Небольшой малолюдный пароходик привез сибирских гостей из Неаполя на Капри. Он проворно пересек Неаполитанский залив, оставив позади разбросанный по берегу и горам город со старинными замками, новыми многоэтажными домами, с оживленным портом, где дымили, гудели, приставали и отплывали корабли из разных стран. И когда город подернулся голубоватой дымкой, слился с небом и только очертания Везувия были еще различимы, сбоку, на высоком гористом берегу, мелькнули дома Сорренто и пароход взял курс к пристани острова Капри.
Гостей встретили служители отеля, взяли вещи, а приезжие пошли к фуникулеру, сели в маленький вагон, и фуникулер быстро и бесшумно пополз в гору. В окнах справа и слева мелькали сухие и почти безлиственные кусты виноградника, обремененные тяжелыми темно-синими с беловатым налетом гроздьями винограда.
– Около нашей гостиницы, – сказала Минна, – виноградники императора Августа, и даже каменное основание забора сохранилось с тех давних времен…
Фуникулер замедлил ход и плавно остановился. Вышли на улицу, с любопытством огляделись. Низкие дома. Узкие переулки. Безлюдно. Тихо.
Стоял знойный полдень. Приезжие находились на пляже, а местные жители занимались обслуживанием приезжих. Жизнь Капри во всем была подчинена курортному быту. Навстречу попалась только одна женщина верхом на осле, его вел в поводу хорошенький, лет четырнадцати мальчик в штанишках и курточке, отделанных золотым кантом. Женщина была в трусиках, в длинной блузе без рукавов, в золотых босоножках на ногах. Видимо, от предков-негров она унаследовала завитые колечками густые волосы и немного выпяченные, полные губы. Трудно было определить возраст ее, трудно было понять, хороша она или нет. Но она была необыкновенна. Женщина проследовала мимо сибиряков, не оторвав своего задумчивого взгляда от какой-то точки в высоте ясного неба.
– Вероятно, мулатка, – сказала Минна, перевидавшая в Венеции представителей всех национальностей.
– Интересно, кто она? Откуда? Что здесь делает? – загорелась Саша.
– Это приезжая. Богачка. Живет в роскошном отеле, наслаждается жизнью: ездит на осле, купается, смотрит в небо… Словом, живет весьма «содержательной» жизнью, – уверенно сказал Ваня.
Минна с опаской поглядела на него. После схватки в Колизее с князем Гагариным она решила, что Ваня не терпит богачей и вообще всю знать и старается не давать им спуска. Она облегченно вздохнула, когда незнакомка на осле скрылась за домом.
Подошли к отелю. Над дверью была вывеска «Белый кот» и нарисована усатая, очень приятная мордочка белого кота.
Поднялись наверх в номера, отделанные в тон голубому каприйскому небу. Вещи были уже там. Отодвинули шторы, открыли легкие ставни. По привычке Саша и Вера повисли на окне.
Внизу лежала узкая улица. Напротив, огороженный рассыпающейся каменной оградой, тянулся виноградник.
– О, это, должно быть, и есть виноградник императора Августа, – высказала предположение Вера.
Она говорила громко, и вдруг откуда-то снизу послышались звучные детские голоса:.
– Августа! Августа!
Девушки увидели трех черноглазых мальчишек в коротеньких штанишках, с аккуратно заглаженными складками спереди, в чистых белых рубашках. Задрав кверху свои мордашки, они глядели на девушек и что-то лопотали по-своему.
Саша спрыгнула с подоконника, бросилась к чемодану, достала трех ярких матрешек и снова свесилась в окне. Раскрыла матрешку, вынула из нее другую, поменьше, и показала ребятишкам. Затем она то же проделала со второй матрешкой, достала из нее третью – и так до тех пор, пока не добралась до самой маленькой.
Ребятишки, открыв рты, с восторгом глядели на необыкновенные игрушки.
– Ловите! – крикнула она, и три русские матрешки, румяные и круглолицые, полетели на землю.
Мальчишки подобрали игрушки и мгновенно исчезли, словно их ветром сдуло.
– Даже «грацие» не сказали, – засмеялась Вера.
Еще несколько минут подруги висели на подоконниках, разглядывали виноградник и небольшие белые дома вдалеке.
– Ну, что же мы зря теряем время? – сказала Вера. – Ведь мы на Капри. Ты понимаешь, Саша, на Капри! Сюда приезжал Ленин! Здесь жил Горький! Надо все посмотреть…
– И к морю! – воскликнула Саша. – Мы еще никогда в жизни не купались в Тирренском море.
Послышался легкий стук, и появилась Минна, сияющая и торжественная. Она забавно подняла палец вверх и сказала:
– Необыкновенная новость! Слушайте. Очень приятное известие. Сейчас мне звонил из Неаполя Рамоло Марчеллини. Вечером он приедет сюда вместе с Роберто Аоста. Он сказал, что на Капри живет человек, который был в партизанском отряде вместе с русскими.
