Горный начальник принял присланного из Москвы пробирного мастера весьма радушно.
Ему отвели уютный покой, и сам хозяин пригласил его к столу.
Напыщенный, в напудренном высоком парике и в новом атласном камзоле саксонец снисходительно спросил Рюмина:
— О, этому делу слишком много уделяют вниманий! Кто, позвольте, сим делом интересуется?
Рюмин утер кружевной салфеткой рот и почтительно сказал;
— Сим делом весьма интересуется наш ученый Михайло Васильевич Ломоносов.
— Ломоносов! — поперхнулся саксонец и криво усмехнулся. — Но такой нам неизвестен. Разве русские имеют ученых муж?
Рюмин с достоинством поклонился немцу.
Ничего иного не оставалось, как подчиниться требованию берг-коллегии.
В ожидании весны под наблюдением Рюмина возвели горн для плавки и муфель.
В первые весенние дни в шурфах Ерофея Маркова была взята новая проба песка и глины, и Рюмин сделал анализ, который показал, что в камушках — настоящее золото. Однако залегание его в грунте было весьма неопределенно. Это всех сбивало с толку. Берг-коллегия слала в горную канцелярию новые и новые требования, но гордые иноземцы не хотели признаться в своем невежестве.
Долго тянулись отписки. Михайло Васильевич Ломоносов в это время находился за границей.
Но однажды в весенний теплый день, когда с крыш падали первые звонкие капли тающего снега, к Академии наук подъехали сани, запряженные цугом, и из них вышел коренастый круглолицый человек, одетый в легкую шубку. Служитель академии почтительно поклонился прибывшему:
— С приездом, Михайло Васильевич!
Ломоносов прошел к себе в лабораторию, скинул шубку. Он долго ходил среди колб и пробирок. Весеннее солнце сверкало и отражалось всеми цветами радуги в жидкостях и склянках. Передвигаясь от стола к столу, Михайло Васильевич наткнулся на запыленные желтенькие камушки.
— Золото! Что с ним? Что с Ерофеем Марковым? — ученого сразу охватила деловая лихорадка. — Назар! Назар! — закричал он.
Вошел служитель и почтительно остановился у двери.
— А что, иноземец прибыл?
— Прибыли-с, Михайло Васильевич, ожидают вас, — отозвался служитель.
— Зови сюда!
В лабораторию вошел подвижной молодой иноземец, затянутый в щегольской камзол. Михайло Васильевич дружески протянул ему руки.
— Вы изволили искать дело, а оно вот тут. Еще какое! — глаза Ломоносова юношески засверкали. — Смотрите! — он расправил ладонь. На ней лежали крупинки мерцающего металла.
— Золото!
— Оно! — улыбнулся ученый. — Вам надлежит собираться в дорогу, в Екатеринбург. Сей металл весьма необходим нам…
Ломоносов взял стул и подсел поближе к окну. За ним в ясном просторе весеннего голубого неба плыли курчавые облака. Звучала капель. Михайло Васильевич вспомнил свою родину, юность и, вздохнув, сказал:
— Сему делу надо помочь! Особо помочь надо и тому русскому старателю, кой открыл сей благородный металл.
Иноземец приехал на Каменный Пояс не один: его сопровождал берг-гаузер. Оба они прибыли в горную канцелярию, вызвали Ерофея Маркова и очень внимательно выслушали. Летом они втроем с партией рабочих отправились на знакомые Ерофею места. Для поисков избрали тот самый шурф с жилой железных руд, который был заброшен по указу горной канцелярии.
Берг-гаузер сам забрался в копань; он с рабочими углубил ее, тщательно проглядел каждую горсть песка и неожиданно для всех обнаружил коренную жилу.
Взятые образцы руды с блестками золотинок были опробованы и показали богатое содержание золота.
Немедленно написали о том Ломоносову, поздравляя его с открытием первого русского золота.
Ерофей Марков ожил; былая веселость его воскресла в нем. Кержаки-гранильщики гордились своим земляком. Даже сам господин поручик Рефт стал подавать Ерофею руку.
Но как ни старался Михайло Васильевич Ломоносов, однако ему одному не под силу было сдвинуть дело с мертвой точки. Иностранцы всюду ставили преграды. Они понимали важность открытия Ерофея Маркова и приняли все меры к тому, чтобы потопить открытие в пучинах канцелярских отписок.
Шли годы. Другие дела отвлекли Ломоносова. Бесконечные интриги немцев, наводнявших в то время Академию наук, отнимали у первого русского ученого много сил и времени. Среди них постепенно забывалось открытие Ерофея Маркова. Шурфы, копанные им, постепенно заплыли, покрылись молодой порослью, и все понемногу предалось забвению.
Только много лет спустя, в 1816 году, когда Ерофея Маркова давным-давно не было в живых, вновь вспомнили первого русского золотоискателя, — и на Урале приступили к разработке залежей рассыпного золота.
1941
Кат — палач.
Жигарь — углежог, обжигающий уголь для заводских домен.
Бойцами называются высокие скалы на берегах реки Чусовой. О них в былое время часто разбивались струги.
Потесные — рулевые.
Кержак — так на Урале и в Сибири называют старообрядцев.
Шиханы — скалистые вершины гор.
Бирючи — глашатаи царских указов — разъезжали по людным площадям и улицам Москвы и зачитывали народу царские решения.
Епитимья — церковное наказание.
Профос — в старину военный полицейский служитель.
Каменные Палатки — скалы под Шарташем.
