— Минуточку, гражданка. Так не полагается. Мы еще должны решить, куда устраиваться на работу.
— Совсем вылетело из головы, — сказала Галя. Серые продолговатые глаза смотрели уже ласково, с лукавинкой.
Вышли к Волге. Илья думал, что Галя хочет побродить по набережной, но она побежала по лесенке, спускающейся к переправе. И это его обрадовало: не забыла добрую школьную привычку, когда всей гурьбой переезжали на ту сторону реки и, не вылезая на берег, обратно.
Вереница машин выстроилась, ожидая паром. Рядом приткнулся к дебаркадеру небольшой пароходик, о его борта плескалась мутная, с масляными пятнами вода.
На палубе было гораздо прохладнее. С реки дул легкий ветерок. Илья накинул Гале на плечи свой пиджак. Помедлил, да так и не снял руку с ее плеч. Удивился себе: откуда смелость взялась. Среди бела дня обнял девушку и стоит, будто так и надо. «Ну и что тут такого, — возразил он своим мыслям, — мы же с ней старые школьные друзья».
…Было уже часов десять вечера, когда они остановились около Галиного дома. У подъезда росла могучая липа, доставая ветвями до третьего этажа, дупла на стволе аккуратно забиты листовым железом. Липа казалась средневековым рыцарем в латах. Илья озорно стукнул кулаком по железу: шмяк — и кулак очутился в дупле. Вытащил его, подул на царапины и смущенно хмыкнул. В прогнившем железе чернела круглая дыра. Как ни глупо вышло, а Гале понравилось, засмеялась звонко…
— До свидания!
— До завтра! — поправил ее Илья. — Только не передумывай. А то вдруг приду, а ты: «Я на завод хочу, в огромный цех, чтобы посмотрела — и страх взял…»
Галя оглянулась, потом зажмурилась и чуть приподнялась на носки, вытянула губы: точь-в-точь как целовалась перед сном с мамой.
— Как это мне удалось тебя встретить?
— Сама не знаю, — засмеялась Галя, сорвалась с места и побежала в подъезд, стуча каблучками-гвоздиками по лестнице.
Илья уселся на ступеньки подъезда и подумал удовлетворенно: «Какая замечательная девушка Галя!»
…Сначала под ногами был бетон — шестиметровые плиты, уложенные плотно в ряд. Потом бетонная дорога кончилась, началась земляная насыпь. Они шли по глинистой насыпи, взявшись за руки, стараясь не поскользнуться и не упасть: ночью был дождь. Остановились, когда увидели перед собой громадный валун: проезд воспрещен. Влево шел глубокий след с четкими отпечатками шин: это машины с грузом сворачивали на городское шоссе. Вправо круто спускалась тропка. Она петляла в кустах, за которыми виднелись горы разворошенной земли. Там взлетали ковши экскаваторов, сновали автомашины.
Не раздумывая долго, съехали на ногах с сырой скользкой насыпи и вышли на тропу. С тоскливым криком закружилась над ними луговка, уводя от гнезда. Неподалеку взмыл вверх жаворонок, трепетал крылышками, повисая неподвижно.
Кусты раздвинулись, открывалась широкая строительная площадка.
— Тебе сюда, — показал Илья на тесовый сарай вдали, у края котлована. — Мне еще чуть пройти… Но мы будем рядом и даже сможем перекрикиваться.
— В самом деле? — спросила Галя. Она живо представила, как Илья кричит ей, и засмеялась. В старом потрепанном костюме, из которого давно вырос, он казался еще более высоким и нескладным.
— Ты все утро как-то странно меня оглядываешь, — обиженно заметил Илья и потянул рукава пиджака, стараясь, чтобы они достали до пальцев. Это ему не удалось, и он спрятал руки за спину. — Как будто первый раз видишь.
— Да нет… просто так. Я, признаться, с сегодняшнего дня хотела увидеть тебя изменившимся… Ты не находишь: как-то незнакомо и чуточку боязно? Это с непривычки?
— Конечно! — подхватил он, поймав ее встревоженный взгляд, а про себя добавил: «Позволила себе немножко самостоятельности и уже растерялась». — Отцу звонила?
— Как же! Сказала, что сюда поступила, и сразу замолчал, в трубке стало пощелкивать.
— Что же все-таки он ответил?
— Он же понимает, — уклончиво сказала Галя, оглядываясь кругом.
Они остановились у шеста, на верху которого была прибита фанерка с выцветшей надписью: «Здесь работает экскаваторщик тов. Г. И. Перевезенцев». Прочитали раз, стараясь разгадать тайный смысл написанного, переглянулись и еще прочитали. Первым догадался Илья.
