Помимо всего, Макар Медов был чрезвычайно любознателен. Жажда посмотреть на незнакомые края толкнула его в молодости в далекое и длительное путешествие.
Услышав от казаков и жителей города Якутска о далекой Колыме-реке, об обилии рыбы в реках, он в качестве конюха прибыл с купцом в поселок Олу. Здесь, проработав некоторое время батраком, обзавелся семьей. Возил грузы зимой на оленях, летом на лошадях до реки Колымы. Семья его росла, но хозяйство по-прежнему было небольшим, жили бедно, впроголодь.
Таков был этот местный житель, согласившийся нам помочь. И Макар выполнил свое обещание.
Но сами понимаете, на восьми лошадях, собранных Макаром, много грузов мы перевезти не смогли. Решили подбросить их лишь до реки Бахапчи, а дальше рискнуть сплавиться до устья Среднекана. Местные жители, и Макар в том числе, в один голос говорили: «Это опасная затея. На протяжении тридцати километров идут сплошные пороги, а по Бахапчинским порогам никто еще не проплывал. Двадцать пять лет назад пытались проплыть по ним казаки, но на первых же порогах разбились».
Но у нас другого выхода не было.
— Восьмого августа Билибин с пятью рабочими и нашим проводником Макаром Медовым, взяв трехмесячный запас продуктов и самое необходимое из вещей, отправился вверх по реке Оле. Я в тот же день отправился продолжать свои работы на побережье. Ну, а дальше вам расскажет про сплав участник и главный лоцман Степан, — хитро улыбаясь, говорит «Цареградский.
— Расскажите, Степан Степанович, как вы плыли первый раз по этой реке, — просим мы хором.
— Расскажи, Степан, это полезно послушать, первый раз будем плыть по реке, — поддерживает Цареградский.
— Да что рассказывать, — смутившись, говорит Степан. — Только в конце августа привел нас Макар вот на это место, где мы с вами сидим. «Отсюда можно плыть на плотах, река здесь уже широкая», — заявил он. Мы приступили к постройке двух прочных плотов. Вставали очень рано, ложились поздно.
Тридцатого августа плоты были готовы. Вечером в палатке, накануне отплытия, мы еще раз долго расспрашивали Макара о порогах, о Колыме и о признаках, по которым Можно узнать устье Среднекана, куда нам надо было плыть. На большом листе бумаги Макар с сосредоточенным лицом, пыхтя, «начертил» нам схематическую карту нашего пути до Среднекана, метко описывая местность. Сергей быстро перечертил ее себе в записную книжку, проставил названия, расстояния между протоками и замечания Макара.
Вскоре Макара, здорово выпившего, совсем развезло, и он начал усиленно и слезно уговаривать нас не плыть, а вернуться с ним обратно и зимней дорогой ехать на прииск. Сергей махнул на него рукой и прекратил расспросы. А Макар, сидя на земле в углу палатки, продолжал разговаривать сам с собой, причитая нараспев по-якутски:
«Большая да большая, страшная река Бахапча,
Плохие да плохие пороги в ущелье.
Бедные да бедные русские, однако,
Все покойники будут».
«Ничего, Макар, — успокаивал я его, — у нас на Лене по Витиму пороги — не приведи господь, а плавали через них. Проплывем и здесь».
Рано утром мы отплыли. Я с Билибиным поплыл на первом» плоту, Сергей с ребятами — на другом.
Воды в реке было мало, наши тяжело груженные плоты часто садились на косы, их приходилось беспрерывно сталкивать с мелких мест.
Неприятный сюрприз ожидал нас на второй день нашего плавания. Целый день пришлось тащить плоты по почти сухой протоке, так как путь преграждал большой порог, который нельзя было при малой воде переплыть. Этот порог мы назвали «Неприятным».
После порога мы еще два дня тащились по мелководью.
Наконец, река стала шире, и приходилось только следить, чтобы плот шел главной струей. Быстро плыли вперед. Однажды вечером Билибин говорит мне: «Степан, наверно, скоро пороги начнутся. Причаливать, пожалуй, пора к берегу на ночлег. Да и солнце скоро зайдет».
Вдруг наш общий любимец — пес Дёмка вскочил на ноги и стал смотреть вперед… Смотрю, впереди на правой косе как будто два медведя ходят. Солнце скрылось за горой. Стало сразу темнее. На гальке около воды шевелились две неясные темные фигуры, одна побольше, другая поменьше.
«Да, определенно медведица с медвежонком, — подтвердил Билибин. — Доставай, Степан, винчестер».
Затихли. Плоты понесло скорее, мы прицелились. Присматриваюсь. Да это же люди! Наклонились и сеть выбирают, вот блеснула серебром рыба, бросают на берег.
«Не стреляйте! — закричал я. — Это люди, Юрий Александрович!» — и толкнул в сторону его винчестер.
