Первыми самоцветами, которые попали в екатеринбургскую гранильную мастерскую, были тумпасы и строганцы — кристаллы горного хрусталя. Тумпасы — кристаллы дымчатого цвета, а строганцы — прозрачные, как слезинка.
Самые красивые и крупные тумпасы в гранильную мастерскую приносил кержак Ерофей Марков из Шарташа. Село это лежит на берегу лесного озера, в пяти верстах от Екатеринбурга. С давних времен его населяли высланные сюда царским правительством кержаки. Суровая природа и тяжелая горная работа наложили свой отпечаток на характер этих людей. Кержаки казались замкнутыми и угрюмыми людьми, но, надо отдать справедливость, они всегда отличались трудолюбием. Среди них кержак Ерофей Марков, однако, был человек веселый и очень подвижной. За сотни верст кругом он обходил все шиханы[6] и чащобы, и никто лучше его не знал месторождений самоцветов.
Ерофей Марков как будто чутьем угадывал скрытые свойства тумпасов. Еще до того, как камень сдавался в гранильную мастерскую, он начинал играть нежным золотистым отливом в руках умельца. Старику была известна одна тайна, и благодаря ей он со своей женой Прасковьей Васильевной делал чудеса с дымчатыми тумпасами. Горщик знал, что каждый «дым», или, попросту говоря, оттенок тумпаса, может чудодейственно заиграть другим цветом. Чтобы достигнуть этого, горщик со старухой запекали камень густого цвета в хлебной корке, и «дым» тумпаса после этого превращался в золотистый или нежно-желтый. Казалось, что в кристалле горного хрусталя застыла капелька солнечного сияния.
На первый взгляд секрет казался очень простым. Известно, что дымчатый горный хрусталь окрашивается в «дым» особым смолистым веществом, которое не безразлично к температуре. Этим свойством и воспользовались горщики, чтобы изменять «дым» тумпасов из неопределенного в приятно желто-золотистый. Но на деле это давалось нелегко, требовался огромный опыт, чтобы знать, как запекать и какого «дыма» тумпас можно и следует запекать. Не всякому удавалась такая «опечка». Большое чутье было у Ерофея Маркова. Недаром гранильщики-кержаки хвалили его:
— Эх, Ерошка, рука у тебя легкая да глаз ласковый; тумпас, и тот у тебя солнечным светом озаряется.
Не всякое дело любили кержаки, но тумпасный промысел Ерофея Маркова они одобряли:
— Тумпасы — дело безобидное. В ином душа светится. Гожее дело!
В гранильной мастерской все любили Ерофея и с нетерпением ждали его прихода: чем-то порадует старина?
Отыскивал тумпасы Марков по долу реки Березовой. На отмелях и в обрывах берега тумпасы давались легко, оттого работалось весело. Но со временем прибрежные пески оскудели самоцветом, и тумпасы попадались все реже и реже. Горщику пришлось перенести поиски подальше от реки. Кругом простирался дремучий лес, обширные топкие болота, в которых били холодные ключи. По опыту старик знал, что бегучие воды в давние-предавние времена размыли, разрушили горные породы, и в своих выносах они содержали дымчатые тумпасы. Самоцветы залегли где-то неподалеку от забережьев болота, поблизости от родников, но чтобы достать их, надо было закладывать шурфы, и Ерофею пришлось немало перевернуть земли, пока наметался его глаз. Каждый камушек-самоцвет любит свое ложе и свое содружество, поэтому Ерофей тщательно присматривался к породе и к каждой галечке. Работать в шурфе тяжело: не сразу различишь находку — кругом глина, песок, горщику приходилось мусолить слюной каждый камушек, чтобы внимательно разглядеть добычу, а то, чего доброго, вместо тумпаса притащишь домой «дикаря».
Дело поисковое Маркову очень нравилось — тихое, покойное. Целые дни он проводил в лесу. В заношенном, но аккуратном азяме, подпоясанном кушаком, он неторопливо пробирался по берегу лесного ручья. За спиной у старика тихо позвякивали топор да лопатка, стукаясь о железный ковш, заткнутый за кушак. Кругом раскинулись чащобы, свирепые ветровалы захламили еле приметные лесные тропы. Над топким ручьем склонились древние толстые ели; со стволов их густой серебристой бородой свешивается мягкий мох. В листве и во мху глохнет каждый звук. Только в боровых вершинах беспрестанно гудит верховой ветер, да неугомонные птицы пением нарушают тишину.
