- Пап, а хочешь всем покупателя найду?
- Ловкий выискался!
- А что - запросто. Я как-то разговорился с шефом, и он спросил, когда услышал, что у нас чуть ли не половина пахотной, черноземной земли зарастает бурьяном да березами: "Нельзя ли в вашей местности землицы прикупить?" Я-то сперва и не знал, что сказать, а как услышал от Маринки, что ты опять к трактору прилепился, то подумал, что шефу как раз и нужны такие люди. Сказал ему об этом, а он сразу ухватился за идею. Я и приехал-то, чтобы разузнать.
- Ну и чего хочет твой олигарх?
- Никакой он не олигарх… Поменьше телевизор-то смотри и слушай… А Герасимович нормальный бизнесмен, за родину душой болеет, за страну. Ему по-настоящему и земля-то не нужна - ему и газа хватает. Ему, как говорил таможенник Верещагин, за державу обидно! Понял суть?
- Он что же, все паи скупит?
- Только у тех, у кого есть такое желание.
- Да-да… Сперва по желанию, а если желания не будет, то нож к горлу!
- Бать, насмотрелся боевиков, и знать ничего не знаешь, что в мире творится!
А я и без боевиков ваших знаю, что простой человек никому не нужен, и всякий прощелыга спит и видит, как провести его вокруг своего слюнявого пальца. У нас тут в соседнем селе прошлым летом появились двое черных, паи начали скупать. За пай давали по семь тысяч. Ну и народ побежал к ним, особенно старухи да те, кому все по барабану. Говорят, сто паев скупили. А после под залог этой земли взяли в банке кредит. Весна подходит, надо землю пахать да сеять, а их и след простыл. Вместе с деньгами. Стали разбираться. А чего разбираться, когда, оказывается, все по закону было.
- Значит, такие у нас законы. Кто-то их под себя настрогал, а теперь и пользуется этим!
- Вот я и подумал сейчас: может, и твой олигарх хочет по той же тропинке пойти, простой народ провести?
- Пап, ты достал простым народом! Мой олигарх, как ты говоришь, нормальный русский мужик, уж поверь мне. Он художникам помогает, писателям, ездит по детдомам с подарками, а ты выдумываешь неизвестно что. Так что, считай, я тебя сагитировал. Вот вернусь и доложу Герасимовичу, что есть человек, желающий работать на земле.
- Тогда уж прибавь и еще одного - Коляню Фролова. Вот только как работать будем на развалюхе. Надо трактор иметь поприличнее.
- Будет вам и трактор новый, - если нужно, то и не один, и всякое оборудование к нему, - было бы желание работать и люди в наличии.
- Хорошо сказанул… Сами по городам разъехались, а теперь вам наличие подавай! Ладно, это мы как-нибудь утрясем, а кто всем этим будет заниматься: покупать, оформлять?
- Пап, это тебя не должно волновать. Если у людей есть деньги, то и головы найдутся. Только свистни: приедут наши юристы, и не только, весь район на ноги поднимут. Понял?
Они поговорили о названии будущего предприятия и договорились, что Андрей начнет помаленьку составлять списки тех, кто желает продать пай. Геннадий, заглянув домой и переписав паспортные данные родителей, попрощавшись с матерью, сразу укатил на своем черном джипе. Сын уехал, а Андрей остался в совершенном смятении. Пришлось все рассказать Валентине, и та неожиданно поддержала:
- И не сомневайся. Если Генка говорит, значит, надо делать по его. Наутро он нашел в комоде тетрадку, вырвал из нее листок и нацарапал:
"Список желающих". Начал обход со своего порядка и чуть позже, переговорив с Петровичем, записал и первую строчку: "Круглов Алексей Петрович". Дальше пошел травянистым порядком, вспомнил об Авдотьихе. Говорить с ней не хотелось, но ради дела пришлось заглянуть, постучаться в окно. А хозяйка, как увидела его, так и заулыбалась, выскочила на веранду в опорках, хотя о зиме давно остались лишь воспоминания:
- Никак старую вспомнил?! Давно, Андрей Николаевич, не заходил!
- Я по другому вопросу, - нахмурился Бунтов, не зная, как половчее объяснить, чтобы старуха поняла с первого раза, что не за выпивкой он пришел. - В общем, появился человек, желающий купить наши земельные паи. Хорошие деньги обещает…
- А не обманет? - сразу засомневалась Авдотьиха. - А то летось в Пустотине черные мужики старух ободрали и были таковы.
- Никто их не обдирал - самим не надо было варежку разевать. А теперь обмана не будет. Серьезные люди за дело взялись! - Андрея так и подмывало сказать, что знает об этом от собственного сына.
- И сколько же обещают?
- Тысяч по тридцать-пятьдесят… В общем, решай. Надумаешь, дай знать.
- Тогда чего уж думать. Записывай, коли пришел. Я согласная, а то помру и этих-то денег не увижу, а мне внучке помогать надо.
Авдотьиха начала рассказывать о внучке-девятикласснице, о ее беспутной матери, словно Бунтов ничего этого не знал, и поэтому остановил хозяйку.