— Какой-то герой, — сказал он и посмотрел в сторону ближайшего экскаватора, возле которого стояла очередь самосвалов. Поминутно отходили нагруженные, а в хвост вставали новые машины. Шоферы курили, не вылезая из кабин, спокойно посматривали на экскаваторщика, а он неторопливо орудовал рычагами. Лицо у экскаваторщика было круглое, загорелое и очень добродушное. Тяжелый ковш падал в котлован, вгрызался колунообразными зубьями в грунт и, стремительно взлетев вверх, раскрывал пасть над кузовом самосвала. Глинистая земля вываливалась комком, сотрясая машину.
— Галь, на всю жизнь запомним этот день. Точно?
— Тогда пусть он будет удачным, — проговорила она.
Они посторонились, пропуская рычащий самосвал с помятым кузовом. Белокурый красивый парень в синем берете, немного скуластый, с упрямым подбородком, стоял на подножке машины и насмешливо посматривал на них, робко прижавшихся к обочине дороги. «Эх вы, птенцы!» — говорил его взгляд.
— Вот где горячка, а? — похвалился он, показывая белые зубы.
На полном ходу парень спрыгнул у края котлована и помахал шоферу, высунувшемуся из кабины:
— Мы еще встретимся!
Шофер ничего не ответил. Парень подвернул брючины, так что стали видны цветные, в шахматную клетку носки, и стал спускаться в котлован.
— Как хорошо, — сказала Галя. — «Мы еще встретимся!..» Я всегда хотела чувствовать себя занятой важным делом. Может, это время пришло?
— Не знаю, — чистосердечно сознался Илья. — Говорят, завод очень нужен. Его еще нет, а из Башкирии тянут нефтепровод. — И он опять потянул рукава пиджака, отчего на спине четко обозначились худые лопатки.
— Ладно, Илья, иди, — сказала Галя. — Тут я сама доберусь, не потеряюсь.
Он проводил девушку взглядом, в котором была теплота и легкая грусть: жаль, что не вместе придется работать, — а потом, не сворачивая на дорогу, хлюпая ботинками в густой болотной воде, перешел заросший ручей и выбрался на холм. Отсюда была видна вся стройка, вытянувшаяся на десяток километров. «Как еще мало сделано!» — невольно удивился он, разглядывая временные тесовые постройки и низкие остовы каменных зданий — будущих корпусов завода. И только ближе к городу возвышались большие дома и чуть в стороне чернел бетонный завод.
В ушах все еще звенел голос красивого парня в синем берете: «Мы еще встретимся!»
— Конечно, — добродушно сказал Илья. — Почему бы нам и не встретиться. Ведь работать-то будем на одном строительстве.
Глава втораяИлья стоял, опираясь на лом, и разглядывал своего напарника. Тот спрашивал:
— Тебя звать Полтора Ивана?
— Коровин. Илья. Слыхал такое имя?
— Слыхал, — отмахнулся напарник. — Неинтересное имя, какое-то дореволюционное. Штаны пятьдесят четвертый размер носишь?
— Пятьдесят второй.
— Ого, малыш! А я, понимаешь, сорок шестой. Не удался ростом… Есть еще песенка: «Я в жизни много потерял, все оттого, что очень мал…» Знаешь такую? Ну вот, это про меня.
«Чудак какой-то», — решил Илья.
Их поставили рыть ямы: круглые, глубиной в три лопаты. Двадцать шесть ям под столбы. Здесь, среди голого поля, будет выстроена временная арматурная мастерская — простой навес с длинными столами внутри. Першина, бригадир, объяснила, что это очень важно — как можно скорее выстроить новую мастерскую, и Илья взял лом, а напарник, пряча плутоватые глаза, вооружился лопатой.
— А тебя как зовут? — спросил Илья.
— Меня?.. Вот тоже, — засмеялся напарник. — Как будто в самом деле хочешь знать, как меня зовут.
Илья удивленно посмотрел на него: дурачит или вообще такой, а тот задумался, глядя на бульдозер, вышедший корчевать кустарник. Мощная машина подползла к кусту, и началась яростная борьба: куст пружинил, подгибался, но, даже изувеченный, ободранный, опять вставал из-под гусениц. Бульдозер неуклюже разворачивался и снова с угрюмой решимостью шел на него, корежа землю.
— Вот так везде, — с легкой грустью сказал напарник. — Сюда мы ходили за брусникой. А дальше, говорят, стоял сосновый лес. Вырубили в войну…
Он встряхнул головой, как бы избавляясь от воспоминаний, и снова усмешка заиграла на его лице.
— Зовут меня Генкой. Генка Забелин, сын собственных родителей. Отец в мои годы ходил искать счастья с двугривенным в кармане. Так и родственникам в записке написал: «Ухожу искать счастья с двугривенным в кармане. Не волнуйтесь: найду — вернусь». Вернулся без двугривенного и без счастья… Не нашел. — Генка подумал немножко и добавил: — Я по его примеру сбежал из дома — попал в трудовую колонию. Жизнь нынче не та, не годится для путешествий. Живо поймали. Теперь вот завербовался в землекопы — больше никуда не берут. Ты не искал счастья?