– И он знал Ваниного отца? – спросила Саша.
– Об этом мне не говорили, но вполне возможно…
В саду, около отеля, девушек ждали земляки. А на ступенях отеля сидели трое мальчишек. Как только на крыльце появились Саша и Вера, они вскочили, дружно закричали: «Грацие! Грацие, синьорины!» – и бросились целовать девушек.
Вера, смеясь, расцепила на своей шее сильные детские ручонки. А Саша схватила барахтающегося мальчишку, притащила его в сад и передала Ване. Тот сейчас же, не опуская на землю, устроил с ним несколько номеров воздушной гимнастики. Остальные мальчишки, с открытыми ртами, с блестящими глазами, смотрели и завидовали.
…Путь к пляжу был уже знаком. Шли теми же узкими переулками с небольшими магазинами. Товары здесь были выставлены прямо на улице. Жарко палило солнце. Выгорали шерстяные дамские шарфы и кофты, всех цветов, косынки, купальные костюмы.
– Вот этот отель самый дорогой на Капри, – показала Минна на трехэтажное здание с открытым рестораном, мимо которого вела гостей.
– Смотрите, она здесь! – воскликнула Вера.
Все увидели ту женщину, которую утром встретили верхом на осле. Она сидела одна за столом, положив ногу на ногу, откинувшись на спинку кресла. Перед ней стоял бокал с вином, уже до половины выпитым, открытая бутылка, пепельница. В руке, лениво лежащей на колене, дымилась сигарета. Женщина, приподняв кверху лицо, задумчиво смотрела вдаль.
– Узнать бы, кто она? – сгорала от любопытства Вера, но заговорить с этой женщиной не было повода.
На фуникулере спустились вниз. Наняли лодку и поплыли вдоль каменистых берегов по синей, блестящей на солнце и прозрачной воде. Сзади и навстречу тоже плыли лодки. А вдалеке по морю, бечевой зацепившись за моторную лодку, на морских лыжах мчалась сумасшедшая спортсменка, окутанная облаком мелких брызг.
Вскоре лодка остановилась у причала. Вышли на помост. По лестнице поднялись на просторную веранду. Минна оплатила в кассе кабины и шезлонги. Разделись и спустились к морю. Купание на пляже «Тиберия» было дорогим по сравнению с другими пляжами, и поэтому его посещали преимущественно обеспеченные иностранцы.
Рядом с Сашиным шезлонгом полулежала толстая пожилая женщина, в прошлом, вероятно, красавица, в лиловом купальнике, в шапочке и резиновых туфлях такого же цвета. Она с интересом начала рассматривать Сашу, ее стройные босые ноги, скромный черный купальник, выцветший еще на сибирском солнце.
Саша постаралась поскорее покинуть свой шезлонг и броситься в море. Она поплавала немного, потом залезла на большой выступающий из воды камень, на котором загорала Вера, и тихонько запела:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
– А в самом деле, Вера, другой такой страны, вероятно, нет, – сказала она, поворачиваясь на бок, лицом к подруге. – И уж такая она желанная издали!
На камне появились мокрые Ванины руки, сильным рывком он выпрыгнул из воды, сел около девушек. Тонкие струйки стекали с его порозовевшего тела и сразу же высыхали на горячем камне.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек, —
во весь голос запела Саша, но, заметив, что привлекает внимание людей на пляже, замолчала и снова прилегла на камне.
После обеда попытались разыскать отель, где жил Владимир Ильич Ленин в 1908 и в 1910 годах, но никто из каприян, к которым обращалась Минна, толком этого не мог объяснить.
Один прохожий сказал:
– Я могу показать, где жил Максим Горький. Но это далеко, нужно взять такси.
Сибиряки с любопытством разглядывали высокого, худого, уже немолодого человека с седыми висками. У него были блестящие серые глаза, большой нос с крупными, выразительными ноздрями, напоминающий клюв орла. Одет он был небрежно, а это встречалось в Италии редко. На нем были поношенные, помятые брюки и клетчатая, несвежая ковбойка.
– Вы постоянно живете на Капри? – спросил Федор Алексеевич.
Итальянец охотно вступил в разговор. Прежде всего он назвал свое имя – Торквиний Маклий. Имя это ни о чем не сказало ни сибирякам, ни переводчице.
Торквиний Маклий сообщил, что на Капри он живет уже пятнадцать лет. Его двоюродный брат – владелец отеля. А сам он одинок и беден. Но он рад этому. Бедность и одиночество дали ему свободу. Он – художник. Он не гонится за модой, а пишет то, что подсказывает сердце, но его картины никто не покупает. Брат приютил его в маленькой надворной постройке типа сарая. Да ему ничего другого и не надо. Он доволен своей жизнью. Он любит Капри.
