— Хорошо, что я один здесь, — вслух сказал он. — За такое веселье влетело бы от соседей по загривку. — Он полюбовался засиневшим горизонтом, понаблюдал, как над темным морем, будто белые глыбы льда, один за другим плыли лебеди. Увидя летящих на него гусей, присел. Подпустил птиц так близко, что увидел испуг в их глазах, когда они заметили его. Гуси кинулись врассыпную. Антон выбрал самую быструю птицу и догнал ее снайперским выстрелом.
Когда солнце добралось до зенита, Антон, связав добычу, отправился на стан. Около болота, за которым виднелся остров с ивами, он наткнулся на следы. Кто-то сегодня прошел здесь.
Ни один уважающий себя охотник не откажет себе в удовольствии разобраться по следам, что здесь произошло. Антон огляделся, надеясь увидеть людей. Никого не было видно. Глухие камыши окружали болото, а остров так зарос, так был забит сушняком, что на нем, верно, редко бывали даже звери. Но следы тянулись к острову. «Охотники?» — подумал он. Но утром он не слышал выстрелов. Антон прошел немного вперед, разглядывая сквозь воду отпечатки резиновых сапог. Кое-где было ясно видно два следа: один — большой, другой — меньше. Люди несли что-то тяжелое, глубоко увязали в грязи. Антон ступил рядом. Следы проходивших здесь были глубже.
«Что ж это они тащили? — подумал он. — Обожди-ка, — сказал он сам себе. — Прошли на остров и не стреляли?.. Неужели?.. — и он пошел по следам. — Да… это браконьеры убили кабана. Сложили мясо в сумки и прут на себе. Запрещена охота, а они стреляют. Думают, что здесь глухомань, все можно… — Он, настороженно поглядывая по сторонам, тихо пошагал к острову. — Сейчас они должны спать. Попробую взять их сонными!»
На желтом песке острова Антон ясно увидел, что браконьеры прошли тут за ночь не один раз.
«Может, уже ушли» — подумал он. Но, пересчитав следы, определил: они еще здесь, самые свежие отпечатки вели в кусты. Незаметно сбросив в кулигу осоки добытую дичь, взвел курки и, крадучись и прячась в зарослях, стал обходить остров, внимательно всматриваясь в чащу ив. «Только бы увидеть их первому…»
Вдруг ему показалось, что он слышит голоса людей. Он прилег. Разговаривали где-то за густым сушняком. Антон неслышно пополз. Вскоре он ясно расслышал разговор.
— Попробуй еще. Черт знает, ведь были предупреждены, а молчат, дармоеды!
— Может, своих? — глухо возразил другой.
— Своих рано… Наше время через пятнадцать минут.
В кустах тихо застучали. Глухой голос потребовал:
— «Арал»! «Арал»! Я «Рыбтрест»! Я «Рыбтрест!» «Арал»! «Арал»!
«Что такое? — вздрогнул Антон. — Перепились, что ли?»
— «Арал»! — позвал тот же голос. Потом зло выругался и сказал: — Молчат. Я на языке мозоли набил, а их, как черти с квасом съели…
— Давай своих! — приказал другой.
— «Астрахань!» «Астрахань»! Я «Сейнер Громкий»! Я «Сейнер Громкий». Слышу, слышу! Отвечаю: план выполнили! Куда следовать? Хорошо! Есть ли там рыба?.. Хорошо!
— Черт возьми, за тридевять земель вызвать легче, чем этих…
Антону вдруг стало жарко. Пот выступил у него на лбу, на щеках, на шее, покатился по спине. Он бесшумно пополз вперед, мельком подумав, что надо бы бежать в Бугровой и немедленно поднять всех на ноги… Вдруг прямо из-под вытянутой вперед руки, из зарослей, испуганно крякая, взлетела утка. Черненко приник к сырому песку.
…Через час на острове грянул гулкий ружейный выстрел, потом глухо застонал человек, и снова все стихло.
Рыбачий поселок Бугровой раскинулся на длинной и высокой горе. С самой вершины ее, оттуда, где стоит большой кирпичный дом, принадлежавший когда-то рыбнику Кондрашову, а после революции оборудованный под клуб, вдали видно море, на нем парусные ловецкие суда, а на канале, что прорыт от Астраханского рейда, пароходы и баркасы с баржами и плашкоутами, груженными рыбой, солью, пустыми бочками. В другую сторону открываются взгляду степи.
Весь поселок на горе. Только несколько домиков несмело расположились на склоне, обращенном к морю. И всегда кажется, домики бегут на взгорье, будто боясь, что вернется море к тем берегам, где оно было двадцать с лишним лет назад. Со стороны степей, на ровном берегу глубокого канала, раскинулся колхозный рынок.
