Он не заметил, как смежило веки. Когда он вздрогнул и проснулся от чьего-то прикосновения, ему показалось, будто он вовсе не спал.
У изголовья увидел жену. На веранде горел свет.
— Что случилось?
— Там Усто приехал. Тебя ждет.
Только теперь Муминов заметил Усто Темирбека. Он сидел на краю супы, наклонив голову, ссутулившись. Тонкий халат обтягивал худые сильные плечи.
Чуть далее в теми стояла Муборак и смущенно перебирала кончики платка.
— Простите, Эрмат-ака! — Старик встал, как только Муминов приподнял голову. — Потревожили вас, но… Тут выяснилось такое!..
Пока Валиджан ехал в машине, язык у него еще кое-как ворочался. Но едва Усто перетащил его к себе домой, Валиджан вконец обмяк. Наказав жене присматривать за ним, Усто вышел на улицу — решил расспросить Тильхата. Но уже по дороге в правление колхоза вспомнил: ведь он так и не навестил Огулай, мать горемыки Набиджана. Никак нельзя было не заглянуть к ней, не утешить в скорбный час. А с наркоманом успеется.
Усто давно знал эту скромную женщину. Вся ее жизнь прошла в труде. Муж погиб на фронте, в первый же год войны. Огулай осталась с двумя малолетками. Счастья не видела, замуж больше не вышла. И только теперь, казалось, пришло утешение: вырастила сыновей, одного женила, другого собиралась послать учиться. И вдруг такое несчастье!.. Усто с глубоким уважением относился к Огулай за ее верность погибшему мужу, преданность детям. Он всегда, чем мог, помогал ей, а если и нечем было — заходил, подбадривал советом, теплым словом.
Но тут Усто с неделю не мог навестить Огулай. И она, верно, подумала: все от нее отвернулись.
Он приоткрыл калитку, спросил:
— Можно?
Огулай на супе разделывала кусочек мяса. От вол-пения она не могла ответить — бросила все, платком закрыла лицо и заплакала.
Усто вошел во двор. У него тоже комок подступил к горлу.
— Не вставай ты, ради бога! — замахал он руками на хозяйку, когда та попыталась подняться.
Несколько минут сидели молча. Огулай все всхлипывала, узкие плечи вздрагивали. Наконец она вытерла глаза кончиком платка, собралась встать.
— Сиди, сиди! — сказал Усто. — Не беспокойся ни о чем. Лучше скажи, как здоровье?
— Здоровье… Спасибо…
Теперь Усто разглядел ее лицо: с давними следами оспы, оно совсем исхудало, вытянулось.
— Ну, я все слышал, — глухо проговорил Усто, отводя глаза. — Тебе-то всех тяжелее…
— Ой, что там я! Старая, даже богу не нужна. Набиджану моему — вот кому горе, уважаемый Усто!..
— Погоди. Ведь с ним ошибка. А для ошибки и в законе есть послабление…
Он не закончил. Огулай снова прижала к глазам платок, ссутулилась.
— Ох, не знаю! Ведь говорят, — она помедлила и добавила почти шепотом: — будто расстреляют его!..
— Что?! — ; Усто вздрогнул. — Кто это болтает?
— Кто же… Родственники наши. Они сюда в первую же ночь собрались. Пришли утешить меня… Но, правду сказать, с той ночи я не знаю покоя. Не выходит из головы это слово, дорогой Усто. Ни днем ни ночью!..
Усто сидел будто оглушенный. Вот, оказывается, на что способна эта свора! Он хорошо знал их. Но дойти до такой жестокости! Даже о них нельзя было этого подумать. Он еще вчера начал кое о чем догадываться, помогла и встреча с Валиджаном. А теперь все ясно- Значит, они и Султана запугали и прибирают к рукам. Впрочем, что Султан! Но не пожалеть эту многострадальную женщину!
— Что они еще говорили?
— Разное говорили. — Огулай начала теребить кончики платка; — Обещали помогать, да вознаградит их бог!..
— Запугивать расстрелом сына — это их помощь?!
Огулай вздохнула, потупилась. Видно, тут ни о чем больше не было речи. Или, может, она не запомнила.
— А Султан где?
— Не знаю. Пришла с поля, его не было.
Она обернулась к дому, негромко позвала:
— Нурхон!
Невестка тотчас появилась в дверях. Завидев Усто, отступила назад, с почтением поклонилась ему.
— Нечего, нечего! — проворчал Усто. — Я, брат, не эмир бухарский…
Нурхон хихикнула, прикрыв рот. Старик понял: опять «брат»! Он улыбнулся, спросил:
— А где Султан у вас бродит, доченька?
Нурхон подошла, села рядом со свекровью.
— Не знаю… Только что куда-то ушли с Латифом.
— Совсем недавно?
— Ну да.
«Вот ловкач! — подумал Усто. — Прямо от меня, значит, сюда направился».
— Чай принеси, — велела Огулай невестке, но Усто перебил ее:
— Не надо! Спасибо, сестрица. Мне пора.