От неожиданности он нажал курок. Прогремел выстрел. Люди быстро вскочили на ноги, теперь их было хорошо видно. Вдруг они сразу что-то закричали, размахивая руками. Но из-за шума ничего не было слышно. Я взглянул вперед и невольно выругался. Прозевали порог! Наш плот несло к левому берегу прямо на камни, торчащие гребнем.
«Бей вправо!» — крикнул я, хватаясь за весло.
Но было поздно: плот налетел на камни. Вышибло переднее весло, больно ударило Билибина. Плот затрещал, лопнули передние вязья. Моментально стало заливать груз. Передние бревна начали расходиться с одного боку веером. Мы с Иваном нажали веслом, и плот, развернувшись, сорвался с камня. Нас занесло в тихую заводь и стало крутить. Рядом с нами плавали ящики с консервами и вьюки с мукой.
Причалив, мы моментально выловили из воды подмоченный груз, разложили его на берегу.
На долбленом маленьком ботике-душегубке, быстро пересекая реку, подплывал к нам якут. На корме сидел его десятилетний сынишка, на дне ботика прыгали жирные серебристые хариусы.
Мальчуган испуганно смотрел на заросших волосами мокрых русских.
Едва успев поздороваться с якутами, мы бросились помогать причаливать Сергею, благополучно проплывшему порог.
Якут, спокойно закурив трубку, смотрел на нашу суету. Выше, на берегу, стояла с короткой трубкой во рту якутка, за ее подол цеплялся мальчуган лет трех.
«Да это юрта Дмитрия Амосова — «Заики», Юрий Александрович! Про нее еще Макар говорил. Как быстро проплыли! Отсюда рукой подать до порогов, километров десять, не больше», — проговорил Сергей, здороваясь с Дмитрием и его женой.
Гурьбой, во главе с хозяевами, мы отправились к юрте, стоявшей немного в стороне от реки. Около юрты, у дымокуров, лежали и стояли коровы с телятами, лениво отмахиваясь от надоедливых комаров.
Гостеприимные хозяева угостили нас испеченными на костре хариусами, чаем с молоком и сушеной рыбой вместо хлеба.
На все наши вопросы о порогах Дмитрий, делая страшное лицо, махал руками и отвечал по-якутски:
«Плохо, плохо. Плыть нельзя, покойник будешь».
Больше мы ничего от него не добились.
На следующий день, подсушив груз, мы простились с гостеприимным семейством Дмитрия и отчалили.
«Бедняги русские, все утонут», — уверенно сказал он на прощание.
И я и Сергей Раковский знали якутский язык. Переводить — его слова мы, конечно, не стали.
Пороги, действительно, оказались трудными и опасными. Дважды, с большим риском для жизни, приходилось снимать наш плот с камней. В последний раз, снимая плот, мы потеряли Дёмку. Он соскочил с полузатопленного, прижатого к валуну плота и выплыл на берег. Наш плот неожиданно сорвало и понесло по реке. Дёмка не сумел нас догнать по берегу, и мы все жалели нашего любимца.
Первый порог мы назвали «Два медведя» в память о неудачной охоте. Затем шли пороги: Ивановский, Юрьевский, Степановский, Михайловский и Дмитриевский в честь первых сплавщиков-разведчиков.
Последний порог был назван Сергеевским. Он оказался самым опасным и длинным, усыпанным в шахматном порядке крупными гранитными валунами, с резким падением воды на сливе. На нем впервые сел на камни плот Раковского. Мы пронеслись мимо него с необычайной быстротой и сплыли в тихий плес.
Оказать Раковскому помощь было невозможно.
Просидев два часа на камнях, он отделил от плота четыре бревна. Только тогда ему удалось сняться с валуна среди бушующей воды.
В устье реки Бахапчи мы оставили затесы на деревьях, чтобы нас могли найти остальные члены экспедиции, и поплыли по широкой и спокойной Колыме.
Вскоре показалось устье первой реки, которую мы назвали Утиной. Промелькнули устья еще нескольких речек. На третий лень мы причалили в устье реки Среднекана. Узнали ее по приметам, живо и детально описанным Макаром Медовым.
Поднявшись вверх по реке на несколько километров, натолкнулись на старателей, мывших золото в устье ключа Безымянного.
Мы были на месте назначения. В шести километрах от устья ключа срубили два барака. Сделали стол, нарезали чурбаков вместо стульев, каждый по своему вкусу сделал себе койку. Поставили привезенную с собой железную печку, и наше жилье было готово к зиме. Сразу же приступили к разведке. Продовольствия хватило до начала декабря. Около месяца пришлось жить впроголодь. Когда мы съели внутренности павших лошадей и принялись за конскую шкуру, пришел, наконец, долгожданный олений транспорт с продуктами, с ним прибежал потерявшийся Дёмка. Вот и весь рассказ… — разводит руками Степан.
