— У нас есть некоторые данные, говорящие о том, что Ставорский не наш человек и что вы кое в чем поддерживаете его. Расскажите, что вы знаете о Ставорском.
— А что я могу о нем знать? — Никандр кабаньими глазками посмотрел на широколобого. — Привез я его из Хабаровска, он поселился у меня, вот и живет. Откуда мне знать, что у него на уме? Он начальник, я конюх.
— Мы готовим арест Ставорского, как вредителя, — тихо сказал широколобый. — Вы ничего не замечали за ним? Смотрите, если окажется, что вы хоть что-нибудь скрываете, вас привлекут к ответственности как соучастника. Тогда пеняйте на себя — десять лет заключения обеспечено!
Никандр погасил самокрутку о подошву ичига.
— Вот что я вам скажу, гражданин следователь… Вы меня в эти дела не путайте. Я человек простой, из крестьян, и не желаю соваться в ваши дела. Живу я своим трудом и так буду жить, пока живется. А какой там Ставорский или кто другой, меня не касается. Дозвольте мне уйти. Уж вечер, скотину надо убирать.
С этими словами Никандр грузно поднялся, надел картуз с явным намерением уйти. Широколобый посмотрел в его кирпично-красное лицо, в беспокойно бегающие глаза, стукнул карандашом по столу.
— Ладно, идите, — сказал он наконец. — Но нам предстоит еще один разговор. О том, что мы тут говорили, никому ни слова.
— Это я знаю, — ответил Никандр, нахлобучивая поглубже картуз и направляясь к двери. — Не впервой. Прощевайте.
Захар вышел из кабинета Ставорского обескураженный, потрясенный.
Как-то незаметно он очутился на берегу Амура. Неподалеку чадил густым дымом нарядный пароход, по его зыбким сходням взад-вперед бегали люди.
«Пойти вот сейчас, сесть и уехать», — подумал Захар, и у него посветлело на душе.
«А почему бы не так? Уехать домой, в станицу, и больше никогда не отрываться от родного куреня». Ему казалось, что всё здесь против него, что всюду его подстерегают каверзы и опасности. Он устал, душа его жаждала покоя, ему хотелось вот сейчас, сию минуту очутиться под родной крышей и вволю, всласть отдохнуть, забыться.
Его внимание привлекла сцена, происходившая на сходнях. Несколько матросов выталкивали с парохода коренастого парня в несуразно длинном, с чужого плеча, пальто и клетчатой кепчонке с огромным козырьком.
— Пропуск давай, без пропуска не поедешь! — кричали ему. — Может, ты магазин обворовал, а теперь сбежать хочешь?
Парень ругался, лез назад, но на него навалились сразу несколько человек. Очутившись на земле, парень снял кепку и вытер пот с лысеющей острой макушки. Пароход, дав три гудка, стал отходить. Шлепая плицами по воде, он двинулся против течения, в сторону Хабаровска. А парень шел по берегу вслед пароходу, грозил кулаком и с ожесточением бранился. Его длинное угреватое лицо раскраснелось, подпухшие глаза налились кровью.
Захару стало жаль парня, он дружелюбно спросил:
— Уехать хотел?
— Ну да!.. Кореш уехал, все пожитки увез. А ты тоже прицеливался? — спросил парень, окидывая Захара взглядом.
— Нет, но такую думку держу.
— Слушай, давай вместе на лодке, а? Я тут разузнал, как по Амуру добраться до Хабаровска. Сам откуда? А я из Одессы — Семен Головаха… Ну что, рванули?
Захар минуту колебался — ведь такой удобный случай! На пароход бесполезно рассчитывать — нужен пропуск. А это — верное дело.
— Согласен, — сказал он, опасливо оглянувшись по сторонам. — Давай обмозгуем, как лучше сделать.
Решившись на что-либо, Захар потом весь отдавался этому делу. Вот и сейчас: он сразу стал собранным, лицо сделалось решительным, движения уверенными.
Они разработали план действий, распределили обязанности: Головаха покупает продукты, Захар — весла и ведро для варки пищи. Сбор — в полночь.
Ночь выдалась темная, беззвездная. Дул слабый низовой ветер, легонько плескались волны.
— Сталкивай, — приглушенно скомандовал Головаха, налегая на весла.
Лодка шаркнула по камням и грузно закачалась на волнах. Захар прыгнул в нее, пробрался в корму к рулевому веслу. Сердце у него замерло — в любую минуту их могли окликнуть, вернуть. Оба молчали, вслушиваясь в звуки ночи. Но один только шелест волн слышался кругом.
