— Что замолчал, парень? — повысил голос рыбак. — Проголодался небось?
— Это верно, — слабо улыбнулся Уосук.
Старик молодо спрыгнул с саней, вытащил чайник, развел у дороги костер. Уосук с жадностью накинулся на лепешки. Старик сочувственно покачал головой.
— Я здесь сворачиваю. А тебе прямо, — сказал он.
— Что ж, — встал Уосук, — спасибо тебе, отец. За все спасибо!
Он крепко пожал старику руку и зашагал по дороге. Еда придала ему сил, он шел бодро и быстро. Солнце клонилось к закату, когда тайга расступилась и Уосук оказался на берегу Джелеккёя. Он сразу узнал родное озеро. На противоположном берегу чернела покосившаяся юрта.
Вблизи заброшенное жилище показалось еще горемычнее. Глиняная обмазка наполовину обвалилась со стен, обнажив тощие жерди. Окна зияли черными дырами, у порога валялась снятая с петель дверь. Уосук шагнул в юрту. Правая сторона камелька, у которой он любил греться зимними вечерами, обрушилась. На земляном полу желтели потрескавшиеся деревянные миски, среди них Уосук увидел и крохотную — свою, напомнившую ему безвозвратное босоногое детство. Он осторожно поднял ее, сдул пыль и положил в карман.
«Значит, в Улахан-Сысы», — подумал он.
Он плохо знал дорогу к этому аласу и, пока добрался, солнце зашло. В густых сумерках он увидел большой господский дом и несколько построек вокруг. В хотоне[16] звякали ведра — должно быть, доили коров. Уосук в нерешительности остановился. Куда идти? В дом? А если засада? Мать, наверно, в хотоне — где же еще будет хозяйка в час дойки? Уосук покружил по опушке, присматриваясь, и двинулся к хотону. Вдруг где-то рядом блеснула слабая вспышка, и в то же мгновение страшный удар в грудь опрокинул Уосука навзничь.
* * *
Исчезновение Уосука обнаружил Разбогатеев. Проходя утром мимо чулана, он почувствовал что-то неладное и дернул замок. Тот открылся. Разбогатеев рванул дверь — чулан был пуст.
Караульщики принялись винить друг друга и Варвару. Разбогатеев не стал их слушать. Он бросился к начальнику милиции.
Был произведен обыск у всех подозреваемых, в том числе у Староватова. Потом Разбогатееву пришло в голову, что Уосук направился в наслег — к отцу.
— Как волка ни корми — все в лес смотрит, — сквозь зубы процедил купец.
Он тут же двинулся в Салбан. По пути у него в голове созрел коварный план.
— Я приехал, чтобы предупредить тебя, мой друг и помощник, — сказал он Токуру. — Из вилюйской тюрьмы сбежало несколько бандитов. Направились в вашу сторону, грабя всех мало-мальски имущих.
— Что же делать? — испугался Никифор.
— Я тебе оставлю двух милиционеров. Когда опасность минует, отпустишь их.
— Спасибо, Николай Алексеевич. Век буду помнить!
Сам тоже не зевай. Бандиты вооружены. Если увидишь хоть одного — стреляй сразу, не жди, пока тебя укокошат.
Разбогатеев уехал. А для Никифора начались тревожные дни. Один из оставленных купцом людей охранял дом, другой — амбар. А Никифор с ружьем залег у хотона. Прошло три дня и три ночи. Бандитов не было в помине.
«Наверно, мимо прошли, стал успокаиваться Токур. — Посижу сегодня и хватит». Он улегся на своем привычном месте. Женщины, среди них и худая как щепка, до поры состарившаяся Елена — богатство не пошло ей впрок, — доили коров.
Смеркалось. Вдруг на опушке показался силуэт человека. Какое-то время пришелец неуверенно топтался на месте, внимательно вглядываясь в усадьбу. «Выбирает, откуда лучше напасть», — похолодел Токур. Человек двинулся прямо к хотону. Был он в городском пиджаке, без шапки. «Бандит! Сейчас он кликнет своих!» — мелькнуло в голове Токура, и в то же мгновение он нажал курок.
Грянул выстрел. Коровы испуганно замычали и шарахнулись, разлив молоко. Женщины ахнули.
— Зачем стрелял? С ума сошел? — сердито бросила Елена.
— Кажется, я попал в бандита, — пробормотал Токур, выходя из укрытия.
К упавшему подбежал милиционер и ощупал.
— Убит, — сказал он.
— Убит? — вскричал Никифор: он узнал сына.
— Еще бы — с пяти шагов. Всю грудь разворотило.
Из хотона выбежала Елена. Мгновение она стояла над убитым и вдруг рухнула на сына.
— Погубил! Сына погубил! О, горе, горе! — завопила она, обливаясь слезами.
— Темнота… темнота… — бормотал Никифор. — Темнота виновата! Не разглядел! Не успел разглядеть!
Уосук слабо застонал и зашевелился.
— Он жив! — перекрестился Никифор.
— Кто стрелял? — чуть слышно прошептал Уосук.
— Я, сынок, я! — рыдая, ответил Никифор. — Темнота, темнота! Не разглядел!
— А зачем… стрелял… в безоружного…
— Боялся! Тойон Разбогатеев сказал, что меня бандиты грабить собираются!
— Ловко отомстил Разбогатеев… Твоими руками. Темнота, говоришь… Да, только начали мы выходить из тьмы…
Он заметил Елену.
— Мама, ты? Не плачь, родная. Не плачь…
Он замолчал — навсегда.
Всю свою недолгую жизнь рвался он из тьмы к свету. Тьма убила его.
Но свет революции, свет новой жизни она уже не могла погасить.
Торбаса — меховая или кожаная обувь.
Наслег — наименьшая административная единица в дореволюционной Якутии.
Князцы — выборные старшины наслегов.
Улус — административная единица, включавшая несколько наслегов.
Суруксут — писарь (якутск.).
Тойон — господин (якутск.).
Токур — якутское прозвище, означающее в переводе «согнутый, скрюченный».
Гольян — мелкая озерная рыба.
Тымтай — берестяной короб для рыбы.
Салама — дар духу, хозяину воды.
Сэргё — коновязь в виде столба.
Вот это покажи! Нет, это! Сколько стоит? Слишком дорого. Это? Тоже слишком дорого. Табак есть? Сколько стоит? Э, тоже слишком дорого!
Олонхосут — исполнитель олонхе (якутского героического эпоса)
Зарод — стог.
Кэпсе — рассказывай; якутское приветствие.
Хотон — хлев.
