Лодчонка со страшной скоростью мчалась на огромную, черную корягу.
«Сейчас!» — обрадованно подумал Саша, боясь глянуть на паром, чтобы не выдать себя.
Река грохотала, глухо ревела и пенилась, разбиваясь о корягу.
Вдруг Горчаков стремительно метнулся через борт. На берегу кто-то пронзительно закричал.
В августе жителей городка Крутые Горы не спасают от духоты настежь распахнутые окна — стены домов накаляются так, что и от них несет нестерпимым жаром.
В выходные дни горожане покидают свои квартиры и отправляются кто куда. Страстные любители ловить рыбу забираются подальше от людных мест и, выставив десяток удилищ, зорко всматриваются в поплавки; охотники, оставив дома ружья, забредают в лесные чащи, высматривая угодья для осеннего и зимнего сезонов; художники, расставив мольберты на полянках, пытаются отобрать у солнца и леса краски для своих полотен. А на белых косах и песчаных берегах Донца, как только пригреет солнце, располагаются живописными группами любители искупаться.
Подполковник Малахов, дойдя до крутого спуска к воде, остановился, хотел взять на руки четырехлетнего сына.
— Я сам! — запротестовал малыш.
— Упадешь, — засмеялся отец.
— Не упаду, — заверил сын и смело шагнул на круто сбегающую тропу. — Я уже ходил здесь, — и, балансируя руками, чтобы устойчивее держаться на ногах, быстро побежал вниз.
Из-под ног ребенка покатились камушки, он, заглядевшись на них, забыл о крутизне тропинки.
Отец поспешил к нему на помощь, но сын оглянулся, засмеялся и побежал.
— Вовка! — строго крикнул отец, пытаясь схватить его. Сын сбежал с горки, утонул ногами в песке и со всего маху шлепнулся вниз лицом. — Я так и знал! — сказал отец, останавливаясь над упавшим сыном. — Вставай быстрее!
Вовка, тяжело сопя, поднялся, шагнул, потом остановился, обдумывая, куда направиться.
Малахов расстегнул ворот гимнастерки, вытер вспотевший лоб.
— Поедем, Вовка, на ту сторону, — предложил он сыну.
— А там мороженое есть? — серьезно спросил Вовка.
— Там дятлы есть, — засмеялся отец.
— Мне дятлы не нужны, я хочу мороженого, — пояснил Вовка. — А потом можно и дятлов.
— Ну, ну, ладно, — улыбнулся отец. — Сегодня твой день. Пойдем вон к тому киоску, там будем купаться, — сказал подполковник. — А привезут мороженое — купим. Но там тоже жара несносная, — говорил Малахов, идя за сыном.
— Товарищ подполковник! — окликнул кто-то Малахова.
— Да! — обернулся он, застегивая воротник.
K нему подошел высокий мужчина и, взглянув на погоны, спросил:
— Вы товарищ Малахов?
— Да, я. В чем дело?
— Товарищ подполковник, я только что приехал в Крутые Горы. Сам я местный житель, Иванов… — Он коротко рассказал о себе и замолчал, ожидая вопросов.
Подполковник, внимательно глядя на него, сказал:
— Слушаю.
Вовка отошел от отца, стащил с себя рубашку и уселся на песок.
— Могу ли я задать несколько вопросов? — спросил Иванов.
— Прошу, — посматривая на сына, ответил Малахов.
— Откуда известно, что геолог Тропинин расстрелян фашистами?
— Из архивов гестапо, — подполковник чуть ссутулился.
— Когда?
— В ноябре 1941 года.
— В ноябре сорок первого… — медленно повторил Иванов и решительно заявил: — Этого не может быть!
— Как не может быть? — строго посмотрел на него подполковник.
— Я видел его в сорок втором году в Освенциме, — уверенно проговорил Иванов. — Собственными глазами видел. Меня выводили из пыточной, а его вели туда. Я видел его вот так близко, как сейчас вас. Здесь что-то не так.
— Вы один раз встречались?
— Мне этого вполне достаточно, ведь я хорошо знал Бориса Антоновича. Мы с ним работали вместе в последней экспедиции. Мне удалось бежать из Освенцима, я был командиром польского партизанского отряда…
— Та-ак… Вы утверждаете, что не ошиблись?
— Нет! Потом мы узнали, что Тропинина отправили в Майданек. Это было весной сорок третьего года.
— Благодарю, товарищ Иванов. Мы займемся проверкой.
Подполковник отвел домой Вовку. В кабинете, затребовав дело гестапо о Тропинине, внимательно просмотрел его. Выходило, что Тропинин расстрелян за отказ работать на Германию. Малахов снял трубку телефона, позвонил Галине Аркадьевне.
