Пан признавал зоо, а не био (культивированная жизнь). И если довольно равнодушно относился к земледелию и строительству городов, то не обращал внимания на уничтожение пустошей и вырубку леса, считая сие прихотью презренных людей. Сам он жил в Аркадии и не имея, разумеется, никакого представления о географии, представлял бесконечной эту маленькую область.
Дикие растения и плоды, охота и нимфы занимали все его время, в процессе своих вояжей он, сам того не зная, совершал маленькие или большие круги, потому-то Аркадия и казалась ему бескрайней. Границей своих владений он считал возделанные земли, но без постоянной обработки они довольно быстро приходили в упадок, завоеванные дикой природой. Буйные непроходимые заросли, луга, заросшие пестрыми цветами, топи, покрытые осокой и кувшинками, всё непроходимое, необъятное, неуемное, недоступное никакой обработке, чащобы, провальные овраги, мрачные лесные пещеры, всё это, дышащее неукротимой, первобытной мощью, Пан считал своим владением.
Поэтому, когда по греческим берегам пронесся вопль: "Умер великий Пан", жители сокрушались о конце древнего мира.
Радовались только христиане. Для них козлоногий и рогатый бог, сладострастный ненавистник семьи и домашнего очага, презирающий любую работу, стал воплощением дьявола. Присные его - фавны и нимфы - бесовщиной низшего разряда, указующие человеку путь к погибели.
Сергей Загатин СПАСТИ ВЕТЕРАНА ПОПОВА
Эта предпразничная история началась для меня со звонка старинного приятеля из Екатеринбурга. Он попросил заглянуть в "Живой Журнал" Евгения Ройзмана, екатеринбуржца, экс-депутата Госдумы, и по возможности принять участие в судьбе человека, о котором шла речь в последней записи электронного дневника.
Ройзман же писал следующее: "На Парад Победы в Москву из Екатеринбурга приехал Попов Петр Николаевич, 1923 г.р., фронтовик, воевавший, вся грудь в орденах. Одет был по-летнему. Пришел в мэрию, ему сказали адрес размещения. Он пошел искать. Видимо, голодный и уже замерз, да и 85 лет человеку - заблудился. И когда добрые люди обратили на него внимание, он, замерзший и уставший, единственное, что смог вымолвить, - "дом номер 13".
Его увезли в психбольницу №7, телефон такой-то, лечащий врач Михаил Викторович (хороший мужик)… Петр Николаевич отогрелся, пришел в себя, освоился. Он очень переживает, что может пропустить участие в Параде Победы. При этом полагает, что это может быть последний для него Парад Победы. Он совершенно нормальный, из больницы его отпустят.
Задача найти социальные службы, которые отвечают за участие фронтовиков в Параде Победы, состыковаться с ними, чтобы забрали Петра Николаевича, он там в списках, и дали ему возможность пройти по Красной Площади." Надо сказать - задача нетривиальная, особенно с учётом того, что приглашения на Парад у Петра Николаевича не было, а из всех родственников осталась только сестра, 78 лет, живущая на Урале, очень не вовремя сломавшая ногу. А забрать человека из учреждения подобного профиля могут или родственники, или работники социальных служб.
Теперь представьте, что всё происходило 8-го мая, в самый что ни на есть предпраздничный день, когда все чиновники, фигурально выражаясь, стоят на ушах, и никто ничего толком сказать не может.
Но если вам скажут, что, дескать, не те времена, все мы зачерствели и вообще - человек человеку волк, не верьте.
Совершенно незнакомые люди, самых разных политических взглядов и религиозных верований, в течении этого дня пытались сделать всё, чтобы Пётр Николаевич Попов не остался на праздник Победы в психиатрической больнице (огромное спасибо, кстати, персоналу больницы и лично Михаилу Викторовичу). Оказалось, что неравнодушных людей ещё очень много, - даже в коридорах власти.
В конце концов, ближе к вечеру, когда группа энтузиастов уже ехала в больницу с целью уговорить врачей отпустить Петра Николаевича с ними, гарантируя надлежащий уход, посещение праздничных мероприятий и отбытие ветерана в Екатеринбург, Попова уже забрали наши коллеги из "КП", имевшие связь с чиновниками из отдела по работе с ветеранами при комитете общественных связей при мэрии Москвы. Они забрали Петра Николаевича и перевезли в гостиницу "Славянская".
