— Нет… Не признаю…
Судья строго посмотрел на него.
— Что вы можете…
— Ничего… — перебил Тимофей и тяжело вздохнул.
— Так… А может, скажете суду, куда вы хотели везти продавать рыбу?
— Я думал на товары какие-либо обменять. Не продавать.
— Сколько раз вывозили рыбу и куда?
— Никуда. Это первый раз и то… не пришлось.
— А вы знали, что за это вам придется строго отвечать?
Тимофей передернул плечами:
— Откуда же мне знать эти порядки, гражданин судья? Не я, сын подписывал договоренность.
— А вы тайно от него увозили рыбу. Выходит так, что вы обкрадывали сына и умышленно толкали его на то вот место, на котором сейчас сидите?
— Непонятна мне ваша речь… Человек я простой.
Тимофей упорно не хотел давать показания. Он хитрил, уклонялся от ответов, прикидывался непонимающим.
— И за что срамите меня? В голову не возьму никак…
Судья предоставил слово защитнику.
— Скажите, подсудимый: по чьей инициативе была сооружена коптилка?
Тимофей метнул в его сторону взгляд, проронил:
— Не явственно спрашиваете, а я… человек простой.
— Кому пришло в голову коптить рыбу?
Тимофей помолчал и ответил:
— Кажись, мне…
— А кто рыл коптилку?
— Егоров и Краснов.
Краснов вздрогнул, будто его толкнули в спину.
— Откуда вы брали опилки для копчения рыбы?
— Машков привез из города.
Человек с сосульчатыми усами поднял голову, глаза встревоженно забегали.
— Нет, привез Белгородцев, а я дал.
Судья остановил его звонком.
— Вас спросят. — И к Тимофею: — Слышите?
— Запамятовал…
После защитника слово взял Григорий. Он встал, посмотрел куда-то поверх головы Тимофея и спросил:
— Тимофей Николаич… А зачем ты в город частенько ездил?
Тимофей пронзил его заблестевшим от ярости взглядом, подумал: «Голопуп… И он меня…»; сунул в рот бороду и грудью навалился на высокий барьер сцены.
— Подсудимый Белгородцев! Отвечайте на вопрос обвинителя.
Тимофей вяло повел головой, простонал:
— Сердце у меня…
— Вы будете отвечать?
— Хворый я… — и схватился за грудь.
В зале взволнованно зашептались:
— Нарочно или всерьез?
— Чужая голова — темный лес.
Судья, звякнув колокольчиком, сказал Тимофею:
— Садитесь.
Всегда гордый, осанистый, с приподнятой головой и презрительным взглядом дерзких глаз, великан Егоров, правая рука Тимофея, теперь стоял неказистый, с опущенными плечами, словно что-то давило их книзу, и невнятно отвечал на вопросы судьи:
— Всегда по чести трудился… Теперь виноват немного. Освободите…
— Вы будете отвечать?
— Всегда по чести…
— Достаточно! — прервал его судья. — Садитесь.
К барьеру приблизился Урин и, не дожидаясь вопроса, заявил:
— Никогда под судом не был и теперь не виноват.
— Подсудимый Урин! Ждите вопросов и тогда отвечайте.
— А на что и за что отвечать?
— Подсудимый Урин! — повысил голос судья. Выждал минуту и к защитнику: — Пожалуйста.
— Скажите, по каким причинам вы сбежали с хутора? Не было ли какого гонения на вас, не притеснял ли кто? — спросил защитник.
— Сам уехал. По делам.
— По каким и куда?
— Это мое личное дело.
— А почему не возвращались домой?
У Урина побагровела шея, затряслись пухлые щеки.
— Домой? — он уставился на защитника. — А если нет его у меня? — и крикнул в зал: — Видали, за что судят? И кого? Почему тех не судят, кто отобрал у меня подворье? Кто разорил меня?.. — Не обращая внимания на окрики судьи, тряся головой, заколотил кулаками по барьеру: — Разорили!.. Отобрали! Кровное отняли!.. и… и… — он поперхнулся, опустил руки и смолк. Возле него стояли два милиционера.
— Увести из зала суда, — распорядился судья и вызвал Машкова.
Тот быстро поднялся и по-военному вытянулся перед барьером.
— Где проживаете?
— В городе.
— Чем занимаетесь?
— По мелочи.
— Торговлей, что ли?
— Да.
— Чем именно?
— Рыбешкой кое-какой.
— Вы рыбак?
— Нет.
— Что вы можете показать по делу?
— Да что… — Машков разгладил усы, взглянул зачем-то на свои ноги и сказал: — Месяца четыре назад меня познакомил с Уриным мой кум, Филатов. Теперь он помер. А Урин с Белгородцевым свел. Белгородцев раза три привозил мне рыбу свежаком. Она тухла и шла плохо…
— Где продавали?
