к картонному кружку, прибитому к сосне, напоминающему по форме циферблат часов, и поставила стрелку на цифру «3». Третий час работы. Девушка наступила на прутик Тойво. Вальщик поднял голову.
— Тойво, ты забыл про обязательство?
— С меня спросит секретарь, — ответил Тойво.
— Мы все с тебя спросим. Зачем ребят подводишь, а?
— Чего тебе надо? Не твое дело. — Тойво повернулся к приемщице спиной.
— Ах, так… Хорошо. Я первая скажу секретарю.
Ну и говори! — не оборачиваясь, процедил сквозь зубы Тойво.
Анастасия Васильевна мягко объяснила приемщице, почему Тойво не рубит. В светло-синих глазах девушки отразилось недоверие:
— Наш Михайло Кузьмич знал, что это куртина? Не может быть…
Две девушки бежали от куртины по направлению к складу. Белые платки на головах так и мелькали.
— Эй, Тойво! — крикнул сортировщик. Твоя бригада скачет.
— Куда баран, туда и стадо, — заметил откатчик.
Рабочие засмеялись. Анастасия Васильевна вглядывалась в полотно узкоколейки, черневшее за вырубкой. Если бы сейчас приехал Баженов!
Девушки вбежали на эстакаду. Тойво втянул голову в плечи, словно ожидая удара.
— Иван спит, как сурок, а ты здесь прохлаждаешься? — налетела на вальщика Оксана.
— Быть бычку на веревочке, — вставил откатчик.
— Бессовестный! Обязательство заваливаешь! — наступала на земляка всегда тихая и застенчивая Хельви.
— Девушки, я просила Тойво подождать мастера.
Оксана скосила на Анастасию Васильевну сердитые глаза:
— А вы нами не командуйте. У нас свой бригадир есть. Сорвали Тойво с работы. Вся бригада на простое. Что мы дадим вечером в «молнию»? Другая бригада вон как работает!
В километре от эстакады дымились костры. Сучкожоги жгли сучья. На пасеке валились деревья. Урчал трактор, собирая хлысты в пачку. Второй трактор медленно полз к эстакаде.
— Чего стоишь, как истукан? — закричала Оксана на своего бригадира. — Из-за тебя хлопать глазами перед мастером, перед секретарем и всеми ребятами?
— Оксана, ты неправа. Нельзя рубить куртину. Оставь Тойво в покое. Перед мастером я отвечу за него.
Девушка вскинулась на Анастасию Васильевну:
— А что нам с вашего ответа?
Эстакада задрожала. Трактор взбирался на покатый пастил.
— А ну, ребятишки, кыш с эстакады! — весело скомандовал разметчик.
Девушки, не сговариваясь, схватили Тойво за руки и потащили за собой.
— Девки, держите его крепче! Не выпускайте! — озорно крикнул сортировщик.
Молодежь скрылась за штабелями древесины.
Анастасия Васильевна смотрела на удалявшуюся тройку. Вот молодежь миновала склад и направилась к куртине. Сейчас начнется уничтожение семенников. Как помешать? У кого попросить помощи?
Она оглянулась вокруг, как бы ища, с кем посоветоваться. Никто на нее не обращал внимания. Разметчик хлопотал возле пачки хлыстов с сосредоточенным выражением, орудуя своей неизменной меркой, приемщица следила за распиловкой, желтый складной метр в ее руке поблескивал на солнце, сортировщики выхватывали крючьями части распиленного хлыста, от штабелей к эстакаде катилась тележка, готовая подхватить свою поклажу. Люди работали четко, слаженно. Как же ей быть? Вот молодежь уже подходит к куртине, сейчас Тойво возьмет пилу, включит ток и… Ток! Вот что спасет ее куртину.
Анастасия Васильевна побежала к стоявшей неподалеку от эстакады будке, в которой помещалась передвижная электростанция.
Электромеханик Бондарчук на ее приветствие ответил кивком головы и наклонился над генератором.
