— Нанук тут видел две берлоги, новые. А отлавливали, мы здесь, — он показал другое место, на востоке. — Тут ничего нет, медведицы уже ушли. Надо сюда.
— Хорошо, — сказал Машкин. — Можно и сюда.
…Солнце слепило, искрилось в каждой снежинке и во льдах торосов. Морозно и ветрено. Варфоломей полностью задиафрагмировал обе камеры — так много было света.
Через час вездеход остановился у подножия небольшой солки с пологим спуском. Обычно медведицы устраиваются на крутых склонах, но Чернов показал в сторону: метрах в пятидесяти на ровной снежной поверхности темнел выброс. Медведица взломала потолок. Возможно, выходила. Возможно, сейчас лежит там, в берлоге.
На разведку пошли Машкин с карабином, Винтер — он прихватил щуп, лопату и закидушку, к палке на длинной веревке был привязан ком из тряпок и шкурья. Варфоломей шел последним с фотокамерами. Чернов, как всегда, первым — с «кеп-чуром».
Машкин слепил снежок и бросил в отверстие. Дыра была примерно метр в диаметре.
Винтер забросил закидушку. Подергал ее. В это время он напоминал рыболова. В ответ ни звука.
Чернов подошел ближе. Винтер тоже. Потыкал щупом.
— Она пустая, — сказал Чернов. И заглянул внутрь. — Так и есть.
Винтер аккуратно вскрыл берлогу. Чернов зарисовал расположение камеры, сделал обмеры, Варфоломей сфотографировал.
Машкин пошел к вездеходу.
— Ну вот, — сказал Чернов, — поехали дальше.
Вездеход медленно тронулся по склону. Наст был очень тверд, ветер тут так цементировал снег, что машина почти не оставляла следа.
Чернов открыл дверцу, высунулся и на ходу осматривал местность в бинокль. Вездеход шел медленно.
— Так, так… — непонятно приговаривал он, — так, так…
— А ну-ка, останови! — закричал он вдруг Машкину.
Чернов влез на капот. Он лихорадочно наводил бинокль на резкость, смотрел и вздыхал. Затем быстро юркнул в кабину.
— Вон! По распадку! — он показал Машкину. — Уходит! Медведица с двумя! Гони, отрезай путь к морю! Она во льды уходит!
Вездеход взревел, и понесся наперерез к распадку. План у Чернова был простой — настигнуть медведицу, она повернет в горы, на сопку, и тут он ее догонит выстрелом.
Экипаж вездехода был взбудоражен. Чернов уже достал «кеп-чур». Винтер расчехлил карабин. Варфоломей все пытался протиснуться и посмотреть, что же там, впереди, и в сотый раз проверял фотоаппараты, так ли поставлена выдержка, хотя давно поставил ее точно. И даже Христофор проснулся.
Медведица уходила не спеша. Она, казалось, совсем не боялась вездехода. Только останавливалась чаше обычного и подзывала к себе малышей.
Когда до нее осталось метров пятьдесят, машина остановилась, и на снег спрыгнули Винтер и Чернов. Они торопливо направились к зверям, те уходили, медведица постоянно оглядывалась.
Винтер и Чернов побежали, вездеход шел за ними. Как и полагал Чернов, медведица свернула к сопке.
Винтер и Чернов взобрались на вездеход, и на полной скорости машина пошла прямо на зверей.
Медведица развернулась, зашипела, казалось, готова была броситься на железное чудовище. К ней подбежали, ища защиты, медвежата.
— Стой! — закричал Чернов.
Он боялся, как бы зверь не прыгнул на капот или не попал бы под гусеницы.
Медведи быстро уходили по склону.
— Пошел! — скомандовал Чернов.
Вездеход догнал зверей, и тогда медведица повернулась и пошла на машину.
— Закрывай дверцы! — закричал Чернов. Машкин остановил машину.
Медведица металась в нескольких метрах от вездехода, шипела и рычала, а малыши уходили к торосам. Она успевала следить за ними и за своими преследователями.
Когда медвежата удалились метров на сто, она повернулась и помчалась их догонять, но в это время Чернов успел открыть дверцу кабины и метров с двадцати выстрелить в нее. По красному хвосту стабилизатора было хорошо видно, что шприц попал в зверя.
— Стой! Теперь не торопись, — успокоил Чернов Машкина. — Уфф!
Все вылезли из машины и смотрели, а зверь медленно, как пьяный, уходил по склону. Движения были неуверенны, заторможены.
Медведица была не так далеко, и все увидели, как она покачнулась, упала на передние лапы и завалилась на бок.
— Давай потихоньку, — сказал Чернов Машкину.
Все побросали сигареты и полезли в вездеход.
