Андрей Карпович, чувствуя во всем теле небывалую разбитость и страшную лень, закрыл глаза, но уснуть ему не пришлось. В кабинет вскоре вошла Мария Антоновна, постояла минуты две у дивана и тихим голосом прошептала:
— Вставай, Андрюша. Акимушка уже поднялся. Вы опять на комбинат поедете?
— Надо, милая. Вернемся часикам к шести.
— Не задерживайтесь. Я приготовлю божественный ужин.
Осокин из кабинета вышел немного посвежевшим, но в его глазах по-прежнему таился испуг.
— Как отдохнул? — поинтересовался Вереница, помешивая серебряной ложечкой чай в стакане. — Врачи говорят: сон — лучшее лекарство.
— Немного соснул.
— А я даже забыл, что в гостях. Проснулся и жену зову.
Андрей Карпович позвонил на комбинат и приказал диспетчеру подать машину.
— А может быть, на своих двоих прогуляемся? — предложил Вереница. — Морозцем подышим, город посмотрим…
— Завтра будем знакомиться с городом.
— Нет, мне послезавтра надо быть в Федеративной Республике Германии. Фирма «Лурги» нам предлагает купить новые блоки разделения воздуха…
— Гостя неволить грешно. Но водитель уже выехал за нами.
— А мы его отправим обратно. Сколько километров от твоего дома до комбината?
— Тут недалеко. Почти рядом.
Морозный, солнечный день жил обыкновенной суетой: по шоссе, надрывно рыча, катили тяжелые грузовики, автобусы, бесшумно проносились юркие такси… Аким Сидорович, оглядывая новые дома, восхищался:
— Молодцы архитекторы! Ваш Яснодольск многим похож на Ленинград! За пять лет отгрохать такой город! Это же, Андрей, надо не только уметь, но и располагать огромными средствами. Благосостояние любого народа можно узнать по строительству страны.
Вереница любовался Яснодольском с каким-то юношеским задором и той неподдельной искренностью, которая незаметно передается другим, заставляет их совсем иначе взглянуть на свой город.
— А мы как-то к этому уже привыкли, — меланхолично произнес Осокин. — Тебе, Акимушка, конечно, легче сравнивать. Ты бываешь во многих городах страны, частенько выезжаешь за границу…
У нового гастронома с огромными стеклянными окнами Аким Сидорович остановился и предложил Осокину посмотреть ассортимент продовольственных товаров. Андрей Карпович вначале хотел отказаться, но, сообразив, что Аким Сидорович, как заместитель министра, интересуется снабжением химиков, согласился:
— Я с удовольствием, Акимушка!..
Два гастронома, три промтоварных магазина, две столовые, кафе, ресторан, четыре парикмахерские… Вереница за час заглянул в такое количество мест, которые Осокин не успел посетить за три года.
— А зимний плавательный бассейн в Яснодольске есть? А турбаза? А профилакторий?..
— С меня, как с директора, прежде всего спрашивают план.
— А как на комбинате обстоит дело с детскими яслями, садами?
— Да ты никак, Акимушка, в роли ревизора приехал? За детские ясли и сады у меня отвечает заместитель но быту.
— А кто у тебя отвечает за молодежные общежития? Ты часто заглядываешь туда? — Вереница взял Осокина под руку и неожиданно предложил: — Давай завернем к молодежи?
Предложение Вереницы смутило Осокина. Отказать в просьбе он не смел, но и выполнить ее не мог. И не мог по одной причине: не знал, где находятся общежития рабочих.
— Ты чего насупился? Наверное, стесняешься показывать казенщину? И когда мы с этим покончим, Андрей? Неужели мы настолько бедны, что до сих пор не выгнали из общежитий дух казенщины?
Осокин, шагая по улице, горел одним желанием: встретить кого-либо из комбината, пригласить вместе пройти в общежития и таким образом выскочить из замкнувшейся ловушки. На углу проспекта Химиков и Молодежной, на счастье, встретился руководитель духового оркестра Дворца культуры Борис Иванович Иволгин. Андрей Карпович немного воспрянул духом и первым поприветствовал позарез нужного человека. Иволгин, пораженный небывалым вниманием директора, с улыбочкой откланялся и вприпрыжку, как воробушек, затрусил к автобусной остановке.
— Минутку, — задержал его Осокин. — Мы хотим вас пригласить в общежития. Поинтересуетесь, так сказать, музыкальными запросами молодежи, тем-сем…
— С великим удовольствием! — согласился Иволгин. — Я с великим удовольствием!..