Старик тихо брел вперед, зорко оглядывая забережье ручья и выворотни. Огромные ели опрокинуло ураганом, и на том месте, где они стояли, зияли глубокие ямы. На свешивающихся корнях выворотня повисли засохшие земляные комья, мох. Ерофей долго и внимательно рассматривал их, ковырял, растирал на заскорузлой ладони. Набрав «породы», он долго просиживал у песчаного берега, клал добычу в ковш и погружал его в воду, слегка и равномерно встряхивая. Вода, врываясь в ковш, взмучивалась и уносила из него ил и легкие песчинки. Горщик сосредоточенно смотрел в ковш: не блеснет ли заманчивый самоцвет.
Так и проходил день за днем в напряженной работе.
Ночью — отдых в лесу. А ночи в лесной хмури звездные и полны таинственной жизни: то сова захохочет, то зверек испуганно пискнет. Хорошо лежать у жаркого костра и греть натруженные за день старые кости. Угольки в костре, словно смежают очи, покрываются сизым пеплом. Смежает глаза и старый горщик. Спокойно спится под глухой лесной шум!
На ранней зорьке чуткое ухо горщика всегда уловит легкий треск валежника — это к дальнему водопою на Березовой пробежит осторожный зверь.
Взойдет солнце, и лес пробудится к жизни. И снова неутомимый Ерофей Марков начнет свои поиски.
Все шло хорошо и удачливо. Но вот нежданно-негаданно на Ерофея навалилась беда, и виновником этой беды оказался желтенький камушек…
Глава вторая
Ерофей Марков нежданно-негаданно нашел золото
Однажды горщик заложил глубокий шурф и наткнулся на знатную залежь тумпасов и строганцев. Камень попался крупный, с красивой дымкой, и оттого работалось скоро и весело.
Из подземных жил в песок шурфа просачивалась вода, и каждая находка, омытая влагой, различалась легко. Солнце поднялось высоко над вершинами синих елей, припекало, и Ерофей решил, что пора полудневать. Он в последний раз копнул заступом и вдруг заметил — среди мокрого песка поблескивал незнакомый желтенький камушек. Горщик бережно перетер на ладошке влажный песок и нашел еще несколько «скварчинок» с вкрапленными крупинками таинственного самоцвета. Много самоцветов видел на своем веку старик кержак, но такого еще никогда не встречал.
Он чутьем догадался, что найденное — не простые камушки.
Ерофей бережно обмусолил находку: камушек не терял блеска и был тяжелее тумпаса. Горщик тщательно завернул найденные камушки в тряпицу и отнес домой.
Жена Ерофея долго разглядывала принесенное.
— Кто ведает, что это такое? Только, думаю я, Ерошка, недобрый это камень. Брось его, окаянного, куда-нибудь подальше от людских очей! — предложила она горщику.
Но желтые камушки околдовали горщика, он не расстался с ними. Утром старик отвез строганцы в Екатеринбург и сдал в гранильную мастерскую. Там перед раскрытым окошечком сидел сухонький старик с умными глазами. Этот гранильщик был известный знаток уральских самоцветов. Ему-то и решил Ерофей показать свою диковинную находку. Горщик вытащил из-за пазухи заветную тряпицу и показал мастеру желтые камушки. У старика засверкали глаза. Он жадно взял камушки и накалил их на огне, затем на маленькой болванке небольшим молоточком сковал желтую пластиночку.
— Ну, брат, — засиял старик, — неужто ты это нашел тут, на Каменном Поясе?
— А что? — дрогнуло сердце горщика.
— Да знаешь ли ты, что нашел? Ведь это золото!
— Неужто? — Ерофея обдало жаром.
— Я тебе говорю — золото! Сказывали, в нашем царстве-государстве его вовсе нет. А тут вот — на!
Старик вертел, любовался желтой пластинкой.
— Ну, Ерофей, счастье тебе привалило! — весело сказал горщику мастер. — Отнеси ты эти камни в горную канцелярию. Там, мил-друг, облагодетельствуют тебя!
Старатель упрятал свое нежданное богатство за пазуху и вышел на улицу.
По небу ползли низкие серые тучи; налетевший с Исетского пруда ветер поднял клубы пыли. В крепости отбивали куранты. Ерофей прикинул — время позднее, в горную канцелярию он опоздал, и решил отправиться домой.
За ужином он рассказал старухе про совет гранильщика. Женка опасливо оглянулась на слюдяное оконце и перекрестилась.
— Что ты! Что ты, батюшка! Господь с тобой! На беду с табашниками свяжешься. Ой, Ерофей, не к добру этот камушек попал к тебе!
Всю ночь старик-добытчик не мог уснуть, ворочался. «Как же быть? — думал он. — Старый гранильщик не глупый, бывалый человек, зря такое не сболтает. Неужто отречься от награды? Эх, горе-то какое!»
В углу перед древними иконами слабым мерцающим огоньком светилась лампада. Горщик не утерпел, добыл из-под подушки заветный узелок, слез с кровати и разложил на столе камушки. Они светились холодным тусклым блеском, но Ерофей не мог оторвать от них взгляда.