— Место неудобное, — сказал Чернов, когда они подошли к зверю.
Винтер понял сразу, сел вместо Машкина за рычаги и развернул машину так, чтобы она заслоняла медведицу от сильного морозного ветра.
— Ты! — махнул Чернов Варфоломею.
— Что? — не понял тот.
— Фиксируй как есть, пока мы ее не трогаем!
Люди отошли от медведицы. Варфоломей с нескольких точек быстро, даже как-то суетливо сфотографировал ее.
— Не торопись, — успокоил его Христофор, — никуда она не денется. — Повтори на веяний случай еще раз, продублируй, а потом можешь снимать за работой. На нас не обращай внимания, позировать никто не будет.
— Побольше голову зверя крупным планом, — подсказал Винтер.
Медведица неровно дышала. Изо рта обильно шла слюна. Иногда по всему телу проходила конвульсивная дрожь.
Чернов передал Христофору регистрационную тетрадь, и тот делал записи под диктовку. Винтер обмерял зверя, диктовал цифры Христофору. Чернов измерил температуру, взял пробу крови, прикрепил ушную метку. Достал из чемоданчика щипцы — это были специальные татуировочные щипцы. Он поставил метку на внутренней стороне верхней губы медведя, в подмышках и пахах.
— Помоги, Варя! — позвал он Варфоломея.
Тот подошел.
— Подержи голову.
Варфоломей сел рядом, положил голову медведя на колени, внутренне прощаясь с жизнью и втайне удивляясь своему мужеству.
Чернов раскрыл пасть медведя и сказал;
— Вот так и держи, чтобы не закрывалась. Все будет как в стоматологическом кабинете.
Он достал другие щипцы, побольше. Внимательно оглядел пасть медведя, Варфоломей закрыл глаза.
— Держи крепче!
Чернов напрягся, и вот в щипцах мелькнуло что-то белое.
— Есть!
Он аккуратно завернул зуб в ватку, затем в бумажный пакет. Отдал пакет Христофору, и тот стал писать на нем номер зверя и число.
— Зуб пригодится для определения возраста, — объяснил Чернов Варфоломею. — Холодно?
— Скорее жарко, — улыбнулся Варфоломей.
— Молодец! В первый раз оно всегда так. Не бойся — я тоже боюсь! — засмеялся он. Чернов был в явно хорошем настроении, и его деловитость и спокойствие передались всем.
— Вроде бы все. Теперь давайте взвешивать.
Христофор направился к вездеходу за весами-треногой, а Винтер успел уже выстричь на боку номер — такой же как на ушной метке — и накладывал на выстриг несмываемую оранжево-красную краску.
Варфоломей снова занялся фотоаппаратами.
Голова медведицы покоилась на снегу, изо рта тонкой струйкой текла кровь — след от операции. Чернов вытер кровь, погладил зверя:
— Скоро пройдет… — и почему-то вздохнул.
Треногу-динамометр укрепили над медведицей, завели под нее брезент, все четыре кольца на углах брезента закрепили одним карабином, и Чернов начал вращать ручку весов, следя за шкалой.
— Сколько? — спросил Христофор.
Медведицу оторвали от наста.
— Сто девяносто семь… восемь… Пиши — двести килограммов.
— Хороша… — сказал Винтер.
— Нормальная.
Медведицу опустили на снег. Чернов отстегнул карабин. Винтер вытащил из-под нее брезент, свернул его, взял треногу и отнес все оборудование в вездеход.
Чернов передал Христофору чемоданчик, тот положил в него щипцы и тетрадь и тоже отнес в машину.
— Прогрей вездеход, — сказал Чернов Машкину.
Все полезли в машину.
— Вот теперь покурим.
— Как она себя чувствует? — спросил Винтер.
Чернов пожал плечами.
— Транквилизатор будешь вводить?
— Посмотрим.
Им надлежало быть у медведицы, пока она не отойдет, не очухается от действия наркотика. Иногда препарат дает побочные эффекты, и в этих случаях — для предотвращения конвульсий — вводят другой препарат, выполняющий роль транквилизатора.
— Время засечена? — спросил Чернов у Христофора, хотя знал, что засечено, все обязанности давно были распределены еще накануне.
— Конечно, — ответил тот.
Слюнотечения и конвульсий у зверя не было, и Чернов решил, что вводить транквилизатор нет надобности.
Прошло примерно полтора часа с момента обездвиживания. Медведица свободно двигала головой, шеей, встала на нош. Снова легла.
— Оживает красавица, — улыбался Чернов.
Прошло еще немного времени, и Чернов скомандовал:
— Ну все. Поехали.
Варфоломей с вездехода сделал последние снимки.
