Суворов обрадовался как малое дитя.
— Помилуй бог, хлеб-то какой! И народ здоровый!
Он выслушал нескладную речь купца и с благодарностью принял хлеб и соль.
Крепко пожав Гаскоину руки, он вскочил в тележку.
Гаскоин огорченно закричал:
— Ваше сиятельство, куда вы? Обед ждет!
— Помилуй бог, — откликнулся Суворов. — Петербург ждет. Поспешать надо. Пошли.
И тележка загремела по дороге.
Александр Васильевич, не отдохнув, ускакал в столицу.
Вспоминая Петрозаводск, полководец немного отошел, успокоился и стал мечтать о походах…
Прискакав в столицу, Суворов, не откладывая дела, написал донесение государыне Екатерине Алексеевне. Оно было кратко и просто. Александр Васильевич писал:
«Слава наместнику! Работные — молодцы. Гаскоин велик. Составные его лафеты отнюдь не подозрительны. Петрозаводск знаменит. Ближайшая на него операция из Лапландии. В последнюю войну предохранение той страны было достаточно и мудро».
Вместе с докладной запиской Суворов представил государыне планы постройки приграничных крепостей.
Вскоре вслед за этим последовала высочайшая аудиенция.
Отправляясь во дворец, Александр Васильевич вновь зажегся надеждой. Однако матушка царица совсем безразлично встретила измаильского героя. На его вопрос:
— А теперь как, государыня-матушка?
Императрица изволила величественно и холодно ответить Суворову:
— Теперь, Александр Васильевич, вы отправитесь обратно и будете возводить по сим планам крепости.
Полководец печально опустил голову.
Уходя из дворца, он с горечью думал:
«Помилуй бог, как рассудила! Лопата, известь и пирамида кирпича неужто мне лучше баталии?»
Так же, как и в первый раз, он сел в тележку и немедленно уехал в Выборг.
И на душе у него было тяжело и грустно от незаслуженной обиды.
1944
В 1791 году, по случаю неприязненных отношений со Швецией, по указу государыни Екатерины Алексеевны полководец Александр Васильевич Суворов получил назначение в Финляндию. Ему вменялось стать во главе русских войск, расположенных в этом крае, и произвести срочные укрепления на неспокойной шведской границе. Суворов без отлагательства выехал в Финляндию и приступил к осмотру крепостей и гарнизонов. Везде с нетерпением и трепетом ожидали требовательного полководца. Со дня на день ждали его и в северной пограничной крепости Нейшлоте. Крепость эта считалась весьма важною, так как занимала большое стратегическое положение. В городе все было поставлено на ноги. Бургомистр денно и нощно приводил город в порядок, хотя, надо отдать справедливость, город и без того был безукоризненно чист. А сейчас опрятный домик, в котором помещались присутственные места, выглядел весьма празднично и привлекательно. На легком ветерке трепетали русские флаги, с балкончиков свешивались веселые ковры. Все подтянулись. Не дремали и в самой крепости. С восхода солнца начинались учения, приводились в порядок старые крепостные стены, валы, чистили старые пушки. Русским солдатам не терпелось увидеть прославленного полководца и хотелось не ударить лицом в грязь. Наконец в город прискакал курьер, возвестивший, что Суворов выехал со своей главной квартиры и спешно двигается к Нейшлоту. На другой день, только что показалось раннее летнее солнце, в городке все пришло в движение. Одетые в парадные мундиры должностные лица — бургомистр, комендант крепости, офицеры и чиновники — расхаживали взволнованно по светлому залу ратуши. На улице шумела нарядная толпа. Все посматривали на михельскую дорогу, откуда должна была показаться карета. Вперед был выслан конный разведчик-финн, который при появлении на дороге Суворова должен был скакать в город и предупредить бургомистра.
День разгорался солнечный, яркий. Синело небо, пригревало. На пристани неподвижно стоял большой катер. Разукрашенные красным сукном скамьи пылали на солнце пожаром. В городе застыла торжественная тишина…
Тем временем к украшенной флагами пристани подошла небольшая лодочка. Какие-то два финские поселянина, одетые в грубые балахоны и широкополые шляпы, хотели пристать к пристани и выйти из лодочки. Но блюстители порядка торопливо прогнали их от разукрашенной пристани. Старичок, сидевший у руля, направил лодочку пониже к берегу и там неторопливо сошел. Был он слегка сутул, весьма сухощав, но очень подвижен. В надвинутой на глаза широкополой шляпе поселянин стал проворно пробираться к дому бургомистра. С трудом старик протиснулся к дверям ратуши и хотел скользнуть в приемный зал. Но тут высокий строгий ленсман сурово остановил его.