Андрей Карпович, представив Иволгина Веренице, бодро зашагал вперед. Прошли один квартал. Еще один. И еще один. Проспект Химиков свернул направо. Повернул вправо и Андрей Карпович. Иволгин, семеня рядом с Вереницей, удивился:
— Вы же меня, Андрей Карпович, в общежития приглашали?
— Поинтересуетесь, так сказать, музыкальными запросами молодежи, кружок какой-нибудь создадите… Вы у нас по этой части незаменимый человек.
Борис Иванович поинтересовался, не предстоит ли какой фестиваль, потому как сам директор беспокоится о культурно-массовой работе, сколько будет на это мероприятие выделено средств, предложил три кандидатуры, которые могут солидно и на высоком профессиональном уровне заняться хором, танцевальной группой…
— Мы это дело так поставим, — начал заверять Иволгин Осокина, — все только ахнут! Актеры будут читать стихи под барабанный бой!..
— Ладно, об этом после, — остудил пыл Иволгина Оссеин.
— Мы сейчас прямо в общежития? — переспросил упавшим голосом Борис Иванович. — А почему мы идем к хлебокомбинату? Нам же надо в другую сторону.
— В обратную? — уточнил Вереница.
— Да, в обратную, — подтвердил Иволгин.
— Тогда в другой раз туда заглянем.
Борис Иванович обрадовался, что посадил Осокина при высоком начальстве в галошу, и, опасаясь дальнейших осложнений, схитрил:
— Можно, конечно, уже и прямо. Это, Аким Сидорович, совсем рядышком. Точно, Андрей Карпович, рядышком?
— То в обратную сторону, то прямо, — нахмурился Вереница. — Лучше, Карпович, заглянем в цеха…
— Я могу быть свободен? — осведомился Иволгин и, сгибаясь под тяжелым взглядом Осокина, остановился как вкопанный. — Мне можно идти?
— Идите!
Иволгин, откланявшись, засеменил к автобусной остановке. Аким Сидорович и Андрей Карпович молча зашагали вперед.
Главный технолог химкомбината Пилипчук выступление начал робким, сдавленным голосом.
— Пожалуйста, громче, — попросил Иван Алексеевич Гай. — И главное, говорите правду.
— Я постараюсь. Значится так: я, конечно, сильно растерялся, когда узнал о беде в цехе аммиака. Так растерялся — не мог принимать никаких мер…
Голос Пилипчука окреп, зазвучал громко и твердо. Он чуточку выпятил впалую грудь, голову поднял выше и, решительно взмахнув рукой, попросил разрешения добавить еще немного. Желание главного технолога удовлетворили. Демьян Михайлович смело посмотрел на Осокина через сдвинутые на кончик носа очки и, чувствуя, как сердце начинает спокойнее биться в груди, продолжил:
— Меня за трусость можете снять с работы. А может быть, товарищи, мне пора и того… Я о пенсии говорю.
Демьян Михайлович задумался, как бы оглядываясь на пройденный путь, и, почесывая лысеющую макушку, скороговоркой закончил:
— Андрей Карпович хотел и меня ошельмовать. Вначале он вынудил Задольного написать рапорт, а затем, желая еще больше запутать ситуацию, решил все дело возложить на меня. Теперь, надеюсь, вам все ясно?
Члены бюро переглянулись. Иван Алексеевич Гай заметил:
— Спасибо и на этом. А вы, Андрей Карпович, что можете дополнить?
Осокину хотелось дать отпор Пилипчуку, затем схватиться с Гаем… Повернувшись к Артему Максимовичу Полюшкину, он решил просить слова, но, услышав желание Акима Сидоровича высказать свое мнение, остепенился.
Страх и самозащита. Эти два чувства полностью захватили Осокина. Он, не отрывая глаз от трибуны, к которой, как ему казалось, чертовски медленно шагает Аким Сидорович, ждал, что скажет заместитель министра.
Вереница несколько секунд молча постоял у трибуны, затем оперся о крышку локтями, склонил набок красивую седую голову и, пристально глядя на кого-то из сидящих за столом, вздохнул.
«Не тяни! — умолял про себя друга детства Осокин. — Я теперь готов ко всему».
— Хочу оговориться, — предупредил Вереница. — В настоящее время я переживаю два чувства. Одно — светлое, радостное. Пройдет немного времени, и наши химкомбинаты станут производить минеральные удобрения высокой концентрации. Я не буду говорить о колоссальной экономии государственных средств. Каждому это ясно без слов. Первые образцы таких удобрений нам показал Игорь Николаевич Задольный. Он представил нам и другое: новую технологию. — Аким Сидорович выпил глоток воды и тем же спокойным голосом продолжил: — Труд Игоря Николаевича будет отмечен достойно…
