имени лейтенанта Смирнова, вызвавшего огонь на себя, и имени геолога Тропинина, отказавшегося работать на фашистов, клянусь!..
