— Конечно. А ты что же, девочка, думала?
— Скажите, и это что, так будет всегда?
Она спросила таким перепуганным тоном, что Цугрик невольно улыбнулся и сказал мягко, тихо, как по секрету:
— Глупенькая, изловчаться надо. Вот надоест вам доить руками, будете только аппаратами. Многие так и делают. Поняла?
— Тогда же… Какой же будет удой? Коровы испортятся… — пробормотала Галя.
— Да, — авторитетно сказал Цугрик, — молока, конечно, меньше. Ну, додаивать надо. Надо. Додаивайте. Которые коровы не принимают — у вас много таких?
— У меня, например, Слива отдает только рукам. Аппараты ее совсем расстроили. Летом давала двадцать, а теперь восемь…
— Слива? — повторил он, размышляя. — Восемь — это мало. Мало…
— Я уже ничего не могу сделать, молоко просто пропало.
— Ничего, будем делать сортировку скота, — солидно сказал Цугрик. — А пойдет молодняк — тот сразу привыкает, и все налаживается. Если только новые аппараты не придумают к той поре.
— Зачем же пишут инструкции так глупо… — разочарованно сказала Галя. — Дойка — семь минут, эх!..
— Так оно и есть, — сказал Цугрик. — А потом ручками. Если так уж охота.
Она смотрела на него и не понимала: серьезно он это или шутя, прощупывает ее? Он был ей совершенно непонятен. То, что он предлагал намеками, было прямо кощунственно, но она могла вообразить, что такое на фермах есть.
— Это пустяки, — сказал Цугрик, роясь в бумагах. — Я должен поговорить о другом деле. У нас из рук вон плохо поставлена отчетность. Конечно, сам я делаю все, что могу, но главное осталось за вами. Вот журнал — правда, это для учета осеменения, но вы используйте графы. А как записывать данные, я сейчас покажу. — Он раскрыл журнал и начал с первой страницы. — Здесь пишете кличку коровы, номер по порядку, год рождения, масть, вес, особые приметы, число отелов, число приплода, пол приплода, его масть, вес и приметы. Тут запишете вкратце, куда телята поступали, — остались на ферме, сданы на мясо и прочее, а если околели, тоже отметьте. Сделать это нужно по каждой корове за все прошлые годы.
— У нас есть старые коровы, это нужно поднимать архив, — озадаченно сказала Галя.
— Ничего, вы девочки молодые, энергичные, пороетесь и найдете. Ничего не поделаешь, это для дела. Область требует так. И чтоб без выдумок, смотрите мне, чтоб все было в ажуре. Запомнили, как писать? Здесь — порядковый номер и кличка…
— Порядковый номер и кличка… — стала повторять Галя, запоминая.
— Отлично. Дальше следует такой раздел: в таком-то году от коровы по кличке Красавка надоено столько-то молока. В следующем году от нее же надоено столько-то. Сколько у вас коров?
— Восемьдесят пять.
— По всем восьмидесяти пяти. Затем переносите весь список сюда и уже отмечаете ежедневно, сколько дала Красавка, Слива и так далее в утреннюю дойку, сколько в следующую и так далее, это уже, значит, ежедневно.
— Но мы доим аппаратом несколько коров одну за другой, и молоко смешивается, — пробормотала Галя, начиная чувствовать что-то вроде панического страха.
— Это пустяки. После каждой коровы откройте крышку и слейте в молокомер.
— И потом мы руками додаиваем!
— И руками тоже — измерьте и приплюсуйте.
— У меня двадцать одна корова. Я с ними так запутываюсь, что додоить иную забываю.
— А вот это плохо, очень плохо! Какая же вы тогда доярка!
Галя на миг вообразила, как она мечется с бумагой от коровы к корове. Аппараты стоят, потому что она меряет. Сорок два раза за дойку меряет молоко. Дойка тянется долгие часы, сведения перепутываются…
— Зачем это? — воскликнула она.
— Научно поставленное животноводство, дорогая. Мы должны иметь четкое представление о делах на ферме. Раскрыл журнал — и все тут как на ладони. Журнала вам хватит примерно на неделю, а в пятницу я вам подошлю еще. Сейчас как раз кончились.
— Может, это и надо, — сказала Галя. — Но тогда надо держать специального учетчика, и то работы ему будет по горло.
— Не горячись, — сказал Цугрик. — Тебя никто не просил брать на себя функции завфермой. Вы сказали, что будете сами, — вот и выполняйте ее работу. Сведения — это святое дело, они помогают…
— Что они там помогают!.. — с сердцем сказала Галя. — Вы напишите в первой графе, что съела корова, а я во второй с закрытыми глазами напишу, сколько она дала молока! От этих журналов прибавится ли хоть литр, скажите?
