узнал более или менее хорошо и потому назвал имена самых смелых и храбрых. Когда все эти люди подъехали к голове цепи, бай съехал с тропы, и маленький авангард, пришпорив коней, вскоре растаял во мраке ночи. «Да сохранит вас аллах, дети мои!» — мысленно напутствовал их бай. Он думал о своем наболевшем, его мысли были далеко отсюда, с Артыком. «Может, Ибрагимбек оставил его как заложника?» — мелькнула догадка, но он тут же отмахнулся от нее. Ему даже стало стыдно, что он, какой-то безвестный бай, мог усомниться в намерениях зятя светлейшего. Нет, Артык действительно мог приглянуться беку своей удалью и ненавистью к большевикам. Такие, как он, никогда не изменят ни делу, ни лицу.
А время шло. Наступал час, когда в месяц рамазан постящиеся просыпаются, чтобы помолиться и принять пищу на целый день. Ущелье расширилось и перешло в небольшую долину. Впереди мерцали редкие огни, наверное, костры красноармейцев. А все остальное пока еще утопало в темени ночи. И совсем далеко едва-едва угадывалась ломаная линия спины отца гор — Боботага, угадывалась по стертой его стеной россыпи звезд.
Сиддык-бай решил сделать привал. Он отъехал в сторону, к одиноко стоявшему боярышнику, и слез с коня. Прошелся вокруг дерева, чтобы разогнать застоявшуюся кровь в жилах. «Если не вернутся мои, — решил он, — отряд останется здесь до утра, может, даже до завтрашнего вечера. Спрячем лошадей за адыры, а сами сольемся с валунами и будем наблюдать за долиной. А там… обстановка подскажет, как поступить дальше!»
Пока собрались все джигиты, впереди послышался глухой топот коней. Бай приказал всем рассыпаться, а коней отвести в укрытие, благо оно было под рукой, сразу же за поворотом в лощине, чуть повыше места привала. Вскоре показались и всадники. Это был Пулат со своими спутниками.
— Мы привезли одного плешивого, ота, — сказал он, спрыгнув с седла, — он из Бурисая. Говорит, что русские живут только в этом кишлаке, а в других их нет. Да и там их немного, человек двадцать. Эй, каль, — крикнул он, — подойди-ка сюда и расскажи командиру обо всем.
Вокруг вернувшихся образовался круг. Из него вышел невысокий худой человек в рваном халате. Лет ему было около сорока, голова повязана чалмой из простой сарпинки. Глаза узкие, бородка жиденькая. Все это делало его похожим на знаменитого Алдара-косе, чей образ живет в сердце каждого человека Востока. А раз так, то и вид его не внушал доверия, казалось, соврет, не моргнув.
— Как тебя зовут? — спросил бай.
— Хайитбек.
— Хайиткаль, — поправил его Абдулла, джигит из Юрчи. — Мы его знаем, бай-бобо.
— Ну да, Хайиткаль, — согласился плешивый. — Это меня назвали так за то, что…
— За то, что волосы у него растут не там, где надо, — весело перебил его Гулям.
Сиддык-бай улыбнулся шутке.
— Плешивые, как правило, страшные хитрецы, — сказал он, — не обманываешь ли ты нас, а?
— Что вы, бай-бобо, — испуганно ответил тот. — Я же мусульманин! Если и вру кому, так только проклятым гяурам, чтоб они сгорели живьем! Я из-за них потерял работу и деньги, из-за них страдаю!
Здесь, под корявым боярышником, бай не мог еще знать, что этот плешивый человек станет одним из самых его верных помощников, а затем, в самый решительный момент, предательски оставит его в ловушке. Оставит, чтобы самому стать предводителем шайки головорезов, чтобы грабить и убивать своих же братьев-мусульман и в конце концов погибнуть от пули возмездия, как собака, на пропитанной навозом и мочой земле скотного базара в Денау. Это будет много позже, а сейчас…
— Так что ты знаешь, рассказывай, — приказал бай.
— Главные силы русских, — начал плешивый, — находятся в Юрчи. Их там больше тысячи и называются они полком. В этих же краях появилось только две группы, одна из которых стоит в Бурисае, а вторая — в Дашнабаде, таксыр. Расстояние между этими двумя кишлаками примерно три таша.
«Как опытный лазутчик объясняет», — подумал Сиддык-бай о плешивом и, поскольку вообще не знал этих мест, спросил у джигитов, не соврал ли он. Те подтвердили, что Хайиткаль говорит правду.
— Далеко ли до Юрчи? — спросил бай.
— Три с половиной таша.
— Где расположились гяуры в Бурисае?
— В доме чайрикера Балты. Они сделали его своим главным доверенным лицом, таксыр. Он собирает для них продукты, зерно, фураж. Негодяй этакий, обирает только богатых да зажиточных!
— Бесплатно берет?
— Нет, бай-бобо. Дает какие-то бумажки, мол, после победы над басмачами и всеми врагами трудового народа Советская власть выплатит все. Я думаю, что чайрикер врет безбожно. Он сам хочет стать богатым. Он и сейчас ходит по кишлаку с таким важным видом, словно бы за пазухой носит луну. Сын ослицы! Еще я слышал, что он взял себе вторую жену, бай-бобо!
— Где гяуры выставили охрану? — нетерпеливо спросил бай. Ему надоело слушать сплетни плешивого.
— О, гяуры беспечны, бай-бобо, — ответил тот, — чувствуют себя полными хозяевами. Спят у Балты на супе в центре двора. У них пулемет есть, а ночью поочередно дежурят у костра по одному человеку.
— Мусульман убивают?
— Не слышал и не видел, — честно ответил каль.
— Может, насилуют и грабят?
— Это, наверное, есть, потому что Балта каждый день ищет девушек.
— Уж не для себя ли?
— Петух везде одинаково кричит, бай-бобо…
Сиддык-бая интересовало и то, как к ним относятся бурисайцы, но время бежало. Он спросил только о пулемете.
— Что это — пушка или же винтовка?
— Не пушка, таксыр, ружье на колесиках, стреляет без остановки… Тра-та-та-та-та… Косит людей, как урак траву!
— Понятно. Значит, оно совсем не останавливается?
— Всяко может. Когда захочешь, остановишь. Хорошее ружье, бай-бобо! Оно одно может заменить сто джигитов!
— А до Бурисая отсюда далеко?
— Если сейчас выйти в путь, — ответил плешивый, — то как раз к рассвету можно поспеть туда. Самое хорошее время, можно всех гяуров уложить, если напасть внезапно и скрыто, а пулемет забрать. Дом Балты, по-моему, надо спалить, а самого его повесить, чтобы всяк, услышав о справедливой мести, крепко подумал, стоит ли идти в услужение к неверным!
— Да поможет нам аллах, — произнес бай