Они пересекли Амур, чтобы потом подняться вверх под прикрытием безлюдного лесистого берега, и пристали к каменистому мысу. Там передохнули, съели по банке рыбных консервов и по куску хлеба.
— Слушай, где ты добыл столько продуктов? — спросил Захар, ощупав большой мешок.
Головаха усмехнулся:
— Купил-нашел, насилу ушел.
— Украл?
— А ты думаешь, подарили?
— Когда же ты успел?
— А это еще раньше. Припрятано было на всякий случай.
Захару стало тоскливо от этих слов. Не ошибся ли он, связав свою судьбу с Головахой? Это же вор! Но делать нечего, назад возврата нет. И разве он сам не обманул Любашу, попросив весла и ведро на часок? А своих земляков, когда сказал, что уезжает на сплав? Чувство гадливости к себе охватывало Захара, но он старался заглушить совесть и думать о том, как скорее добраться до Хабаровска.
— Ну, двинули! — скомандовал Головаха.
Лодка медленно, с трудом шла против течения у самого берега. Но когда забрезжил рассвет, беглецы были уже километрах в десяти выше Пермского.
Впереди, за утесом, показалось какое-то село. Пришлось снова пересекать Амур, чтобы укрыться на день в тальниках левого берега.
После бессонной, полной тревог ночи, многочасовой непрерывной гребли, шума волн в кромешной тьме тихая протока с недвижной глянцевитой водой, озаренная розовыми лучами солнца, показалась райским уголком. Они облегченно вздохнули, когда лодка спокойно пошла по невозмутимой глади протоки; изумрудная зелень тальника отражалась в воде, и весь воздух кругом, казалась, был пронизан зеленым светом.
Захар спрыгнул на песок, взбежал на обрывистый берег. Захватывающее чувство приволья овладело им. Кругом лежали необъятные, залитые солнцем просторы лугов. В воздухе переливчато звенели трели жаворонков, где-то неподалеку в зелени тальника щелкал дрозд, на озере гортанно покрикивала цапля, под обрывами, где над водой шатром нависали тальники, плескалась рыба.
— Хорошо-то как! — Захар полной грудью вдохнул пахнущий травами воздух.
— Ты там не торчи, — грубо окликнул его Головаха, — могут засечь…
Захар подошел к костру, Головаха недобрым взглядом окинул его и сказал:
— Вот что, кореш, давай сразу договоримся, по-честному, — не продавать! Понял? Будешь легавить — учти: я в этих делах беспощадный! — и приоткрыл полу куртки. На поясе у него висел нож-финка в позолоченных ножнах.
— А на черта мне это нужно? — Захар исподлобья взглянул на Головаху. — И финку больше не показывай, я не трус.
— Да ты не обижайся, кореш, — заулыбался Головаха, — это я так, чтоб наперед договориться.
Захар не ответил. На душе у него стало горько. Но делать нечего — назад пути нет.
После завтрака они завалились спать.
Захар проснулся за полдень, когда солнце стало нестерпимо припекать. Головахи не оказалось рядом, он бродил возле воды с ружьем, высматривая рыбу.
— Ну что, двинем? — спросил Захар.
— Пожалуй, — отозвался Головаха.
Захар сел на гребные весла, Головаха — за руль. Через час протока вывела к Амуру.
Их никто не задержал до наступления темноты, даже не встретилось ни одного судна или лодки.
К исходу третьих суток они уже были в ста километрах от Пермского — в устье Серебряной протоки, соединяющей озеро Болонь с Амуром. За это время они о многом переговорили. Захар все больше узнавал Головаху и все больше опасался за свою судьбу. Перед ним был настоящий бандит, вор-рецидивист. С пятнадцати лет Головаха занимался воровством и грабежами — об этом он сам поведал Захару. На его совести было два убийства, четыре побега из мест заключения. В Пермское он приезжал по чужим документам, чтобы скрыться от преследования уголовного розыска.
— А за гро́ши не думай, — весело подмигивая, говорил он Захару, — меня в Хабаровске кореш ждет. Втроем мы как-нибудь справимся с магазином.
Если бы Головаха не говорил этого, может, все так и шло бы своим чередом. Захар мирился даже с тем, что Головаха почти не греб, а если греб, то лениво, неумело и уже на второй день натер кровяные мозоли. Но теперь сам побег открылся Захару совсем в ином свете. Он стал опасаться, что Головаха пристукнет его где-нибудь на подступах к Хабаровску, когда исчезнет необходимость в гребце. Захар заметил, что Головаха почти не выпускает из рук его «фроловку», а когда расстается с ней, то вынимает затвор и прячет за пазуху. Он стал следить за каждым движением Головахи. И только тогда Захар приметил, что Головаха тоже следит за ним.
