— Да. Если б можно, и… ликвидировать Московский комитет большевиков.
— Я уже приступил к этой операции. Все руководящие большевики собрались в здании Московского Совета, чтобы выслушать председателя оного Ногина, только что прибывшего из Петрограда от самого Ленина. Вот я их… — И полковник сделал жест рукой, не вызывающий сомнений.
— Это было бы отлично! Всех разом… обезвредить. Но, проезжая мимо, я не заметил никаких признаков осуществления ваших намерений.
— А вы знаете, как хорьки душат кур? Тихо, бесшумно, беззвучно. Так аккуратно, чтобы ни единый крик петуха не пробудил хозяев.
Руднева несколько покоробило это странное сравнение, и он настороженно взглянул на полковника. А тот продолжал:
— Мои юнкера под командованием опытных офицеров тихо подкрадываются сейчас к большевистскому курятнику.
— Военная операция — это ваше дело, — засуетился Руднев. — Не вмешиваюсь! Поспешу в думу, чтобы организовать общественное негодование против большевиков, ну и все, что нужно по гражданской линии. — И с тем городской голова удалился.
Полковник поспешил к телефону проверить ход операции и отдать необходимые приказы.
И вдруг адъютант доложил, что с ним хотят говорить председатель Исполкома Моссовета Ногин и назначенный комиссаром Кремля Ярославский.
Рябцев обрадовался. Эти люди, рассуждал он, считали его вполне лояльным. Пожимали его руку, когда он, не поддержав мятежа Корнилова, послал против него полки Московского гарнизона. Но они не знали, что он действовал в своих интересах. Вероятно, они пришли к нему с миром, не зная, что им уже объявлена война.
И Рябцев решил сразу же пресечь всякую возможность мирного исхода этой встречи. Поэтому, не дав заговорить представителям большевиков, он набросился на них с упреками:
— Какие у нас с вами могут быть переговоры, если вы считаете меня врагом? Без моего разрешения вы ввели в Кремль вышедшую из моего подчинения воинскую часть! Назначили через мою голову комиссара! Значит, я уже отстранен от командования? Это самоуправство! Ваши действия рождают противодействия! И я вынужден поступать с вами так же, как вы со мной. Смотрите, — Рябцев указал в окно.
Из кабинета было видно, как, обтекая Красную площадь, вдоль торговых рядов движется цепочка юнкеров с примкнутыми штыками.
— Что это значит? — строго спросил Ногин. — Это похоже на военный мятеж против законной власти!
— Мятеж против законной власти произошел в Петрограде! — наступал Рябцев.
— Разве вам не известно, что по поручению съезда Советов Ленин…
Рябцев перебил Ярославского:
— Ваш Ленин захватил власть, используя бунт большевиствующих солдат и матросов. В Москве это не пройдет! Все попытки бунта будут пресечены. По моему приказу верные Временному правительству части занимают государственные учреждения, вокзалы, телеграф, телефон и прочие пункты. Бунтующие войска блокированы в казармах. Для сбережения ценностей Кремля от анархиствующих элементов и разграбления я заменю солдат юнкерами.
— Вы много на себя берете, — сказал Ногин.
— Вы взяли на себя больше. Не имея на то никаких прав, свергли законное правительство Керенского.
— Правительство измены! — воскликнул Ярославский.
— По праву пролетарской революции, — сказал Ногин. — По требованию народных масс. И мы предлагаем вам: подчинитесь Советскому правительству!
— Оставим споры. Перейдем к делу, — жестко сказал Рябцев. — В Москве сила на моей стороне. На каждого большевика у меня два юнкерских штыка, усмехнулся он. — Я предлагаю вам немедленно отправить обратно в казармы вашу большевистскую роту, незаконно введенную в Кремль. Приказывайте отрядам Красной гвардии оставаться для охраны фабрик и заводов. И только! После этого мы сядем за стол переговоров и решим, как выйти из сложившегося положения, чтоб не допустить в Москве кровопролития. Надеюсь, вам все понятно? — самоуверенно закончил он.
Но его самоуверенность сбил крик вбежавшего вестового:
— Вас идут убивать! Солдаты!
Пробираясь по бушующему Кремлю со свежесмолотым кофе для полковника, Лукаша попал в водоворот стихийного солдатского митинга, который так и взорвался, когда дозорные со стен закричали, что Кремль окружают юнкера. Кто-то подал команду: «Караул, в ружье!» Кто-то приказал сыграть на трубе тревогу. Одни солдаты уже тащили на стены пулеметы, другие занимали места за бойницами, третьи стали спешно рыть окопчики перед воротами, запутывая их колючей проволокой и заваливая дровами, бревнами.
