Ибрагимбек понял, в чей огород камушек. Действительно, вот уже несколько недель свыше пяти тысяч хорошо вооруженных людей рвутся в бой, но вынуждены бездельничать, потому что командующий не решил, что предпринять. Чем он занимался все это время? Вел праздную жизнь. Ведь бек решил создать тридцатитысячную армию, такую, чтобы была похожа на сомкнутые пальцы громадной руки. Тогда и воевать можно по-настоящему. Но и этот турок прав, тут никуда не денешься. Нельзя воинам сидеть без дела, зарастут жиром.
— Вы правы, уважаемый назир, — сказал он, — воин обязан воевать. А посему завтра же утром все мои войска выступят в поход против неверных. Я сам поведу их и через день очищу Душанбе от большевиков.
— Душанбе хорошо защищен, ваше сиятельство, — предупредил Энвер. Он дал понять беку, что очень хорошо осведомлен о положении в этих краях. — К такой операции нужно тщательно подготовиться.
— Тохсаба, — крикнул бек, полуобернувшись, — численность душанбинского гарнизона?
— Пятьсот человек, Много пулеметов.
— Э-э, пулеметы-мулеметы, — отмахнулся бек, — что они могут сделать против лавины в пять тысяч сабель? Я возьму этот вшивый кишлак за два часа!
— Пусть вам аллах ниспошлет удачу, — пожелал Энвер-паша. Беку показалось, что тот снисходительно улыбнулся…
Артыка пригласили к беку после вечернего намаза. Солнце уже стояло почти у самого горизонта, и парень издали увидел в его косых лучах облако пыли. Кровавое это было облако. У входа в юрту стояли два стражника. Они пропустили его молча, вероятно, были предупреждены. Внутри юрты было темновато, но, судя по гомону, многолюдно. Артык припал на одно колено тут же у входа, приложил руку к груди и, склонив голову, скромно поздоровался. Тут соблюдался дворцовый этикет, и Артык был предупрежден об этом.
— Доблестный воин ислама Артык-бек, сын славного слуги нашего почтеннейшего Сиддык-бая! — громко объявил распорядитель.
Глаза Артыка привыкли к полумраку юрты. Бек сидел в дальнем углу на шелковой курпаче. По обе стороны от него сидело несколько мужчин в богатой одежде и стального цвета шелковых чалмах. Бек был примерно одного роста с Артыком, только шире в плечах. Ему показалось, что лицо командующего покрыто оспинками, а глаза чуточку прищурены. Одет он в парчовый халат, обут в сафьяновые сапоги. Услышав приветствие Артыка, все замолчали.
— Ваалейкум, джигит, — ответил бек. — Слышал о вашей доблести под Байсуном, очень рад. Надеюсь на вашу удаль и в будущем.
— Готов служить под вашим знаменем до самой своей смерти, ваше сиятельство, — подобострастно произнес Артык и встал, чтобы уйти. Но бек поднял руку, что означало «не спеши».
— Расскажи, джигит, о делах своего отца, да продлит аллах его дни, почтенного моего друга Сиддык-бая. Слушаем тебя все мы.
Артык рассказал об отряде. О его делах после байсунских событий и где он находится сейчас. Чем занят.
— Как относится к отряду чернь? — спросил бек.
— Думаю, неплохо, ваше сиятельство. — Спросил сам: — Разве это так важно, ака? Мы боремся за свою веру, за то, чтобы гяуры не оскверняли святую Бухару. И все в отряде думают так!
— Очень важно, парень, — сказал Ибрагимбек. — То, что ты рассказал нам, вселяет надежду, что правое дело ислама не оставляет равнодушным ни одного истинного мусульманина. Народ нашей земли никому и никогда не победить! — Бек говорил с пафосом, любуясь своим красноречием, и не столько для паренька, сидящего у двери, сколько для самоуспокоения.
— Да простится мне моя смелость, ваше сиятельство, — произнес Артык, поборов в себе робость, — ответьте на один вопрос.
— Какой?
— Зачем сюда пришли люди халифа? Разве мы сами не сможем справиться с гяурами?
— Все мы мусульмане, джигит, — важно ответил бек. — Поэтому мы и разрешаем им сложить свою голову за правое дело веры. Разве это не долг всех слуг Магомета?!
— Верно, но говорят, когда поднимется народ халифата, наступит конец света, ваше сиятельство.
— Придет. Только для гяуров! Кстати, что думают о людях халифа в лагере?
Говорили разное. Хотя бы тот же ошпаз, с которым только вчера беседовал Артык. Он сказал под большим секретом и, как показалось Артыку, с радостью, что эмирата больше не будет, а вместо него возникнет могучее царство братства мусульман от Гиндукуша до Арала, от Алатау до берегов Средиземного моря. Оно будет таким же сильным, как государство железного Тамерлана, и все народы станут платить ему дань. Обо всем этом Артык промолчал, вовремя сообразив, что оно может не понравиться беку.
— Они думают так же, как и вы, ваше сиятельство.
— Это хорошо, — обрадовался Ибрагимбек, — очень хорошо! Да, — напомнил он, — вы пока не уезжайте обратно, хочу посмотреть джигитов почтенного Сиддык-бая в деле.
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — сказал Артык и вышел из юрты…
Ибрагимбек не смог взять Душанбе с ходу. Начал осаду, которая длилась несколько дней. Каждая попытка бека захлебывалась под перекрестным огнем красноармейских пулеметов. В предпоследний бой пошел сам бек. Его расшитый золотом халат мелькал то тут, то там среди всадников, и красноармейцы, естественно, стали охотиться за ним. Тохсаба послал к нему Артыка и нескольких джигитов. И очень кстати. Артык подъехал к беку, когда тот барахтался, силясь вытащить ногу из-под подбитой лошади. Артык соскочил с седла и подбежал к беку, но заметив, как с крыши ближайшего дома в него целится красноармеец, вероятно, раненый, потому что руки у него дрожали, Артык сильно пригнул бека к земле и, падая на него, чтобы прикрыть своим телом, выстрелил сам из револьвера, которым обзавелся в бою. Пуля красноармейца попала в лошадь Артыка, а Артыка — в стрелявшего. Он помог беку освободиться, подал ему своего коня.
— Ты смелый и ловкий парень, — сказал ему бек после боя. — Беру тебя в личную охрану.
«Сорвалось, — кусал губы бек от злости. Он не слушал тохсабу, предупреждавшего, что бек стал предметом охоты красноармейцев и что ему необходима осторожность. — Разве с этими трусами можно воевать? Стая гиен, а не тигры! Таких бы мне джигитов, как сын того бая! О, аллах, помоги мне! Ничего, сегодня ночью я возьму этот проклятый кишлак, даже если останусь один! Сожгу его дотла!»
— Прикажите готовиться к новой атаке, тохсаба, — предложил он своему помощнику Аллаяру.
Сам бек не решился больше испытывать судьбу в бою.