— Дитя мое, — мягко сказал Цугрик. — Вы можете изворачиваться с учетом как хотите. Все мы знаем, что не прибавится. Но научный метод есть научный метод. Он требует строгого учета и отчета. Молоко, так сказать, в руках божьих: корова может дать, может и не дать. Отчетность же в руках человечьих: тут уж дай — и все! Если греют за молоко, сошлись на корову, на корма. Если греют за отчетность — не на кого сослаться, ты виновата. Поняла? Как хотите управляйтесь, а сведения представляйте и бумаги заполняйте все до единой! — Он спохватился, что напрасно так откровенничает, и мигом свернул на попятный: — Не смейся, это действительно имеет огромное значение. Вот ты Сливу свою как кормишь?
— Как всех, но…
— А когда она молоко зажимает, комбикормцу подсыпаешь?
— Немного, только чтобы она успокоилась.
— Ну вот, а мы посмотрим на сведения и определим: эта корова нерентабельна, ее сдать на мясо. Комбикорм нам нужен для тех, кто дает молоко, а не ломается. Бери журнал, и пишите с богом.
Галя повертела в руках журнал и положила его на стол:
— Не будем писать. Сведения эти глупые.
— Но-но, — сказал Цугрик. — Все фермы пишут, и никто не протестовал.
— А мы протестуем! Не будем, не будем!
— Тогда придется поговорить с вами по другой линии, — невозмутимо сказал Цугрик.
— Ну и говорите! — крикнула Галя и выскочила.
За дверью она крепко сжала руки, чтобы успокоиться — так все в ней вдруг заколотилось. «Я становлюсь грубиянкой, как Ольга, — подумала она. — Привыкаю, как видно».
Она поймала Воробьева в момент, когда тот запирал кабинет. Председатель поморщился, но кабинет открыл, и они вошли.
— Дайте нам крышу, — сказала Галя. — Нас заливает.
Председатель устало потер лоб, глаза и вдруг вызверился:
— Идите вы ко всем прабабушкам, только у меня и забот с вашими крышами! Это что, специально за этим приехала?
— Да.
— Убирайся обратно!
Галя встала и пошла к двери.
— Подожди, — окликнул он, посопел и сказал: — Передай Иванову, пусть соломы еще стог подбросит — и перезимуете.
— Не перезимуем, — сказала Галя. — Мы все переболеем и коров угробим. Я буду писать в газету.
У председателя был такой вид, что только пистолет в руки. Он схватил палку и забарабанил ею в стену так, что посыпалась штукатурка.
— Что за шум, что за пожар? — сказал Волков, вбегая. — А! Руднево прибыло! Как там коровки, привыкли?
— Не привыкли, — злобно ответила Галя. — Удой — десять литров.
— М-да… — сказал Волков. — Ну, осень пошла, удой, ясно, ниже… Но вообще… Аппараты хоть не портятся?
— Пока нет, но они же не всё выдаивают!
— Терпите, — сказал Воробьев, уже немного успокоившийся. — Терпите, к весне улучшится. Но аппараты не аппараты, а молоко гоните!
— Кажется, вы только это и умеете: «гоните, гоните!» — сказала Галя раздраженно.
Воробьева это почему-то не задело, он смолчал, а Волков улыбнулся.
— Теперь я все поняла, — сказала Галя. — Когда вы привезли аппараты, мы чуть не плясали, теперь мы чуть не плачем. Как же это получается?
Председатель и парторг молчали.
— А вы что, против работы? — спросил Волков холодно.
— Или против механизации? — добавил Воробьев.
— Нет, мы не против механизации вообще. Но если бы вы заранее узнали — а вы должны были узнать, это для вас не первый раз, — вы бы не свалили нам все это на голову: нате и давайте! Вы бы объяснили, что надо медленно вводить и не спешить наваливать на нас по семнадцати коров. А теперь у нас уже по двадцати одной корове, и нет уже никакого выхода: к аппаратам они не готовы, а рук у нас только по две! Мы не против работы, Сергей Сергеевич, и не смотрите на меня такими ледяными глазами. Мы работаем, и вы не смеете нас упрекнуть. Но мы за нормальную работу. В городах семичасовой рабочий день, а у нас выходных нет, крутимся с утра до ночи. Если такая работа — мы против.
— Зимой отлежитесь! — жестко сказал Волков. — Мы не даем выходных, потому что у вас неравномерная нагрузка.
— Ладно, Сергей, — мрачно сказал Воробьев. — Зимой им тоже хватит дел. Пожалуй, выделим по фермам подменных доярок и дадим выходные. Составим график отпусков хоть зимой.
— Я работаю без выходных! — воскликнул Волков.
— Это тебе на том свете зачтется, — улыбнулся Воробьев. — На твоей и моей могилах напишут: «Вот лежат двое помешанных, которые работали без выходных».