— Ты куда идешь? — закричал он по-фински.
Старик учтиво поклонился и сказал:
— Допустите, я к господину бургомистру по весьма важному делу.
— Ступай, ступай прочь! Какие теперь дела! — проворчал еще строже ленсман.
— Послушайте, господин ленсман, по закону каждый человек может видеть и говорить с бургомистром! — Старик серыми глазами упрямо посмотрел на ленсмана, нахмурился.
— Это верно, — согласился ленсман. — Но сегодня здесь ждут большого царского генерала, и ему не до тебя. Убирайся подобру-поздорову…
Старик склонил голову и медленно выбрался из толпы. В эту минуту говор в народе стал громче.
— Мчит! Мчит! — загомонили в толпе, указывая на скачущего всадника. На резвом сером коньке он быстро подвигался вперед, ожесточенно размахивая руками. Сразу все пришло в движение. Из городского дома торопливо вышли бургомистр, комендант, чиновники, депутаты. На широкой улице впереди всех встал дородный представительный бургомистр с хлебом-солью в руках. Взоры всех устремились вперед. Это было своевременно, так как вдали в облачке пыли показалась карета. Народ восторженно снял шапки, готовясь торжественно кричать встречу. Бургомистр и комендант двинулись навстречу подъехавшей коляске. Из нее вышли трое военных. Суворова между ними не было.
— Как, разве его сиятельство господин фельдмаршал не приехал? — вскричал огорченно бургомистр.
Комендант огорченно пожал плечами.
— Не извольте беспокоиться, — отозвался на огорченные восклицания прибывший полковник. — Он сейчас будет, так как раньше нас выбыл сюда водою…
Озабоченность не сошла с лиц встречавших. Бургомистр и депутация вместе с прибывшими отправились на пристань. Все уселись в разукрашенный катер и поплыли на озеро, откуда должна была выплыть ладья фельдмаршала. Народ взбирался на окрестные холмы и скалы, откуда открывался широкий вид на зеркальные воды Саймы.
По-прежнему ярко светило солнце. Тишина застыла над озерными просторами.
И вдруг совершенно неожиданно за крепостными стенами раздался стройный гул солдатских голосов и, откликаясь многоголосым эхом, тихо покатился по озерной глади.
— Я так полагаю, граф изволил уже проследовать в крепость, — в раздумье сказал прибывший генерал.
— Не может того быть! У меня порядок, ваше превосходительство. Всюду расставлены часовые, — муха не пролетит незамеченной, — несколько обидчиво отозвался комендант, седовласый полковник.
Но тут с верхов крепости раскатился гром пушечного выстрела, синеватый дымок взвился и постепенно растаял над валами. Следом грянул второй выстрел.
— Видите! — поднял плечи генерал. — Фельдмаршал уже в крепости.
В это время от крепостной пристани отвалила лодка с офицером. Минуту спустя он докладывал коменданту:
— Граф Суворов изволил осмотреть крепость. Он просит вас к себе. Будет рад видеть всех желающих представиться.
Все были обескуражены. Слегка побледневший комендант хмурился, пожимал плечами и не мог успокоиться:
— Помилуйте, как же так?
Бургомистр и депутаты торопливо разместились в катере и поспешили к крепости. Им было очень досадно. Народ бросился к проливу, усеивая берег.
На крепостной площади был выстроен гарнизон, при орудиях стояли канониры, а Суворов со священником и старшими офицерами уже проследовал в одну из крепостных башен.
К коменданту подбежал унтер-офицер и попросил прибывших наверх.
— Послушай, голубчик, как же так получилось? — сконфуженно допытывался старик. — Кто просмотрел?
— Ваше высокоблагородие, — тихо отозвался солдат, — батюшка Суворов уже с час, как в крепости. А прибыли они в крестьянском челне, да с одним гребцом. А одеты в чухонский плохонький кафтанишко, да настрого приказали молчать о своем приезде. Он прошел прямо в церковь, помолился, осмотрел казармы, лазарет, а теперь, вишь, на стены взобрался и приказал палить из пушек…
Комендант не дослушал, торопливо и взволнованно бросился к башне. За ним гуськом стали подниматься бургомистр и гости. Каменные ступеньки лестницы были узки и круто поднимались вверх. Теснясь и волнуясь от предстоящей встречи, все терпеливо поднимались в высокую старинную башню. На площадке самого верхнего яруса, едва переводя дух, все увидели бодрого худощавого старика в сером финском балахоне и широкополой шляпе. Балахон был распахнут, и под ним виднелся мундир Преображенского полка с георгиевскою лентою через плечо.
