Степан, не тратя лишних слов, тут же садится писать заявку на все нужные для строительства материалы.
— Ну, а теперь нам с тобой, Иннокентий Иванович, надо поговорить о подготовке людей, — обращается ко мне Раковский. — Помещение для курсов имеется. Программу мы с Валентином Александровичем разработали, рассчитана она на три месяца. Завтра можно будет приступить к занятиям. Геологию прочтут Цареградский и Ушаков, поиски — я, разведку, математику можешь ты, и так далее, не стесняйся, привлекай, кого найдешь нужным. Да… Вот здесь четыре комсомольца просятся к нам в экспедицию, коллективное заявление подали. Сейчас послушаем, что скажет их представитель Дмитрий Асеев.
Вперед выходит высокий молодой паренек, взволнованно дыша, срывающимся звонким голосом обращается к нам:
— Очень просим взять нас в экспедицию. Все мы закончили десятилетку, а я даже два курса Ленинградского горного института, но определенных профессий не приобрели. Здесь работаем кто в бухгалтерии, кто в плановом отделе. Но эта канцелярская работа не по душе. Ребята мы здоровые, умеем плавать, стрелять, в школе занимались спортом, туристами ходили по горам Крыма и Кавказа.
— Это очень хорошо, товарищи, но учтите, — серьезно говорит Раковский, — в экспедиции вам придется много и тяжело работать. Все это совсем не будет походить на спортивную экскурсию или туристские походы и, самое главное, потребует от вас специальных знаний.
— Вот мы и хотели просить принять нас на курсы коллекторов и прорабов, — в один голос заявляют комсомольцы.
— Договорились, — заключает Цареградский, — учитесь. В зависимости от вашей успеваемости будем решать, взять или нет вас в экспедицию.
Довольные комсомольцы шумной ватагой выскакивают из кабинета.
— Ну, теперь примемся за вас, Наташа, — улыбается Валентин Александрович.
— Вы так упорно уговариваете меня ехать в экспедицию, что я, кажется, вынуждена буду дать свое согласие, — смеясь, говорит она. — Но если я и поеду, то только вместе с Верой, мы с ней так сработались.
— Это у нас уже предусмотрено, — вставляю я.
Наташа смотрит на меня серьезно, и я, смутившись, замолчал.
— Так и запишем, едете с нами, — говорит Цареградский, прощаясь с Наташей.
У нас с Наташей после моего отпуска установились какие-то странные взаимоотношения. В первую встречу она радостно со мной поздоровалась и почти весь вечер расспрашивала о том где я побывал, о Москве. Рассказывая, я невольно любовался ее загорелым лицом, задумчивыми глазами. Но стоящие рядом молодые люди всячески старались привлечь внимание хорошенькой девушки. К концу вечера вниманием Наташи всецело завладел чернобровый красавец Артистов. Я сидел в углу, разговаривая с Аней, и каждый раз, когда слышал Наташин смех сердце мое болезненно сжималось.
После этого вечера она при встречах со мной старалась сделать вид, что она очень занята работой, торопилась куда-нибудь уйти или начинала оживленно разговаривать с Верой, односложно отвечая мне. У нас никак не налаживались те хорошие товарищеские отношения, которые были летом в полевой партии.
Несколько раз я давал себе слово не встречаться с Наташей относившейся ко мне все с большим безразличием, но получалось так, что я опять ее видел, и мысли о ней не покидали меня ни днем, ни ночью.
Сейчас услышав, что Наташа, наконец, решила ехать с нами, я в душе ликовал. Я буду работать с ней, я буду ее видеть каждый день.
— Вот что — перебивает мои мысли Сергеи, — женщин экспедиции на сплав не будем брать, провезем на оленях по зимней дороге. На днях мы все двинемся в тайгу.
— Я предпочитаю плыть вместе со всей экспедицией, а то какая же я буду начальница партии. Нет, мы с Верой поплывем, — решительно заявляет Наташа. Она уже одетая стоит у двери.
Ну, вам, девушки, виднее, — покосился Сергеи, — только смотрите, не зовите маму на порогах.
С утра, упаковав вещи, томлюсь в ожидании машины, которая должна заехать за мной. Большая часть-работников экспедиции уже уехала. Вчера я проводил своих курсантов, коллекторов и прорабов. Вечером вслед за ними уехал Раковский, которому выпала честь сопровождать женщин. Он должен помочь им уехать на прииски оленьим транспортом, минуя пороги. Остались лишь Цареградский, заканчивающий последние дела, и Наташа с Верой. Девушки трудятся над заключительной главой своего отчета.
