— Не было, так будет… Тебе бы спасибо сказать, что я задним числом выручил, а то начетик как пить дать сунули бы и премию назад отобрали.
Поглядев в спину шагающего впереди начальника главка, Агапов тоскливо подумал, что на экспериментальном участке Готовцев наверняка добавит кляуз. Не промолчит и насчет опытного узла, про который директор сказал Веретенникову, что находится в работе. Не было над тем узлом никакой работы. Конь, как говорится, возле того узла не валялся.
Мастер Афонин снова сунул в ящик стола «левачок» подумал, что ни в субботу, ни в воскресенье ему не добраться до заветных рыбацких мест. Надо же, сколько начальства шастает на участок.
— Сколько экспериментальных отливок не хватает, товарищ Афонин?
— Двенадцать, Максим Максимович… Вот, проверяли с товарищем Готовцевым.
— Почему двенадцать? Я же распорядился всего три штуки взять.
— А за вами вслед стали тоже распоряжаться, — весело и безбоязненно, видно решив, что терять уже больше нечего, раз уплыли два рыбацких золотых денька, ответил мастер. — Главный инженер распорядился, а потом начальник цеха… Чего-чего, а командиров у нас хватает…
— Ладно, философию на пустом месте не разводи, Афонин. Ты на вопросы отвечай.
— А я как раз и отвечаю на вопросы.
— Где люди с экспериментального? — спросил Балихин.
— Гришка Савин в инструменталку утащился за новой фрезой, а про других вы, товарищ, не знаю, извините, фамилии, у директора спросите.
Агапову пришлось объяснять, что острая производственная необходимость вынудила временно перебросить станочников с экспериментального участка на основное производство.
— Штурмовщину устраиваете?
— Так не хватает же рабочих, Владимир Александрович. Знаете, какой у нас недокомплект по основным специальностям?
Максим Максимович говорил и ждал, что сейчас Готовцев подкинет в разгорающийся костерок очередную охапку хвороста. Но, к его удивлению, Андрей Алексеевич промолчал, не сказав ничего и о злополучном узле, в работу над которым поверил Веретенников.
— Когда вернете заготовки на экспериментальный?
— Послезавтра вернем, — горячо заверил Агапов, прищуривая и без того маленькие приметливые глаза. — Завтра сам к литейщикам поеду. И своих людей тоже обратно забирай, Афонин. Скажи, что директор распорядился немедленно вернуть всех на экспериментальный. И сразу возьмите в работу вот этот узел.
Максим Максимович энергично ткнул пальцем в дальний угол, где лежали заготовки злополучного узла, в отношении которого он ввел в заблуждение старого и доброго друга. Паша — человек деликатный и душевный, в глаза он за такой обман Максима Максимовича никогда не укорит, но два, а то и три месяца теперь не переступит порог квартиры Агаповых, и тут уж Максиму Максимовичу придется объясняться с дражайшей супругой. А та напрямик умеет резать еще почище этого зануды Готовцева.
— Если кто из начальства будет на тебя наседать, Афонин, мне лично звони. А еще лучше вон ему, Готовцеву.
Повернулся к Андрею Алексеевичу и добавил:
— Опасный ты человек, Готовцев. Лучше с тобой поскорее развязаться.
— Что и требовалось доказать, Максим Максимович.
Балихин молча прошелся по закутку экспериментального участка. В тесном проходе между сверлилкой и строгальным станком испачкал светлый летний пиджак и принялся очищать носовым платком пятно.
— Тесно, Владимир Александрович, — сокрушенно сказал Агапов. — Пойдемте ко мне в кабинет, там бензинчиком ототрете. Я пузырек с чистейшим авиационным держу про запас для таких случаев… Ничего, новые корпуса построим, тогда и жизнь у нас начнется другая. Кстати, товарищ депутат, как там наше ходатайство?
— Отказали мы вам в ходатайстве, Максим Максимович.
— Как так отказали?.. Министерство же письмо подписало.
— Письмом министерства народных избранников не перескочишь. Власть на местах полномочная. Не отвели мы вам землю под строительство.
Балихин круто повернулся и напрямик спросил Готовцева:
— Не ты ли там ручку приложил, Андрей Алексеевич?
— И я приложил, Владимир Александрович.
— Ясно… Веселый вы народ. У одного теперь придется знамя отбирать, а другой…
Балихин не договорил. Распорядился, чтобы завтра в шестнадцать часов начальник ОКБ явился к нему. Авиационным чистейшим бензином начальник главка тоже не захотел воспользоваться. С рыжим пятном на рукаве светло-серого пиджака Балихин прямо из цеха проследовал в служебную машину, наотрез отказавшись принять участие в скромном, всего на шесть персон, старательно и заботливо приготовленном обеде.