Толпа, ощетинившись штыками, повалила к квартире Рябцева.
У Лукаши ноги подкосились, когда он понял, что этими солдатами сейчас владело одно желание — расправиться с Рябцевым. Как он обогнал солдат, как запер дверь парадного на засов, Лукаша не помнил. И вот он стоит перед полковником и кричит, рассыпая кофе на паркет: «Вас идут убивать! Солдаты!»
Схватив Лукашу за шиворот, полковник, словно щенка, выбросил его в прихожую и захлопнул дверь.
— Ну вот, полюбуйтесь, господа, на разгул солдатской стихии… Вот против чего я восстал.
— Эта стихия сметет вас, — сказал Ярославский. — Смиритесь, полковник. Уберите ваших юнкеров, раздразнивших солдат.
— Согласен. Я отведу от Кремля юнкеров, вы выведете из стен Кремля роту сто девяносто третьего полка.
— О деталях договоримся за столом переговоров, — сказал Ярославский.
Ногин и Ярославский вышли к солдатам и объяснили, что полковник Рябцев готов подчиниться Советской власти. Юнкерам будет приказано уйти восвояси.
Сопровождаемые до ворот комендантом Кремля, молодым большевиком прапорщиком Берзиным, они уехали.
Когда Иван Васильевич Кучков и Андрейка подошли к расположению артиллерийской бригады, ворота оказались на запоре. В них давно и напрасно стучался двинец Зеленов, посланный уговорить артиллеристов поддержать их своими пушками. Ворота охранялись усиленными нарядами унтеров и старшин под командой офицеров. Солдат видно не было.
— Здесь происходит недоброе, — волновался Зеленов. — В этой бригаде много кулацких сынков. Недаром в бригаде эсеровское засилье.
— Среди солдат и сочувственные нам найдутся, — успокаивал его Кучков. — Здесь не одно кулачье, в наводчиках и бывшие рабочие есть. Да и батраков немало.
— Но ведь их раскачать надо, организовать, пока офицерье на свою сторону их не повернуло! Придется лезть через забор. — Зеленов подобрал полы шинели.
— Не лазь! Подстрелят, — остерег его Кучков.
— В каждом заборе лазейка есть, — подсказал Андрейка.
Иван Васильевич, согнувшись, бросился вдоль забора, щупая и пробуя доски. Зеленов подался в противоположную сторону. Первым обнаружил потайной лаз Андрейка — за помойкой. Хорошо, удобно. В случае, если застукают, помои, мол, выносили.
Патруль заметил посторонних уже у входа в самый большой барак, где шел митинг, попытался было задержать, да поздно. Пришедшие затерялись в массе артиллеристов.
На трибуне ораторствовал поп. Он читал обращение Вселенского святейшего собора к солдатам — не поддаваться антихристам-большевикам, не обагрять свои руки кровью православных.
— А моей кровью обагрять можно? — крикнул Кучков.
— Ты кто такой? — уставился на него председатель солдатского комитета. — Откуда взялся?
— Я ваш дедушка! С неба свалился! — Иван Васильевич полез на трибуну. Его пытались не пустить, но солдаты закричали: «Дать слово дедушке!»
— Благословите, батюшка! — отстраняя попа, склонился Кучков. — Вот видите, и благословения не дает. Значит, я для батюшки и неправославный! Господа офицеры, с которыми он в картишки перекидывается, меня могут и прикончить, пока вы нейтралитет держать будете! На запоры вас заперли, от свежего воздуха затворили. Почему я, революционер пятого года, депутат Московского Совета от пекарей, хлебный дедушка ваш, должен к вам через помойку лазить, а? Ух вы, нейтралы!
Солдаты притихли.
— Это кто распорядился никого к нам не пускать? — раздалось из толпы.
— Комитет не распоряжался, — ответил председатель.
— Значит, «ваши благородия» вами, как при царе, распоряжаются? Опекают, как детей малых? Скоро в нужники под конвоем поведут нейтралов!
— Провокатор! Демагог! Лишаю слова! — поднялся из-за стола председатель солдатского комитета, по-видимому, из эсеров.
— Я провокатор? Я демагог?! — двинулся на него Кучков.
На трибуну вскочил Зеленов, зажав в руке солдатскую фуражку.
— Я от имени солдат-двинцев кланяюсь вам, товарищи, и прошу: да выгоните вы соглашателей, офицерских ставленников, буржуйских прихвостней! Захватили они ваш солдатский комитет. Не доведут до добра. Их душка Керенский сбежал, Временное правительство, изменившее революции, арестовано солдатами и матросами, власть перешла к съезду Советов.