— На базаре. Так вот, тухла. Ну и порешили коптить. Ну, приехал я на ерик первый раз за всю жизнь и… — он развел руками.
— Подсудимый Белгородцев! Машков показывает, что вы три раза привозили ему свежую рыбу. Правильно он говорит?.. Что ж это вы, обманывали народ, обманывали власть, а теперь обманываете суд? Подсудимый Белгородцев! Отвечайте…
Тимофей молчал.
— Вот так хлюст! — проговорил кто-то в зале.
Машкова сменил Краснов. Комкая в руках картуз, он виновато смотрел в глаза судьи и давал показания.
— …Егоров подбивал все время, а я отказывался. Говорил, что верных людей теперь нету, положиться не на кого.
— И вы согласились помогать тем, кто срывал план улова, кто передавал рыбу в руки спекулянтам?
— Гражданин судья… Как же не пойдешь на это, когда по горло в долгу у Белгородцева? Всю жизнь должен ему. Думалось, что управлюсь… Как-нибудь расквитаюсь с ним… Детей-то у меня целых пять гавриков.
— Почему в артель не шли?
— Она сама была малосильной… Это теперь у нее мотор…
— Нужно было укреплять ее.
— Кто знал… — сокрушенно произнес Краснов.
Последним допрашивали Панюхая. Он стоял, сдвинув за ухо платок, скосив глаза на судейский стол.
— Я спрашиваю, — второй раз обратился к нему судья, — признаете вы себя виновным?
Панюхай опустил на грудь голову, поразмыслил и ответил:
— И как вам сказать, гражданин судья? И виноват, и будто нет. Сам не знаю, за что меня засудить пожелали?
— Кто вас пригласил в ерик?
— Да все он же, благодетель… Тимофей Николаич.
— В чем выражалось ваше участие в этом деле?
Панюхай непонимающе посмотрел на судью.
— Что вы делали?
— В караульщиках состоял.
— Платили вам?
— Где там, — он махнул рукой. — Винцараду дали, вот и все. Обещали… А пока на своих харчах состоял.
— Где вас поймали?
— Под кустом.
— И вы не пытались бежать?
— Не помню. Я во сне был, а меня разбудили… — и вздохнул: — Зря…
— Что вы еще можете показать?
— Не знаю. Я всего пять дней караулил.
— И те проспали?
— А как можно человеку не спамши? Рыба, и та спит.
— Садитесь…
В зал ввели свидетеля — подгорного рыбака. Он подробно рассказал, как раскрыли коптилку и арестовали виновных. Затем вошла Анка. Панюхай заерзал на скамейке, без надобности стал поправлять платок на голове.
— Анка… Что ж ты, чебак не курица…
— Подсудимый Бегунков! — одернул его судья и обратился к Анке: — Свидетельница Бегункова, что вам известно по делу обвиняемых?
Анка повторила то, о чем рассказывал первый свидетель.
— Вы арестовывали?
— Я.
— Сопротивления не было?
— Белгородцев Тимофей один раз толкнул меня.
— Подсудимый Белгородцев! Значит, вы оказывали физическое сопротивление?
Тимофей ощупывал рукой грудь, болезненно морщился и не отвечал. Но когда позади пробежал шепоток и послышались равномерные шаги, он оторвал от груди руку, расправил на лице морщины и резко обернулся: в зал входил Павел. Поравнявшись с подсудимыми, Павел остановился. Со всех сторон к нему устремились напряженные выжидательные взгляды.
— Свидетель Белгородцев! Подойдите ближе.
Павел уперся глазами в пол, ссутулился и только после вторичного предложения судьи неуверенно шагнул к барьеру. Тимофей повел головой вслед сыну.
— Что вам известно по делу обвиняемых?
Зал замер.
Павел украдкой, исподлобья взглянул на отца и направился к двери, проговорив:
— Не могу…
Его задержал милиционер, вернул на место.
— Говорите, Белгородцев. От суда ничего нельзя скрывать.
Павел умоляюще взглянул на судью:
— Спросите других… Все знают… Они тоже были в ерике…
— Вы скажите, при каких обстоятельствах обнаружили коптилку. Суд должен услышать от вас. Вы главный свидетель.
После долгой паузы срывающимся голосом Павел сказал:
— Над ериком… коня в хомуте повстречал… Думал… несчастье какое… с отцом… Поехал искать… Ну… услыхал… гомонят люди. На брюхе полез… и наткнулся… В хутор поскакал… в совет… и…
— Заявили?
— И… заявил.
— Сукин сын… — прошептал Тимофей, схватившись за голову.
— Что же побудило вас… — судья помолчал секунду, — выдать отца?