Глава 10. Симпатии и антипатии
Дом на Каширке когда-то был уютным подмосковным особнячком из тех, что опрятно и весело смотрят вдаль окнами мезонина с вынесенным на фасад небольшим, в точеных балясинах перил, балкончиком, приветливо распахнутыми в глубине веранды двустворчатыми дверьми. За прожитое время дом постарел, ему бы впору было кончить жизнь, но он терпеливо стоял, словно понимая, что должен укрывать еще двух оставшихся жильцов.
Андрей не понимал толком, почему он, занятый сверх головы человек, которого ожидает груда служебных дел, а дома — неоконченный ватман, вот уже второй час сидит в комнате дряхлого особнячка на Каширке, пьет чай и ведет разговоры с малознакомой Кирой Владимировной, восседающей в домашней инвалидной коляске с большими колесами.
— Переписка у меня значительная, Андрей Алексеевич… Картотека почти на две тысячи адресатов…
Кире Владимировне было лет под сорок. Привлекательное, с крупными волевыми чертами лицо не портили ни очки в роговой оправе, ни седеющие волосы, расчесанные на старомодный строгий пробор, а на затылке уложенные в слабую косу. Рыхлое, располневшее от недостатка движений тело, казалось сросшимся с инвалидной коляской, и только неестественная худоба ног заставляла догадываться о страшном недуге.
— Пишут много. Наверное, считают, что раз живу в Москве, так мне просто решить все их вопросы… Это очень хорошо, что много пишут. Это человечно.
Андрей согласно кивнул и подумал, что наверняка ни один из адресатов, записанных в самодельной картотеке, пристроенной возле письменного стола, не может себе и представить, что деятельная, отзывчивая и внимательная Кира Владимировна вот уже больше двух десятков лет не покидает своей комнаты.
— От Лавровского сегодня опять письмо получила, — с мягкой улыбкой сказала Кира Владимировна Тамаре, возившейся в углу, возле крохотного столика с грудой картошки, капусты, пузатыми свеклами и нарядной молодой морковью. Быстрые руки ее так проворно управлялись с разделкой овощей, что Андрей Алексеевич не поспевал следить за их движениями.
— В Пустошку он ездил?
— Ездил… Полностью подтвердились мои сведения. Облвоенкомат прислал ему копии архивных документов. Сообщил также, что возбуждает ходатайство об установлении обелиска на месте их гибели… Представляете, Андрей Алексеевич, двенадцать человек в июле сорок первого держались в недостроенном доте против батальона фашистов. Командовал ими лейтенант Лавровский, отец моего адресата. Дрались, пока были патроны, уложили не одну сотню врагов, а сын получил известие, что отец пропал без вести. Разве это справедливо? Человек не может пропасть без вести… Это же бессмыслица! Он может умереть, погибнуть… Пропал без вести — это наша вина, вина живущих, которые поленились узнать правду о последних часах человеческой жизни. Вам еще налить, Андрей Алексеевич? Берите, пожалуйста, печенье. Тамара пекла. Она так заботится обо мне, что я не могу найти слов, чтобы выразить благодарность.
Со станкостроительного завода, где Готовцев довольно беззастенчиво влил в праздничную бочку меда не ложку, а ведро дегтя, он отправился домой пешком. Надо было прогуляться, успокоиться, снять сумбур в мыслях, а главное, подумать о дальнейших своих действиях.
Андрей Готовцев не был по характеру ни нахалом, ни склочником, ни фантазером, готовым, подобно Дон-Кихоту, сразиться за правду даже с ветряными мельницами. Он отчетливо представлял, как отреагирует на критику начальника ОКБ многоопытный, себе на уме, Максим Максимович, щедро раздававший в присутствии начальника главка обещания, которые будут забыты ровно через неделю. Понимал и настроение Балихина, которому вместе с заместителем министра, поддержавшим ходатайство станкостроителей, подставил подножку при решении вопроса об отводе земельного участка.
С первого взгляда, с оценки стороннего человека, действия Готовцева вряд ли можно было признать здравыми. Разумный руководитель, да еще с таким, как у Андрея Алексеевича, руководящим стажем, заботясь о коллективе и о себе лично, не станет по собственной инициативе портить отношения ни с исполнителем опытных и конструкторских заказов, который и так не балует ОКБ вниманием, ни уж тем более с непосредственным начальством.
