куда-то ушли.
— Пойду взгляну на реку, — придумал Три Ниточки и стал собираться.
Старик не спал, и Женька не спал — надоело.
— Пошли, — сказал Три Ниточки. — Тоже зря кровать давишь.
Снег замерз и скрипел, как новые сапоги. «В унты пора лезть, — думал Три Ниточки. — Зима». Старик опасался, что не успела дойти землеройка до места, и жалел капитана, семья у того находилась в Омске.
Обь не встала. Черная вода шла в белых берегах, как прежде, только под берегом шуршал ледок, а дальше все было чисто.
Женька пригляделся внимательно.
— А река-то вроде горбатая?..
— Верно — горбатая. Воды много, а берега не пускают, вот и пучится на середке, — подтвердил Три Ниточки. — Пошли спать, ноги околели.
Когда пришли в вагон, старик сел на кровать и стал снимать сапоги. «А яма-то под тем берегом не иначе осетриная, — думал он. — Трубу потянем — беспокойство рыбе…»
Долго спать не пришлось, на реке завыла сирена.
«Кого еще принесло не ко времени?..» — думал Три Ниточки, вслушиваясь в тревожный звук.
Под окнами загомонили, и кто-то застучал в стену вагона, требовал проснуться.
— Взяли моду — людей по ночам будить! — сказал Женька.
— Открой-ка! — приказал Три Ниточки. — Бурчишь, как старик.
Пропустив вперед маленькую женщину, в комнату прошел начальник всего экспедиционного отряда Назаров.
— Значит, так, Прокопьевич, — начальник приступил к делу без лишних разговоров. Он сказал, что передумал ждать санную дорогу, потому что болота промерзнут неизвестно когда, и привез все нужное на баржах, которые следует разгрузить без промедления.
Незнакомая женщина села к столу и сняла с головы меховой башлык, открыв холодное, без улыбки, молодое лицо. Назаров сказал, что зовут ее Колесникова Нина Сергеевна, она — инженер и будет со своими людьми строить дюкер, который к весне надо перетащить через Обь.
— Я сейчас — в Сургут, оттуда в Москву, — сообщил Назаров. — Тулуп у вас есть?
Три Ниточки пошел за начальником в тамбур. Старик послал в склад за тулупам и приказал бить в авральный колокол и будить людей.
— Да встали уже все, — остановил старика Толя Чернявский.
Вскоре доставили тулуп. Назаров простился со всеми и пошел к реке. Матрос, поджидавший его на берегу в лодке, подергал за шнур, завел мотор и оттолкнул посудину от берега.
Пока Женька и Три Ниточки собирались, инженер Колесникова Нина Сергеевна делала вид, что разглядывает картину на стене вагона, выдранную из «Огонька».
Когда выходили, Три Ниточки придержал Женьку.
— Ты вот что… Не лезь там, куда не просят, не рыпайся. Железо таскать — ума не надо…
Нина Сергеевна усмехнулась.
— Смеху мало, — обозлился старик. — Пристукнет трубой, а твои жлобы в воду за них не полезут!
Инженерша холодно промолчала, а Женьке стало неловко.
«Змея! — определил он. — Хоть и красивая».
Три Ниточки решил загладить резкие слова и помог Нине Сергеевне подняться на катер по ненадежному трапу.
— Отваливай! — приказал он механику.
Было еще темню, но разгрузка барж шла вовсю. Плавучий кран подавал трубы на берег. Трехпалубный толкач освещал место работы прожекторами. Тракторы таскали на берег железные дома и скарб.
Нина Сергеевна поставила в известность Три Ниточки, что решила остаться со своим народом ближе к трубам.
— Правильно, — сказал Толя Чернявский, стоявший неподалеку. — У вас своя компания, у нас своя…
Старик шуганул Чернявского работать. Водолазы пристроились было принимать на берегу трубы, но дело пришлось оставить, когда пакет, подтянутый с баржи, загремел в воду. Три Ниточки пришел и отстранил их от опасной работы.
— Таскайте поддоны в одно место, здесь без вас управятся, — распорядился старик.
Водолазы быстро сгрудили в кучу разбросанные по берегу сухие деревянные щиты, которые подкладывают под грузы, чтобы не бились о железо палубы, а больше работы не намечалось.
— Михайлов где? — спросил Женька.
— Дома остался, неважно, говорит, чувствую себя, — ответил Чернявский.
— Эй, борода! — закричал ему какой-то рабочий. — Пособи! — Рабочий толкал по слегам сварочный агрегат со второй баржи.
— Не хочу работать, друг, ни в малейшей дозе, — сказал сварщику Толя. — Я не трактор, я не плуг, я вам не бульдозер.
Сварщик засмеялся, водолазы помогли ему оттащить машину. Давно рассвело, а прожекторы на толкаче продолжали гореть. Женька пошел сказать, чтобы не жгли зря огонь.
Капитан толкача убрал из прожекторов напряжение, а Женька опустился вниз в жилые помещения, нашел там матроса и потребовал мел. Тот сходил в классную комнату, принес мел и подал Женьке. Матрос был после ночной вахты, поэтому не удивился.
Женька проскользнул боком по трапу с толкача на палубу баржи, где лежали трубы, зашел с другого конца, чтобы не мешать работе, и выбрал трубу почище. Оглянулся, потом достал мел, потер трубу рукавом, чтобы надпись лучше просматривалась, и написал большими печатными буквами: «Труба тебе Аденауэр».
— Это хорошо, конечно, что вы читаете газеты… Только перед Аденауэром надо поставить запятую, товарищ незаменимый водолаз, — сказала за спиной Женьки инженер Нина Сергеевна Колесникова. Она равнодушно осмотрела Кузьмина и пошла по своим делам дальше, подняв кверху подбородок.
Женька потихоньку убрался с баржи, но запятую в нужном месте поставил.
Трубу вскоре подняли и положили на берег. Первыми писанину обнаружили рабочие, принимавшие трубу, потом собрались другие.
К обеду баржи разгрузили. Караван, спугнув отдыхающих лебедей, отошел в Сургут.
— Дотянут, деваться им некуда, — сказал водолазам знакомый сварщик, провожая последнее судно глазами, и ушел отдыхать.
Реку затягивало на глазах. Рабочие Колесниковой разошлись по своим вагонам и стали топить печи.
— Есть хочу — ноги дрожат, — пожаловалась Нина Сергеевна старику. Они стояли и оглядывали измордованный берег. Под яром стучал дизельным сердцем катер, дожидался Три Ниточки.
— Устраивайтесь, — сказал старик и пожал Нине Сергеевне руку. — Теперь уж до льда не увидимся.
Водолазный катер пошел к своему берегу в последний рейс.
Обь остановилась, мороз покрыл воду коркой — пришло время. Дня три или четыре подводники утепляли вагоны и занимались хозяйством, ждали, пока лед закрепится.
Механики разгрузили катер, завели трос и вывезли тягачом на берег. Под катер подложили лес, чтобы зимовал не на голой земле, хоть и тихоходный транспорт, а все равно — хранить надо.
— На охоту пойдем? — спросил Три Ниточки у Женьки, когда работы не стало.
Старик извлек из чехла облезлое ружье и заглянул в стволы, проверил — не завелась ли ржа.
— Императорская тулка! — объявил он Женьке. — Таких больше нет и не будет, одна осталась.
Женьке было все едино, поскольку охотой водолаз не интересовался, но ружье он на всякий случай похвалил: в вагоне сидеть не хотелось.
Они немного прошли по пойме, печатая в снегу следы, и завернули к тальниковой гриве. Тальники
