— Нет, пойду на сплав, там мне нравится.
Из угла послышался голос Касимовой:
— Ну что, Андрей, опять лапти принимал?
— Ага. До обеда. А потом раковины для уборных и ванны. Сто пятьдесят комплектов.
— Ой, смотри, Аниканов, большую ответственность взял ты на себя! Разворуют лапти, не миновать тебе тюрьмы, — не без иронии заметил Толкунов.
Кругом засмеялись.
— А что, один парень в самом деле стащил сегодня пару лаптей! Говорит, старые сносились.
— Между прочим, Андрей, ты не интересовался, — снова послышался из угла голос Касимовой, — почему везут оборудование для ванных и уборных, а не инструмент? Пил и топоров не хватает, работа из-за этого задерживается, а они там… Кто это делает? Узнать бы да в газету прописать. Это же вредительство!
— Мое-то дело маленькое — принимай и сохраняй, — отмахнулся Аниканов.
— Нет, ты должен это выяснить, — настаивала Касимова. — И все коллективно напишем письмо. Как думаете, товарищи, а?
— Правильно, — послышались голоса.
— Вряд ли я что-нибудь узнаю, — усомнился Аниканов. — Там такая путаница в накладных и имуществе, что сам черт ногу сломит.
На следующее утро Захар пошел разыскивать конный парк, чтобы оттуда на подводе добраться до сплава. Парк находился на обширном дворе, наскоро обнесенном жердями. Хозяйство произвело на Захара удручающее впечатление: телеги стояли со сломанными колесами или оглоблями; изнуренные лошади бродили по колено в грязи, у многих из них были сбиты холки или спины, и над ранами роились зеленые мухи.
У ворот Захар увидел добротную бричку с сеном, запряженную парой довольно свежих коней. В передке брички полулежал в дремотной позе человек лет под тридцать, с широко посаженными маленькими глазами, глядящими исподлобья; что-то хитрое и тупое одновременно было в его на редкость отталкивающем лице с толстыми влажными губами.
— Куда подвода, не на сплав? — спросил Захар, разглядывая лошадей; левый гнедой был, по-видимому, строевым конем: с правильным экстерьером, с прямо поставленными задними ногами, сухими точеными бабками и чуть вислым крупом. Он немного напоминал Егеря.
— А ты кто? Что за спрос? — Незнакомец лениво приоткрыл сонные глаза.
— Мне нужно ехать на сплав.
— Так это вы — товарищ начальник? — Возчик привстал. Лицо его оживилось и сразу поглупело.
— Нет, я просто пассажир. А ты только начальство признаешь?
— Да нет. — Возчик раздумчиво поглядывал на Захара. — Это я так.
Пока они разговаривали, подошли Ставорский и с ним двое: один пожилой, медлительный, второй — совсем молодой, высокий, в кожаной куртке, со смуглым лицом и фигурой атлета.
— А ты чего, Жернаков, здесь? — спросил Ставорский, протягивая руку. — Наниматься пришел?
— На сплав возвращаюсь, вот записка из отдела кадров. — Захар подал бумажку.
— Это не со мной, а вот с товарищем Бутиным говори, — пробежав записку, указал он на пожилого мужчину. — В его распоряжение выделена подвода, возьмет — не возражаю.
— А чего не взять? — весело посмотрел на Захара тот, кого Ставорский назвал Бутиным. — Что, работаешь там?
— Работал, — ответил Ставорский вместо Захара. — А потом свалился в реку, простудился и заболел… У меня лежал. Это бывший кавалерист, Иван Сергеевич, в кавшколе учился, а потом покалечился, и его демобилизовали. Ему бы не на сплав, а на конный парк, коней он знает и любит; мне же до зарезу нужен комсомолец — бригадир конюхов. Но вот не хочет! Может, вы повлияете на него, Иван Сергеевич?
Бутин с интересом оглядел подтянутую фигуру Захара.
— Чего же не идешь в конный парк?
— Больше нравится на сплаве, — слегка робея, ответил Захар; он как-то растерялся под взглядом Бутана.
— Комсомолец должен быть не там, где ему больше нравится, а там, где он больше нужен. И нечего заставлять людей уговаривать себя — нужно, значит нужно. Тем более ты кавалерист… Ну, поехали, — распорядился он и грузно уселся в бричку.
Рядом с ним примостился парень в кожаной тужурке. Захар вскочил на задок, возчик гикнул, и лошади весело взяли с места.
Захар не слышал разговора, происходившего между Бутиным и его соседом, — грохот брички заглушал голоса. Только у широкой болотистой низины парень в кожаной тужурке повернулся к нему и крикнул:
— Еще далеко?
Выслушав Захара, помолчал, задумчиво посмотрел ему в лицо.
