— У вас тут совсем анштендиг! [71] — И принялась по очереди рассматривать родню мужа.
Андр подвел Андрея к полке со своими книгами. В комнате, при свете лампы, мальчик выглядел еще стройнее и красивее. Мария, желая рассмотреть его хорошенько, поманила пальцем к себе, всем своим видом показывая, что нельзя прекословить. За полу пиджака притянула поближе к лампе, взглянула на ноги и милостиво отпустила.
— Ага! — сказала она. — Это рихтиг[72].
Дело в том, что крестьянских постол она не выносила и хотела убедиться, действительно ли на ногах Андра башмаки. Калвиц-отец сидел рядом с нею, — надо было и его разглядеть. Ноги у него босые, пиджак надет прямо на льняную рубашку, но полотно хорошо выбелено, воротничок и манжеты вышиты. Калвица совсем не смущала беседа с такой выдающейся особой. Свежевыбритый, с приглаженными волосами, он курил папироску из коробочки Андрея. На пол не плевал, тыльной стороной ладони носа не вытирал. Совсем спокойно и толково расспрашивал, каково им живется в Риге.
Вначале Мария почувствовала себя задетой. Он явно не восхищался ни ею, ни ее кисейной блузкой, ни коричневой юбкой, не хотел заметить, что она одета точь-в-точь как Анна. Изредка только косился на золотое кольцо с большим желтым камнем, надетое на ее указательный палец, и на такие же серьги, которые сейчас при свете лампы горели особенно ярко. Но так как Калвиц-отец держался в своем доме как радушный хозяин и охотно беседовал с гостьей, Мария не нашла причины рассердиться пли остаться недовольной. Конечно, побольше почтительности этот крестьянин мог бы проявить, но, должно быть, он еще не понял, с кем имеет дело.
В Риге теперь жизнь хоть куда! Приезжает столько деревенских, что можно сдать все комнаты, сколько бы их ни было. У ее мамы по Эрнистинской два дома: большой, окнами на улицу, занимает мать и они с Андреем и дочкой Аннулей. Большая Анна со своей Мартой помещаются в маленьком флигеле, он выходит в сад. Раньше этот флигель снимал Альфред Ритер, из дивайцев, друг Андрея, у него Андрей и поселился до своей женитьбы. Ритер тоже женился на богатой, ее отец владеет большим участком земли по улице Грегора у станции Засулаукс. Андрей работает на фабрике, получает рубль с лишним в день. Мария с Анной шьют для магазинов на базаре Берга,[73] Анна взяла в рассрочку машину, скоро будет собственная, в этом году думает выплатить.
Калвиц слушал, но так как многое из того, что рассказывала Мария, он уже знал от Андра, то не выказал особого удивления, по крайней мере его краткие и редкие замечания не удовлетворили рассказчицу. Она вздернула нос еще выше и стала присматриваться, как Марта Калвиц возится с маленькими девочками. Да, с детьми обращаться она умеет — выдвижные ящики комода открыты, там много всяких интересных вещичек. Не особенно приятно только то, что больше внимания она уделяет девочке Анны — маленькой Марте, которую знает с колыбели. Но выразить неудовольствие Мария не успела — Калвициене уже ставила на стол ужин.
Хозяйка все делала споро, хотя никакого волнения и подчеркнутой поспешности не было заметно. Перекинулась несколькими словами с Марией, расспросила о детях, но с Анной заговаривать как будто избегала, только изредка бросала на нее мимолетные взгляды. Чужая?.. Нет, этого сказать нельзя. То же лицо, та же осанка, но глаза совсем другие, чем были в те дни, когда она, затравленная, сжавшись в комочек и кутаясь в платок, сидела в комнате испольщика Силагайлей. Теперь же эти глаза смотрели уверенно, смело и мудро, словно ей уже не нужно ни у кого спрашивать совета и некого стало бояться. Калвициене держалась настороженно, — может быть, Анна все еще помнит, из-за чего ей пришлось убежать из Силагайлей, и сердится? Нет, кажется, уже забыла, выглядит довольной, успокоившейся, только серьезна, слишком серьезна. Эти морщинки в углах рта — прямо слезы навертываются, как вспомнишь, сколько ей пришлось перетерпеть и выстрадать.
Когда Анна вышла в кухню, помочь принести блюда с жарким и квашеной капустой, Калвициене не выдержала, обняла и, почти рыдая, припала головой к ее плечу. Ничего не могла вымолвить, чересчур многое надо было бы сказать.
Не только серьезной, но и умной стала Анна, — погладила крестную и сама ответила на невысказанное.
— Не говорите ничего, не надо, — сказала она просто, без всякой горечи. — Все, что тогда случилось, к лучшему. Теперь совсем хорошо. Мы обе твердо стоим на ногах, и ничто мне не страшно.
Только о Лиене захотела узнать. Как она живет со своим колонистом?.. Это был неприятный вопрос, хотя Анна ведь не знала о причастности крестной к судьбе Лиены. Калвициене ответила так, как частенько думала, успокаивая и оправдывая себя:
— Лиена могла бы жить барыней, кошелек с деньгами в ее руках. Светямур работает и хорошо зарабатывает, но только в корчме сидит. Но она сама не знает, чего хочет и что ищет. У каждого свой крест.