Вечером под воскресенье становится шумно у прилавков и ларьков. На канале роняют паруса лодки с арбузами, яблоками, помидорами, виноградом. Седоусые деды, перешедшие на старости лет из рыбаков в огородники и бахчеводы на подсобных хозяйствах рыбацких колхозов, оставляют свои посудины на берегу под охраной подростков и уходят коротать ночь к одногодкам-одноватажникам в поселок. Есть о чем поговорить старым друзьям, да не грех и выпить на радостях виноградного вина, благо, кизлярские колхозники не опоздали явиться с пузатыми бочками в лодках. Из ставропольских и сальских степей примчались машины. Не стоит заглядывать в кузова, чтобы узнать, что привезли, — посмотрите на белые лица степняков, на одежду их, запыленную мукой. С Черных Земель всю ночь будут бежать машины с живым грузом — овцами, ягнятами, козами.
Осенью воскресные базары здесь многолюдны. Кого тут только ни встретишь! Спокойных, медлительных в разговоре чабанов, не разлучающихся со своими длинными, крючковатыми палками-гарлыгами; говорливых, юрких снабженцев, что-то доказывающих знающим себе цену кооператорам; и вечно спешащих приезжих охотников. Каких одежд ни увидишь, зайдя на рынок. Над лихим чубом красуется кубанская шапка, вишневой зарей горят лампасы донского казака, просторная, видавшая виды бурка накинута на плечи горца. Говор неумолчный, смесь языков удивительная.
— Каму карась, паймал вчерась! — как всегда раньше всех закричит на рынке один из мальцов-рыболовов.
— Сазан! Сазан! Он сам вчера сказал, что завтра я его продам! — закричит юный рыболов и охотник Ленька Зуйков, важно вышагивая между машинами. — Штука — полтинник, все разом — три рубля!
— Покупай окуня! Его не чистят — так варят, потом чулком шкуру снимают! — отзовется в другом конце еще один.
И разбуженный парнишками рынок загудит.
— Белужатины кому? — забасит старик-рыбак. — Красной рыбы попробуешь, век будешь помнить!
— Не бери белуги, она с желчью солилась! — подзадоривает кто-нибудь покупателя. — Съешь — момент полысеешь! Бери князя-осетра!
Приглашают к прилавкам и охотники. Около них обилие диких уток, казарок, гусей.
Кто-то, подгуляв спозаранку, запоет песню про рыбацкую удаль и сметку, а то развеселую, понизовскую.
Ты позволь, позволь, Дуняша,
Вдоль по горенке пройти,
Тебя, Дунечку, найти…
— Ой, лишенько, да разве це дорого? Да што вы, тетечка… — убеждает красавица-украинка высокую смуглолицую рыбачку, раскинув на руках пуховый платок.
Любуясь распластанными на земле полутораметровыми сазанами, высоченный казак-гвардеец трогает рукой запорожские усы. Потом, выпрямившись, обращается к кому-то через головы всех:
— Пантелеич! Шумни-ка там Степана… На совет нужен.
Все, кто думает выехать на работу на фермы, ходят по рынку с какой-то принадлежностью своего рукомесла: кистью, гаечным ключом, а косари камыша — с коротко обрубленной косой, называемой здесь «ураком».
К тучному представителю ростовского колхоза, у которого еще не отремонтирована ферма, подошел Кондаков с топором на плече. Одет он в ватные залатанные брюки и в такую же фуфайку. Постоял, послушал рассказ представителя, переспросил:
— Говоришь, около колодца ферму ремонтировать? А вода не соленая?
— Ферма — бок о бок с колодцем. Вода — благодать, со всей округи отары поить гоняют…
Прислушиваясь к ответу ростовчанина, рядом остановился Семен Иванович. У него на плечи небрежно наброшена брезентовая куртка, в руках дымится трубка.
— От нас воду машинами возят, — продолжал представитель колхоза. — Можно сказать, основной источник воды на Черных Землях!
— Соленую мне пить нельзя… Язва, — пожаловался Кондаков, хмуря брови.
— Не сомневайся, правду говорю, — улыбнулся ростовчанин.
— Мне один тоже вот так нахваливал, — насмешливо вмешался Семен Иванович, проводя чубуком трубки по губам. — А приехали — напиться вдоволь воды нет. Еле дотянули ремонт. Я, когда сюда добрался, за раз ведра три выпил, как верблюд… А там всё кляли на чем свет стоит…
Кондаков неприязненно покосился на Семена Ивановича, улыбнулся ростовчанину. Тот заторопился.
— Да что разговаривать! Собирайте пожитки и поедем. Все будет в порядке!
— Говоришь, дела много? — спросил Кондаков.
— Порядочно, — осторожно ответил ростовчанин и, увидя подходящего к ним грузина, подумал, что тот тоже ищет плотников и может перемануть у него мастерового, сказал: — Ну, так что, по рукам?