После обеда, когда я уже окончательно решил, что сегодня не уеду, за мной подъезжает груженая машина! В кузове, завернувшись в тулуп, сидит человек.
— Александр Егоров, еду вместе с вами промывальщиком в экспедицию, — кричит он мне. Его широкое медно-красное лицо расплывается в приятной улыбке, виден ряд крепких белых зубов.
С помощью Александра мы быстро грузимся. Я сажусь в кабину. Егоров снова завертывается в тулуп, поудобнее устраивается на тюках, и машина трогается.
Мимо проплывает строящийся город, вдали виднеется закованная льдом, бухта Нагаева, за ней в дымке — бескрайнее море.
«Сейчас апрель 1933 года… Через сколько лет увижу опять эти берега?» — с грустью думаю я.
Широкая трасса уходит в тайгу. Мелькают низкорослые тонкие лиственницы, торчащие из-под снега пни. Дорога отличная, и спидометр отсчитывает километр за километром.
Ночуем в палатке.
На следующий день минуем крутой перевал. По обеим сторонам трассы стоят невысокие березки, засыпанные снегом, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги под ярким апрельским солнцем.
«Вот если бы так удобно и быстро доехать до места назначения экспедиции», — думаю я, пригревшись в кабине.
— Да, товарищ Галченко, — словно угадав мои мысли, произносит молчавший до сих пор шофер, — скоро трасса кончится. Сейчас вот спустимся с перевала, переедем через реку — и автомобильной дороге конец. Дальше поедете уже на тракторах до перевалки, а оттуда до сплава на лошадях или олешках.
Благополучно перебравшись по наледи через речку, мы въезжаем в дорожный поселок — конечный пункт трассы.
…Раннее весеннее утро. Солнце только что взошло и заливает бледно-розовым светом белоснежные просторы безмолвной тайги. Воздух морозен, чист и прозрачен. В гулкой тишине слышен рокот трактора. С огромными усилиями он тащит на перевал наши тяжело груженные сани. Мы сидим на вьюках высоко, как на стогу сена.
Вдоль дороги, рядом с грохочущим трактором, по весеннему насту бежит с десяток белых с розовым отливом куропаток. Они деловито ощипывают почки с верхушек придорожных кустов и не обращают на нас никакого внимания. Наши заядлые охотники стонут от нетерпения, лезут за ружьями. Но трактор останавливать нельзя. Скрепя сердце смотрим, как куропатки скрываются в кустах.
Через час мы подъезжаем к перевалке. Это десяток разбросанных в беспорядке таежных бараков и несколько длинных складов, заваленных грузами. Отсюда грузы идут в тайгу, на сплав, а затем уже на оленях и лошадях — на прииски.
— Ну, товарищи, приехали, — весело говорит тракторист, — повез бы дальше, да провалюсь на реке под лед. Отсюда до сплава рукой подать — шестьдесят километров.
…И вот мы у места, откуда должно начаться наше путешествие по воде. Вдоль берега стоят двадцать утюгообразных, с высокими бортами, десятиметровой длины кунгасов. Они готовы к спуску на воду. Предполагается, что команда каждого» кунгаса будет состоять из пяти — шести человек.
Поодаль, в стороне от берега, в два ряда белеют бязевые палатки. Здесь живут члены экспедиции. В одной из палаток, самой вместительной, организована столовая. Здесь безраздельно хозяйничает жена нашего старика-прораба Дмитрия Старостова. Все ее величают Васильевной.
— Ничего со своей старухой не мог поделать, — жалуется нам Старостов, — хотел послать со всеми женщинами на прииски, а она мне в ответ: «С тобой, Митя, поплыву — и никаких. Не в таких переделках в тайге бывала, а ты меня сплавом пугаешь».
Экспедиция, готовая двигаться дальше в тайгу, уже живет походной жизнью. Сегодня с утра приводим в порядок снаряжение.
— Трактор! Смотрите, трактор идет! — раздается чей-то звонкий голос.
Выскакиваю из палатки. Действительно, вдали на реке виднеется трактор с гружеными санями. Это первый трактор, добравшийся до сплава.
— Наверное, Цареградский с оставшимися товарищами, — высказывает предположение Сергей. — Вовремя едут. Скоро реки вскроются.
«Сейчас я увижу Наташу», — мелькает у меня радостная мысль.
Подходит трактор, но, кроме водителя и нашего снабженца Михаила Лунеко, ездившего выручать остатки грузов с перевалки, никого не видно.
— Валентина Александровича не дождался, — говорит Михаил, соскакивая с трактора. — На днях ожидают его на перевалке. Боюсь, что его застанет паводок и до нас не Успеет добраться.
