— Слушай, дорогой мой товарищ штурман. Между прочим, я не дурак, ты меня к этой братии не причисляй.
— Между прочим, я этого не сказал.
— Между прочим, не сказал, но думаешь. Кто, скажи, рвал сюда паруса: ты или я?
— Я, конечно.
— Кто затеял ремонт дома и оттащил в банк валюту? Ты или я?
— Ерунда. Мое присутствие не обязательно. Отремонтируют без меня.
— Слушай, Серега, я ведь в самом деле не дурак. Какая-то девчонка взмахнула ресничками, повела глазками — и ты в нокауте. Из-за какой-то дуры он бежит из собственного дома. Да она замуж вышла! — Михаил резко выбросил руку к окну, указывая на соседний дом, и зажмурился, ослепленный вспышкой молнии. Открыл глаза и повторил: — Замуж вышла! Ты можешь уразуметь этот элементарный факт? Между прочим, не предполагал, что ты способен разыгрывать мелодрамы.
— Между прочим, это мое личное дело, — нахмурился Сергей. — И еще, между прочим, я не кусок бесчувственного железа, брошенный в виде якоря на грунт. — И вдруг, отбросив хмурость, почти просяще сказал: — Миша, давай уедем. Ну, пойми ты меня: не могу я здесь оставаться.
— Эх, Серега, Серега! — вздохнул Михаил. — Какие мы с тобой морские волки, если пара глазок черт знает что с нами делает? — Он бросил в пепельницу окурок, прикурил новую папиросу, сказал: — Ну, в Крым так в Крым. Будем надеяться, что там твоя мировая скорбь пройдет.
Кто-то застучал в окно. Сергей оглянулся, прильнул к окну, увидел какую-то фигуру с куском клеенки на голове и распахнул створки.
Из-под клеенки высунулась голова Васи Хомута.
— Сережа, детка, рыбка моя. Миша, золотце, у вас лампочка в угловой комнате мигает! — сипленько доложил Вася. — Я домой бегу, смотрю — мигает. Сережа, рыбка, замыкание может быть! У Колотух уже провода погорели.
— Спасибо, дядя Вася, сейчас выключу, — ответил Сергей и тут же сказал: — Дядя Вася, зайдите на минутку, у меня дельце к вам есть. — Он затворил окно и пошел на кухню: впустить в дом Васю Хомута и выключить свет в маленькой угловой комнате, где мигала лампочка.
И опять же странное дело: Вася возвращался со свадьбы, хотя и пьяненький, но пьяненький в меру.
— Вот гроза так гроза! — весело говорил Вася, входя на кухню и сбрасывая с себя мокрую клеенку. — Вот так разгулялись небеса! В минуту свадьба была и нет ее. Я, Сережа, детка моя, Миша, золотце, под столом сидеть утомился. Выскочил и домой бегу, а у вас лампочка с улицы замыкает.
Сергей изложил Васе Хомуту свою просьбу. Тот, не дослушав, вскрикнул:
— Сережа, мамочка, все сделаю! Вася Хомут сказал — крышка! Миша, детка, чтоб я подвел? Никогда! Сережа, твой батько меня знал: Вася скажет — закон. Езжай спокойно: дом, как огурчик, тебе сделаем. Миша, счастье мое драгоценное, я почетный строитель! — Он приложил руку к пиджаку, украшенному значками-наградами.
Под кухонным окном кто-то быстро пробежал. Потом кто-то постучал в наружную дверь. Сергей вышел в темные сени, отворил дверь и попятился на кухню, увидев Сашу. По ее лицу стекала вода, вымокшее свадебное платье прилипло к телу.
Она переступила порог и замерла, точно испугалась чего-то.
— Саша, рыбка моя, детка моя, горе мое, цветочек мой ненаглядный!.. — начал Вася Хомут.
— Сережа, я хочу вам сказать… хочу тебе сказать, — решительно произнесла Саша и вдруг умолкла. Глаза ее снова испуганно расширились.
Молчал и Сергей, ошеломленный ее внезапным приходом. Вместо него голос подал Михаил:
— Что случилось? Вы что, уже поругались с мужем и удрали от него?
— Удрала, — сказала Саша. Она порывисто подошла к Сергею, торопливо заговорила: — Сережа, ты говорил… ты спрашивал… Сережа, увези меня, я уеду с тобой! Если ты говорил правду, увези меня!.. Мы успеем на ленинградский, еще пятнадцать минут!..
— Саша, жизнь моя, василечек мой аленький, ты что плетешь? — изумился Вася Хомут. — Куда ты парня зовешь? Да его твоя мать Груня вместе с тобой в сырую землю зароет!
— Пусть, дядя Вася, пусть! Я к ним больше не вернусь!
— Как это — не вернешься?! Ты жена законная, а жена законная, мамочка моя…
— Все равно, дядя Вася, все равно я туда не вернусь! — горячо перебила Саша Васю Хомута.
Михаил с Сергеем переглянулись. Михаил все понял.