— Вы и сегодня на работе? — спросил подполковник.
— А вы? — засмеялась она в ответ.
— Мне, наверное, положено, — улыбнулся Малахов.
— Мне тоже. Дома никого — сын уехал по Донцу… — она помолчала, — путешествовать. Одной скучно.
— Галина Аркадьевна, мне надо с вами поговорить. У вас есть время? Не возражаете, если я сейчас зайду за вами и… — Малахов улыбнулся, — и провожу вас домой? Хорошо?
Подполковник выслушав рассказ Галины Аркадьевны о Борисе Антоновиче, о сыне, попросил разрешения забрать все письма мужа для ознакомления.
— Больше ничего нет? Записей каких-нибудь, заметок, рукописей? — спросил он. — Может, дневники?
— Нет, — грустно ответила Галина Аркадьевна. — Вот это последняя весть… — она указала глазами на зеленую записную книжечку. — До ее получения я все еще надеялась… И сама не знаю почему, а надеялась. Теперь никаких надежд.
— Да, — посочувствовал Малахов. — Вы говорите, когда они должны вернуться?
— Через неделю, Иван Андреевич.
— Так… Галина Аркадьевна, а по-вашему, Горчаков хороший человек?
— Если уж души мальчиков покорил, то должен быть честным, — улыбнулась женщина.
— Простите, Галина Аркадьевна, что побеспокоил. Наша работа такая. — Он забрал со стола все бумаги и попрощался.
— Иван Андреевич, — задержала его Галина Аркадьевна. — Там на конверте приписка какая-то… непонятная. Я не понимаю до сих пор, что он нашел? Я думаю, это он написал, когда вступил в армию. Ведь его не брали, он добивался.
— Спасибо вам, Галина Аркадьевна, — подполковник взглянул на грустное лицо Тропининой и подумал: «Приходится бередить рану, а она еще не зарубцевалась». Он благодарно пожал руку Галины Аркадьевны и вышел.
Перечитав все, чем он располагал, Малахов столкнулся со многими неясными вопросами. Началась кропотливая работа. Надо было многое проверить, домыслить или просто разгадать. Подполковник знал, что металл, названный Тропининым «санитом», уже добывают, правда под другим названием. Он справился, кто первый открыл его, и получил ответ, что наличие его в недрах земли ученые давно предполагали, а открыл Борис Антонович. Значит, запись в книжке сделана геологом после открытия. Отсюда следует, что записи о синем луче не просто мечта геолога, не выдумка, а действительность.
Фамилия и адрес хозяина записной книжки — Тропинина — были зачеркнуты, потом восстановлены. Лаборант утверждал, что это произведено совсем недавно. Пулевое отверстие книжки было свежим.
Полученные сведения о Горчакове не вызывали сомнений. В день приезда он прописал свой паспорт, стал на воинский учет. В селе, куда он ехал к знакомой с военных лет, было установлено, что там действительно жила женщина, которая переписывалась с офицером. Но к ней недавно вернулся из плена муж, и они завербовались на какую-то стройку. Односельчане ждали письма от них. Одно вызывало сомнение у Малахова — это желание Горчакова почаще бывать у Тропининых. Но разговоров о научных работах геолога он никогда не заводил.
Малахов боялся одним своим неосторожным шагом помешать раскрытию какого-то загадочного случая. Задержать Горчакова? А что это даст и, главное, какое основание? Только потому, что он привез книжку?.. А как же быть с Ивановым?
Ночами все работники отдела подполковника искали пути к решению задачи. Проверяли запросы, сличали и анализировали записи. Все нити сводились к одному дню — это день, когда городок Крутые Горы заняли фашисты. Свидетели тех дней подтверждали, что Борис Антонович до последнего дня работал в лаборатории, и если бы он нашел синий луч, то слова: «То, что искал, нашел», — были бы написаны в письме, а не на конверте. Письмо же датировано днем начала оккупации. Нельзя было не согласиться с предположением Галины Аркадьевны, что эта радость — по поводу вступления Тропинина в армию.
Вскоре в формуле, записанной в книжке Тропинина, обнаружили исправление, внесенное позже. Какова она была раньше — установить не удалось. Может, фашисты, вырвав секрет синего луча, исправили формулу? Подполковник Малахов послал лейтенанта на розыски ребят и Горчакова.
Прибыв утром на место расположения лагеря, он никого не застал у подошвы меловой горы. Лейтенант на мотоцикле помчался вдоль Донца.