И сразу переменила разговор. Анна так и не узнала ничего о Лиене. Что жизнь у нее несладкая — это было ясно. Но Анна сама слишком много хлебнула горя, чтобы считать чужие беды чрезмерными и непреодолимыми. Кошелек с деньгами в руках, чего же еще можно желать!.. Анна помогла Калвициене принести блюда с жарким и капустой — домашние хлопоты, были, пожалуй, единственными, в чем они хорошо понимали друг друга и что их как-то сближало.
Андрей Осис осмотрел у Андра полочку с книгами. Их было немного. Рассказы про индейцев из Народной библиотеки[74] и принесенную из Леяссмелтенов книгу об Изабелле[75] Андр поручил матери, чтобы хранила в шкафчике. Издания «Отдела полезных книг» Андрей знал все, новой для него была только «Астрономия» Фламмариона.[76] Андр успел уже по ней изучить небо и хотел сейчас же бежать на улицу, показать Полярную звезду и наиболее интересные созвездия. Но так как летние ночи светлы и звезды неярки, они решили отложить осмотр до следующей встречи. Не меньше чем астрономией, Андр восторгался рассказом Екаба Апсита «Чужие люди» и был очень удивлен, когда Андрей бросил книжку и с оттенком презрения сказал: «Для кошек и старых дев!» Столь же непочтительно перелистал тщательно подшитые номера журнала «Маяс Виесис» и литературные приложения к нему. Андр чуть не со слезами на глазах начал говорить об «Искателе жемчуга» Яна Порука — разумеется, он не признался, что, когда читал этот рассказ, наплакался — вместе с дамой в черном у могилы Анса Выпрога. Оказалось, что Андрей Осис знал и этот рассказ и пренебрежительно покачал головой: что это Андр умиляется этой манной кашицей, этаким киселем-размазней! Газету «Диенас лапа»[77] — вот что надо теперь читать, в ней тоже печатают рассказы, по ним учиться можно. Андр Калвиц становился все сумрачнее: у Андрея такие резкие и жесткие слова — бьет ими прямо в лоб; он совсем не восхищается тем, что должно вызывать слезы. Перед уходом на новое место помощник учителя Пукита подарил Андру четыре маленьких томика сочинений Лермонтова, — Андрей даже в руки их не взял. Правда, говорить по-русски он научился, в его цехе половина рабочих русские; русские газеты и технические книги он уже читал, но такие стихи его как-то не привлекали. Все же он заглянул в тетрадку Андра, в которую были переписаны стишки «Закрой глазки и улыбнись»,[78] «Небо в тучах грозовое», [79]«Взгляни, как роза цветет…».[80] Покраснев, Андр отнял тетрадку, должно быть, дальше записано слишком уж сокровенное, что и показать нельзя.
— «Небо в тучах грозовое»… — презрительно протянул Андрей Осис. — А стихов Вейденбаума[81] у тебя нет? Жаль! У нас только одна его книжка, изданная за границей, — мы его стихи переписываем и знаем все наизусть.
«Мы», «нам» — часто он говорил. Андр Калвиц плохо понимал, что это значит. Покосился на Марию и покачал головой — нет, она не из тех, кого Андрей называл «мы». Вероятно, это какое-то сборище людей, толпа, как на станции или на Клидзиньском рынке, — промелькнуло у него в голове.
Городские гостьи привезли гостинцы — апельсины и различные сласти, которые достались главным образом их же девочкам. Андрей прихватил с собой бутылку аллажского тминного ликера — для женщин этот напиток был слишком крепок, сам Осис чуть отпил из рюмки. Калвицу-старшему одному тоже не хотелось пить. Но он сварил бочонок домашнего пива, которое Марии очень понравилось. Правда, ее религия запрещает пить, но о самодельном в Писании ничего не сказано, наверное, это можно приравнять к чаю или кофе.
Калвицу хотелось побольше разузнать о Риге. Первым делом надо проверить, правда ли, что Альфред Ритер заделался мастером на фабрике и зарабатывает по три рубля в день, как он здесь хвастался. Андрей ответил как-то неохотно, пожалуй даже раздраженно. Не главным мастером он стал, а только подмастерьем, около двух рублей, может быть, и зарабатывает. Вообще-то Альфред Ритер так изменился, что о нем и вспоминать не хочется. «Мы с ним совсем не разговариваем, — сказал Осис. Андр опять подметил это „мы“… — Карл Мулдынь работает в Главном управлении железных дорог, но вот странно — своими железнодорожными делами интересуется очень мало, а больше кораблями…» Калвиц спросил: правда ли, что некоторые корабли так высоки, как дом с трубой?.. Порожний корабль, может быть, и выше, но когда нагружен — борта поднимаются над водой только на шесть футов… Такой ответ удовлетворил арендатора Силагайлей.