— Переодевайся, быстренько! — приказал он Саше, указывая на соседнюю комнату. — Брюки, рубашка, пиджак — все на спинке кровати! — И стал быстро излагать план действий: — Я ухожу с ней, беру билеты в последний вагон. Серега, ты подбежишь с чемоданами. Давай укладывайся! Дядя Вася, вы остаетесь здесь. Минутку… вот вам ключи от дома. В половине двенадцатого, — он посмотрел на ручные часы, — да, в половине двенадцатого вы заходите к мамаше Груне и вежливо объясняете, где ее дочь.
— Миша, мамочка, рыбка моя… — взволновался Вася Хомут.
— Тсс-с, дядя Вася, иначе нельзя. Иначе там подумают… кто их знает, что они подумают! Нужно, нужно, дядя Вася, успокоить людей. Все-таки там мать, отец… А поезд уже отойдет. Значит, будет исполнено?.
— Миша, жизнь моя, ягодка зеленая… — Дядя Вася, слово строителя?
— Миша, мамочка…
— Дядя Вася, на будущий год я привожу вам из Англии отличный плотницкий топор. Услуга за услугу. — Говоря это, Михаил надевал пиджак и плащ. Потом крикнул в темноту: — Саша, побыстрее можно?
— Я оделась, — ответила Саша, выходя из комнаты в мужском костюме и в плаще, неуклюже вздувшемся на ней.
— Пошли! — приказал ей Михаил, открывая дверь.
Вася Хомут стал часто взмаргивать и протирать руками глаза, точно пытался понять: не сон ли он видит?
В половине двенадцатого ночи дождь хлестал с той же силой. Сверкали молнии, и в небе грохотало так, точно по железному мосту вскачь проносились телеги.
Вася Хомут накинул на голову клеенку, запер дом Сергея Музы́ки и побежал под дождем к Серобабам.
У Серобаб еще веселились. Играла радиола, в просторных сенях курили мужчины. Женщины вносили из кухни в большую комнату пироги и чашки с чаем.
Вася Хомут вошел в сени, сбросил с себя клеенку, стряхнул с нее на пол воду, сказал курившим:
— Мамочки, детки, гости дорогие, пойдемте со мной! Я вам новость важную несу!
Вася Хомут прошел в большую комнату, отыскал глазами Груню и Гната, отыскал глазами жениха Гришу Кривошея, потом расстегнул пиджак, извлек из-под него свадебное платье Саши и сказал, придавая голосу внушительность:
— Груня, мамочка, рыбка моя, Гнат и Гриша, детки мои драгоценные! Вот вам мокрое Сашино платье, а сама она уехала. Музы́ка ее с другом моряком увез, и вы ее больше не ждите. Они на станцию побежали, а меня попросили платье передать.
И вторично в этот свадебный день, правда, уже не в загсе, а в собственном доме Серобаб, наступила пауза, точно такая, как в финале гоголевского «Ревизора».
Груня недрогнувшей рукой поставила на стол сито с горячими пирогами, вынутыми только что из печи, и шагнула к Васе Хомуту, по-мужски засучивая рукава шелковой кофты. Вася дрогнул, чуть попятился, но, передумав, смело остался на месте, держа на вытянутых руках мокрое и измятое платье Саши. Груня тоже передумала. Круто развернувшись, она прошагала к Сашиной комнате, распахнула дверь. В пустой комнате шумел дождь, влетавший с улицы в растворенное настежь окно, барабанил по столу и по полу. На полу валялись черепки разбитого кувшина и опавшие лепестки роз.
Трагическую тишину нарушил не менее трагический вопль, падение живого тела и звон бьющегося стекла — это мать Гриши Кривошея, Дарья Капитоновна, упала в обморок, свалив при падении что-то стеклянное. Тогда все всполошились и вскричали:
— Разбойники! Грабители!..
— Невесту украли!.. Сашу украли!..
— Да тут их целая шайка! Днем водочный грабят, ночью чужих невест!..
— Гриша, хлопцы, бежим на станцию! Мы отобьем ее!..
— Гриша, стой, она ведь голая! Захвати ей чего надеть!..
— Ох ты господи, сейчас несу!.. Держи, Гришенька, жакетку… Плащ, плащ ей нужно, дождина лупит!..
— В милицию надо!.. Срочно заявить надо!..
— Павел, где твой чемоданчик? Тащи сюда… Давай Сашкино барахло в него… Гриша, побежали!..
— А я говорю, заявить! Милиция обязана среагировать!..
— Да кто ж против? Бежимте в милицию! Пока хлопцы до станции добегут, мы в милиции будем!..
Было всего без двадцати двенадцать, когда у Серобаб резко прервалась свадьба и гости как очумелые стали выбегать из дому, спотыкаясь и чертыхаясь в темноте двора, пронизанного дождем и слабым отсветом уже удалявшихся молний. Затем и вся полутемная улочка огласилась громкими голосами и топотом бегущих ног…
Пассажирский изрядно опаздывал: то ли из-за грозы, то ли по иной неизвестной причине. Гроза покидала городок, и ливень уже отлил свое, но небо еще не закрутило до отказа все свои краны, из них на землю докапывали последние капли, распыляясь в воздухе водяной пыльцой.