— Как фамилия? — громко спросил он. — Ну что ж, мы тут решили с Иваном Сергеевичем, что тебе нужно идти к лошадям. Давай познакомимся, — протянул он руку, неловко выгибаясь. — Сидоренко, заворг комитета комсомола. Нужно укреплять конный парк комсомольцами! — кричал он. — Видел, какой там беспорядок? Ведь лошади наш единственный вид транспорта.
— Ну, раз решили, — значит, пойду, — ответил Захар.
Солнце стояло еще высоко над лесом, когда они приехали на сплав. Захар не узнал прежних мест: кругом все зазеленело, тайга стала гуще, на левом берегу появилась бугристая галечная отмель, а там, где лежали штабеля бревен, остались на земле лишь вороха осыпавшегося древесного корья.
Ни на берегу, ни в бараке никого не было. Но по реке шли вереницей бревна; где-то неподалеку слышались голоса сплавщиков: «Раз, два — взяли! Еще взяли! Навались!»
Бутин с Сидоренко ушли туда, а Захар отправился вниз вдоль берега, где должны были работать товарищи из его звена. Он снял шинель. В гимнастерке было легко и приятно.
Странное настроение владело Захаром, когда он шагал по тропинке, ставшей очень торной за его отсутствие: будто он вернулся в родные места. Знакомые до каждого малейшего заливчика изгибы Силинки, злополучная коряга с привязанным бревном, сильно вылезшая за это время из воды, громадный дуплистый кедр, на котором видели они с Каргополовым косача, — все было для него дорогим и близким.
Сплавщики встретили Захара веселым шумом:
— Эй, Жернаков, беги за ружьем, вон там еще один таймень под корягой сидит! Тогда добре поели ухи за твое здоровье.
— Ну, все в порядке? — ласковой улыбкой встретил его Каргополов, сузив свои маленькие, глубоко сидящие глазки. — А я уж беспокоился, хотел навестить тебя.
— Давай сменю, отдохни. — Захар взялся за багор.
— Во-во, принимайся-ко за роботу, Жернаков, — одобрительно заметил Иванка-звеньевой. — Поди, жирок ужо мешат?
— По всему видно, что «мешат», — отозвался Гурилев. — Человек еле ноги волочит, а он: «За роботу!»
— Вот я тя, Гурилев, вышибу из звена, — пригрозил Иванка-звеньевой, и все грохнули смехом.
— Он каждый день грозит Гурилеву, — объяснил Иван Захару. — Ну и черт же! — сказал он вполголоса и кивнул на Гурилева. — Каждый день отмачивает что-нибудь. Вчера после работы Иванка надел армяк, сунул руку в карман да как завизжит: «Гадюка!» Вмиг сбросил армяк, ухватил багор и давай охаживать им одежину. В двух местах лопнул армяк по швам. Вытащил палкой гадюку из кармана и объявил: «Вот, робятка, как я ее, голову ажио отшиб». А Гурилев подходит и спрашивает: «А ну, где голова, посмотреть, что за гадюка?» Иванка вывернул карманы, но головы там не оказалось. Всем звеном искали ее, так и не нашли, а когда возвращались домой, Гурилев шепнул мне, что это он положил Иванке в карман обезглавленную гадюку…
Когда сверху подошли последние бревна, над лесом уже золотистым костром разгорался закат. Сплавщики кинули на плечи багры и шумной гурьбой выбрались на берег.
Уже стали одеваться, как вдруг Гурилев завизжал голосом Иванки-звеньевого:
— Робятка, годюка!
Хохоча, сплавщики двинулись домой, а Иванка, не сразу понявший, в чем дело, брел насупившись. Захар с Каргополовым пошли рядом.
— Слушай, Иван. Я решил перейти в конный парк. Назначают бригадиром. Приехал забирать пожитки, — сказал Захар.
— А на черта тебе это нужно? Смотри, какое тут интересное дело!
— Но что я поделаю, если посылают?
— Откажись!
— Да не могу — комсомольское поручение.
— Жаль… Вон как сработались мы с тобой! Да и в звене тебя уважают. Смотри, чтобы хуже не было…
После ужина Бутин и Сидоренко проводили собрание.
— Я не хочу создавать у вас, товарищи, иллюзий насчет положения на стройке, — спокойно, раздумчиво говорил Бутин. — Впереди у нас много трудностей. Техники, по сути, у нас нет, все нужно делать голыми руками. Ожидаем вот несколько тракторов, но они положения не изменят. Значит, главное — ваша физическая сила. Жилья, по сути, тоже нет; многие ютятся там, где удалось найти крышу. Летом такое жилье пусть скверное, но терпимо. А придет зима? Как тогда? Сейчас спешно строится лесозавод, чтобы дать пиломатериалы для строительства жилья. Но сроки его пуска уже сорваны — значит, он недодаст много строительного материала, значит, меньше будет построено, и в зиму будет плохо с жильем. Вы хорошо поработали, почти весь лес сплавили за короткий срок. Но леса все равно мало, и его придется заготавливать летом. А тот, кто заготовлял лес летом, знает, что это труднее, чем зимой…