- Ладно, Ивановна, с тобой все ясно, - сказал он, давая понять, что спешит. - В общем, записываю, что согласная. - И коряво нацарапал следующую фамилию: "Фирсова Евдокия Ивановна".
После Авдотьихи пошел к Коляне. И тому все объяснил, а когда распрощался, то решил никому ничего более не объяснять, потому что, когда начинал объяснять, неизменно приходилось врать, а врать ему не хотелось. Возвращаясь назад, Андрей чуть не остановился около избы Петуха, стоявшей с некрашеными наличниками, и сразу вспомнился разговор с ним. Уж недели две прошло, а морда его, как живая, предстала перед глазами… И Бунтов заставил себя не говорить с его матерью, у которой, он знал, имелся пай, тогда как у самого Петуха, никогда не работавшего в совхозе, тако-
го пая и в помине не было. "Нужно будет - сами придут! Не переломятся", - решил Бунтов и пошел далее, вдруг почувствовав облегчение.
Зато, увидев у следующего крыльца Розу, Бунтов невольно остановился, хотя и знал, что у нее нет пая и быть не может. Но почему бы не перекинуться словечком-другим с женщиной, которая нездешней, смуглой красотой будоражила душу. К тому же он знал, что Роза живет одна, а обе ее девки - кто где: одна замужем в Электрике, а другая, младшая, укатила в Москву на заработки. Поэтому и остановился с умыслом, попросил водички. И Роза сразу откликнулась, назвав Бунтова по имени, как сверстника:
- Андрей, а может, кваску? Молодой, вчера сварила!
Вынесла она кружку пенистого хлебного кваса, настоянного на мяте, и смотрит, как Бунтов, дергая кадыком, пьет. А как выпил, то с готовностью спросила:
- Может, еще?
- Оставь до следующего раза! - сказал он со значением и нахально уставился в ее прищуренные глаза.
- Хорошо бы заранее знать, когда он будет?…
- Сообщу, не переживай… А квас действительно хорош, с хреном! Молодец, хозяйка!
Повернувшись, чтобы идти далее, Бунтов приостановился, сказал так, как сказал бы заботливый хозяин:
- Картошка взойдет - сама не окучивай. Опашу - трактор имеется… - И теперь уж окончательно повернулся и шепнул сам себе: "Желаю счастья и добра".
Он ушел, а она, Роза Устинова, осталась одна, только-только начиная понимать, что неспроста зашел Бунтов. Она вдруг поняла, что это именно тот человек, которого искала и ждала в последнее время. В ней действительно текла корейская кровь, доставшаяся от отца-корейца, которого не помнила, так как родилась после его смерти, и за что в слободе теперь получила неожиданное прозвище "Казашка", наверное, потому, что приехала из Казахстана. Вся же остальная родня по матери - русские, и муж был русский. Роза в детстве почти каждый год гостила в Лонске у бабушки, поэтому хорошо знала этот городок. Когда развалился Советский Союз, они с матерью ездить в Лонск перестали: не на что было и некогда. Другая забота была тогда - о дочурках. Потом осталась с ними одна, когда муж ушел к другой. Тогда и переехали в Лонск. Первое время жили у знакомых, а когда, вдоволь навоевавшись с миграционными властями, хотели купить дом в самом городе (бабушкина квартира отошла государству), то оказалось, что не по карману такая задумка. Стали искать в слободах, где намного дешевле, и приглянулся домишко в Казачьей Засеке. Вроде бы обустроились, Роза начала работать почтальонкой, а через год мать неожиданно умерла, словно дожидалась переезда на родину. После ее кончины и пошли слухи о доме Розы Устиновой как чуть ли не о притоне. Слободские бабы и без того косились на нее с самого начала: мол, по дворам таскается, мужиков почем зря соблазняет, юбкой перед ними пылит! А теперь и вовсе на дух не переносили. Да и было отчего: что ни вечер, так у них очередная свара. И как объяснишь людям, что она, Роза, к этим шумным вечерам отношения не имеет, а весь шум-гам из-за подросших дочерей, за которыми окрестные парни ухлестывали, частенько дрались. Роза уж и уговаривала молодежь, гнала от дома, напоминая, что для развлечений есть клуб, но разговоры не действовали даже и тогда, когда пугала участковым Мустафой. Но неожиданно все утихло само собой, когда в прошлом году старшая дочь вышла замуж, а младшая, окончив школу, отправилась в Москву поступать в институт, но, не поступив, все равно осталась в столице. И вот только тогда, заскучав от одиночества и непомерно страдая от этого, начала Роза присматриваться к местным мужчинам по-настоящему, но никого так и не присмотрела. Нравился, конечно, один, но он был старше, женатый. К тому же она часто его видела выпившим, поэтому особенно и не приглядывалась, хотя знала, что его зовут Андреем, а фамилия - Бунтов. Почему-то более фамилия понравилась. Эти сведения застыли неподвижным грузом до той поры, пока не ус-