— Товарищ Бондарчук, не включайте пилу Тойво до приезда Куренкова. Я очень прошу вас. Помогите нам спасти куртину.
Электромеханик не спеша вынул серебряный портсигар с монограммой, закурил дорогую папиросу. Ему не было двадцати трех лет, но он умел держаться, как солидный специалист, знающий себе цену. Это о нем говорила Анастасия Васильевна Баженову в первый вечер знакомства, называя имя электромеханика в числе пытливой, способной молодежи леспромхоза.
— Извините, вашу просьбу выполнить не могу. — Бондарчук стряхнул пепел в пустую консервную банку: он не забывал, как надо обращаться с огнем в лесу.
— Как вам не стыдно! — возмутилась Анастасия Васильевна. — У меня не частное дело. Я спасаю куртину в государственных интересах.
— А план лесозаготовок вы срываете в чьих интересах?
— Товарищ Бондарчук, вы думаете над тем, что говорите?
Бондарчук горделиво вскинул голову, прищурился — Вы не имеете права запрещать нам валить лес. Нам может приказать только наш начальник.
Бондарчук швырнул окурок в банку и отвернулся. Глядя на широкую спину механика, склонившегося над мотором, она чувствовала, что убеждать, просить — бесполезно.
В куртине стали падать на землю одна за другой могучие ели.
В это время к складу мчался юркий мотовоз Сергея. Он вез Баженова и Куренкова.
Куренков растянул рот в заискивающей улыбке, когда увидел спешившую к погрузочной площадке лесничую.
— С хорошей погодкой, Настасья Васильевна. К нам приехала? Добро! Давно не была, хозяйка лесная, на нашем участке. — «Не отвечает. Темна, как туча. Быть грозе», — подумал Куренков, шаря по карманам комбинезона в поисках папироски.
Анастасия Васильевна обдала мастера взглядом презрительным, уничтожающим и стремительно подошла к стоявшему у погрузочного крана Баженову. Инженер дружелюбно протянул ей руку:
— Приятная встреча. Здравствуйте.
Она пожала его руку и заговорила быстро, горячо:
— Его рабочие в куртине. — Она кивком головы показала на Куренкова. — Пусть прекратит. Немедленно!
Куренков подошел к ней и просительно начал:
— Не срывай ты, ради бога, нам плановую рубку, Настасья Васильевна. Пойми, в нашем деле — трелёвка — гвоздь заготовки. Куртину пощиплем самую малость: двести пятьдесят метров в длину да в ширину метров с пяток. Погляди сама, склад в низинке, очень нам подходит протянуть волок через куртину, чтоб, значит, уклон был в грузовом направлении.
Брови Анастасии Васильевны круто сошлись на переносице:
— Что вы мне толкуете про уклон, Куренков? Вы смеетесь? Гибнут семенники под вашим топором, а вы мне лекцию про волок читаете? Идемте к Бондарчуку, пусть выключит ток.
Мастер не двинулся с места. Он только глубоко вздохнул, сбивая кожаный шлем на затылок.
— Что же вы стоите? Алексей Иванович, прикажите ему убрать рабочих с куртины.
Баженов неторопливо поднял с земли оброненную ею косынку и молча подал ей. Очень милая женщина, но зачем так горячиться…
— К сожалению, я должен огорчить вас. Михайла Кузьмич со мной советовался, и я разрешил ему рубить.
— Вы… вы разрешили?..
Куренкову стало жаль лесничую. Разволновалась, голос дрожит, еще, чего доброго, заплачет,
Баженов спокойно заметил, что он не видит в этом большой беды, хотя искренне огорчен, что доставил ей неприятность.
— Неприятность? — повторила Анастасия Васильевна, и ее глаза потемнели. — Вы мне ответьте: по какому праву вы разрешили рубить куртину? Разве она на карте не показана? Разве в лесорубочном билете не помечена? Или для вас документ лесхоза — пустая бумажка? Пока еще хозяева леса — мы. Я требую убрать рабочих с куртины!
«Думал, заплачет, а она вон как заговорила. Сорвет волок, —