Пётр Николаевич не попал непосредственно на Парад Победы, и ему не удалось повидаться с боевыми товарищами на Поклонной горе. Из-за переживаний последних дней у него ухудшилось самочувствие. Пришлось ветерану до самого отъезда, 11 мая, пробыть в гостинице. И хотя история в целом получилась грустной, она лишний раз показывает как много всё-таки осталось в наших людях человеческого, за что и сражался Пётр Николаевич Попов.
Рудольф Отто. Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным / Пер. с нем. яз. А.М.Руткевич. - СПб.: АНО "Изд-во С.-Пб. ун-та", 2008. - 272с.
Книга Рудольфа Отто "Священное" принадлежит к "классике" религиоведения. Впрочем, высказав сие, ловишь себя на мысли, что при всей правильности сказанного, подлинное значение сего труда рационально трудновыразимо, как трудновыразим, согласно Отто, и подлинный религиозный опыт, коренящийся в сфере иррационального… Ибо опыт переживания "священного" и есть тот первичный опыт, где укоренена всякая "религия", первичный по отношению к рациональной "теологической" обработке и "догматическому содержанию" религии.
Данная книга "оказала огромное влияние на религиоведение ХХ века, положив начало феноменологии религии. В 20-е гг. прошлого века её внимательно читали и использовали далёкие друг от друга по воззрениям мыслители (скажем, М.Хайдеггер и К.Г.Юнг); разумеется, она входила в обязательный круг чтения протестантских богословов в Германии.
Широкое распространение идеи этой книги получили уже после Второй мiровой войны, чему способствовало как влияние феноменологической философии и психологии, так и некоторые привходящие обстоятельства (например, успешная популяризация этого подхода М.Элиаде)" (А.Руткевич). Нельзя не приветствовать, принимая во внимание преждесказанное, первое русское издание труда Р.Отто. Ибо у нас на Руси, увы, за прикладной "амвонной моралистикой", за велемудрыми рассуждениями о "социальной доктрине" и о "патриотическом служении" Церкви, изрядно подзабыли, что суть Христианства - это не "моралистика", "патриотика" или даже "катехизис" с "курсом основного богословия" - но cognitio Dei experimentalis, т.е. не столько рационально-понятийный, сколько именно экзистенциальный опыт Божественного,
"нуминозного" (в терминологии Отто)… Р.Отто проводит различение меж тем, что "принято считать священным" от того, что "является священным на самом деле". "Священным" принято называть то, что "обычно связывается с некими моральными ценностями и концептуализируется в виде этических доктрин и теологических построений", однако, сие - неподлинное священное. Священное "на самом деле" обитает именно в сфере человеческого переживания, в сфере экзистенциального… Для того, чтобы акт "переживания священного" состоялся, по Отто, необходимы три условия: во-первых, нумен (numen), проявляющийся как одновременно ощущение мистического ужаса (mysterium tremendum) и ощущение восторга (fascinans) пред явленной потусторонней тайной; во-вторых, "наличие в сознании априорной категории святого, позволяющей воспринимать нумен в откровении"; в-третьих, "осознание святого как ценности".
Высшим проявлением святого, согласно Отто, должно почитать явление Христа-Спасителя. Как говорит сам Отто в заключении своего труда: "Это ступень Того, кто, с одной стороны, наделён всей полнотой духа, а с другой - лично и делами своими становится объектом дивинации явленного священного. Только Он уже более чем пророк. Он - Сын"… Опыт "священного" доступен более "мистикам", нежели "теологам"-профи… "Мистик мистика скорее поймёт, чем богослов богослова, несмотря на причудливое своеобразие языка…
Догматические выражения теологов, чёткость их катафатических формулировок больше связывают свободу их духа и делают их понятия более мёртвыми. Мистические же откровения, со всею туманностью выражений, а иногда и антиномичностью их символики, как это ни странно, сближают мистиков разных веков, народов и даже конфессий. Легче согласовать Платона, Ареопагитиков, Бемэ и Майстера Экхарта с Симеоном Новым Богословом, Паламой и св. Иоанном Креста, чем отдельные направления теологов: школы александрийскую и антиохийскую, томистов и православных" (архим. Киприан (Керн)).
Вдумчивое прочтение книги Отто, чаем, поспособствует всем ищущим истинного Христианства, яснее осознать, что таинственная вера наша намного глубже, нежели действие разума, пусть даже и оснащённого "катафатическими догматическими формулировками".
Вера - есть мистериальные личные отношения человека со Священным. И человек имеет в себе предпосылку к таким отношениям, ибо сотворён "по образу и подобию Божиему", несёт отпечатление "нумена" в глубинах собственного существа… "К numen принадлежит видящий его, а без последнего нет и первого".