Он отломил кусочек лепешки на достархане. Ему хотелось еще побеседовать с Огулай, расспросить обо всем. Но не растревожит ли ее это еще сильнее? Да она, видать, многого и не знает. Нурхон, наверное, знает больше. Не так давно была отличной работницей, звеньевой, считалась активной комсомолкой. Нет, ни к чему сейчас разговоры! Усто решительно поднялся.
— Уже уходите? — Огулай поднялась вместе с гостем. — Ничего не посоветуете?..
— Что я посоветую? — Усто прислонился к дереву. — Тяжело вам, знаю. Но иным еще тяжелее… Я уверен: в том, что случилось, злого умысла нет, а раз так — и по закону снисхождение. Но вот беда: по-моему, кто-то сбивает Султана… Ясно, для чего: чтобы раиса оговорить. Подумайте. Если горя у людей прибавится, легче не станет никому! Вот так. Благополучия вам!
И направился к калитке. Однако едва взялся за скобу, сзади послышалось:
— Усто-ака! Постойте…
Он обернулся. Нурхон, подбежав, уткнулась лицом в его плечо и сразу же заплакала, приглушенно всхлипывая. Усто положил ладонь ей на голову.
— Что ты, дочка? Успокойся… Ну, что с тобой?
— Султан… — утирая глаза, проговорила она. — Султан наш… пьяный приходит что ни день! И все время с этим Латифом… Что же это дальше будет, Усто-ака?
— Дальше?! — жестко спросил Усто. — А ты будешь только ждать и слезы проливать?
— Разве я могу…
— Да ты мужа в руки должна взять! Ты что, чужая ему?
— Но если он не хочет ничего слушать?
— Ты была дома в тот вечер, когда все случилось и родные собрались?
— Была. — Нурхон опустила голову.
Он хотел спросить прямо, о чем шла речь, но понял: сейчас нужно мягче.
— Ты же видишь, — начал он спокойно, — запугивают твоего Султана. И, конечно, понимаешь, с какой целью. Ты человек молодой, не один год руководила людьми на работе… Подумай хорошенько, что тут нужно сделать. Я не говорю, сейчас бежать к прокурору. Но подумай, дочка!..
И он зашагал прочь, не разбирая дороги, задевая головой ветки деревьев. Узкий переулок вывел на центральную улицу кишлака. Ее пересекал арык. Усто зачерпнул горстью воды, выпил, зачерпнул еще. Вдруг на противоположной стороне улицы послышались голоса. Он выплеснул воду — те, видимо, услыхали, остановились.
— Кто тут? — неуверенно спросил мужской голос.
Усто почти сразу признал: Султан.
— Я, Усто Темирбек, — спокойно проговорил он, вглядываясь в темноту. Наконец признал и второго: то был Тильхат.
— О-о, наш почтеннейший Усто-ака! — кривляясь, воскликнул Тильхат. — Напугали же вы нас! В голове сразу прояснилось, фунт кокнара пропал зря.
— Ишь, как тебя развезло! Смотри под ноги: утонешь в арыке, все равно что в Сыр-Дарье!
— Ха, что нам во хмелю Сыр-Дарья? Нам и море нипочем, если чуем запах маковых корок…
— У тебя одно на уме! Ладно, пойдем поговорим.
— П-погодите, уважаемый Усто-ака! — нетвердо и как-то вкрадчиво выговорил дотоле молчавший Султан. Качнувшись, он выступил вперед. — Мало зам того, что заманили Валиджана? Теперь и этого туда же?!
«Перебрал парень! — подумал Усто. Но сразу же унял вскипевшее было негодование. — Нелегко и ему тоже…»
— Ты, брат, не о нем — о себе бы лучше побеспокоился. Или не чуешь, какая сеть опутывает тебя?
— Что сети!.. — Султан, не слушая, махнул рукой, потом, наклонив голову, опять подался вперед. — Лучше бы показали халат, который вам председатель поднес. За в-верную службу, ха-ха!..
Это было уже слишком! Усто в гневе разом позабыл про все. Резко выбросив вперед руку, схватил Султана за шиворот, притянул.
— Такого халата еще никто не видел! — сказал он четко. — Зато водку, которую в тебя влили за твою глупость, — ее видят все! Понял, брат?..
Султан что-то замычал и попытался вывернуться. Но Усто стиснул его еще крепче.
— В другое время я б тебя за ухо да головой в арык, брат! Но ты и без того на мокрую курицу похож. Твои ровесники там, в Чукур-Сае, уже неделю, как не спят, бьются за урожай. А ты… Ступай проспись! Если капля ума осталась, может, поймешь, что к чему. А не поймешь — так и будешь всю жизнь руки лизать этим негодяям!
И легонько толкнул Султана вперед. Тот обернулся было, но махнул рукой и зашагал покачиваясь.
Усто глянул на Тильхата.
— Ну, идем!
Они пошли главной улицей. Было тихо. Желтыми точками едва мерцали редкие лампочки высоко на столбах. Людей не видно — кишлак уже погрузился в сон, временами слышался только лай собак.
