Владимир Петров - Польский пароль

— Но я полагаю, штурмбанфюрер, что дела на нашем полигоне не так уж плохи.

— Вы ошибаетесь, герр Крюгель. Или не желаете смотреть правде в глаза. Испытания ракет идут просто отвратительно. Между прочим, вы же только что просматривали Журнал регистрации испытаний и убедились в этом. Нет, нет, я не ставлю вам это в укор, я понимаю ваш патриотический интерес. Но дело даже не в плохо поставленных испытаниях. На днях из нашей школы ракетчиков, расположенной рядом, погибли два офицера-майора. При очень странных обстоятельствах — якобы в уличной автомобильной катастрофе. Они погибли в Люблине. Как они туда попали и что произошло с ними до автокатастрофы, возможно подстроенной кем-то умышленно? Это очень тревожный сигнал…

Сделав паузу, Ларенц продолжал:

— А у нас? Прямо здесь, на полигоне, как вы знаете, бесследно пропал начальник конвоя шарфюрер Линке! У меня есть данные, что поляки усиленно интересуются работой полигона, и особенно ракетой. Стремятся заполучить ее детали, тактико-технические данные. И понятно зачем — для передачи в Лондон. Не находите ли вы, что названные происшествия тесно связаны с подрывной тайной деятельностью так называемого польского Сопротивления?

— Вполне логично, — кивнул Крюгель, не очень пока еще понимая, зачем понадобилось Ларенцу выкладывать ему, в сущности, постороннему человеку, все эти строго конфиденциальные сведения? Нет ли здесь хорошо замаскированной ловушки? — Однако что касается Линке, то мне кажется, вряд ли к этому причастны польские партизаны.

Это почему-то задело штурмбанфюрера. Он резко повернулся на стуле:

— Вы не правы, оберст! Шарфюрер Линке, хотя и честный солдат, был известен своим неумеренным пристрастием к спиртному. Об этом знали и вы. Не так ли?

— Да, я много раз видел его пьяным.

— Вот именно! И другие видели. Будучи, попросту говоря, алкоголиком, Линке неоднократно совершал самовольные отлучки в соседние села. Ходил туда за самогоном. И это вы тоже видели.

— Признаться, я как-то… не припоминаю. — Крюгель уже смутно начал кое о чем догадываться.

— Нет-нет! Вы видели, определенно должны были видеть. Припомните хорошенько.

Комендант явно навязывал ему это утверждение. Упрямо, но с вежливой многозначительной улыбкой. Дескать, вы все равно согласитесь, но лучше сделать это раньше, чем позже, Надо же делать выводы из всего предшествующего разговора!

— Да, пожалуй, — сказал Крюгель. — Я помню это.

— Вот и отлично! — удовлетворенно воскликнул Ларенц. — Признаюсь, мне и раньше импонировала ваша превосходная память. Хотя чему тут удивляться: ведь вы, Крюгель, эрудированный военный инженер. Я надеюсь, что вы не погрешите против истины и именно так изложите суть дела в беседе с группенфюрером Бергером?

Вот оно что! Крюгель чуть не хлопнул себя по лбу от досады: как он не догадался раньше! Ну конечно, Ларенцу предстоит выпутаться из опасной истории, связанной с исчезновением этого садиста и алкоголика Липке. И он резонно полагает, что Крюгель, лично знакомый с всесильным группенфюрером Бергером, может ему помочь в этом.

«Фу, черт тебя побери! — выругался в душе Крюгель. — Только и дела-то. И надо было иезуиту Ларенцу целый час ходить вокруг да около, мудрить и лавировать, делать двусмысленные намеки. Мог бы предложить, попросить прямо, в конце концов. Хотя как сказать… Может, он, Крюгель, сразу и не согласился бы. Впрочем, так даже лучше: выяснили попутно отношения».

— Можете на меня положиться, герр Ларенц. Я непременно поговорю с группенфюрером.

— Буду вам обязан, — поднимаясь, сказал Ларенц.

Вот это уже было существенным итогом разговора, подумал Крюгель. Мало ли что может случиться, а содействие матерого эсэсовца будет всегда полезным, Конечно, жаль, что пустым оказался первый шар: «неаполитанская миниатюра» не сработала (Ларенц вовсе не был так схематично прост, как рисовали его друзья Штауффенберга). Зато сам собой неожиданно появился другой ключик к застегнутому на все крючки и пуговицы высокомерному коменданту. Грех было им не воспользоваться.

Расстались они, весьма довольные друг другом, Крюгель даже проводил штурмбанфюрера на барачное крыльцо.

Возвращаясь к себе, вернул дежурному офицеру запасные ключи от комнаты. И кстати, взял письмо, пришедшее с вечерней почтой.

Письмо это крайне удивило Крюгеля. Не говоря уже о том, что ему вообще письма приходили редко, на этом обозначен был странный обратный адрес: «Бюро по розыску пропавших родственников». Только уже в комнате, разорвав конверт, вспомнил, что о таком возможном адресате его предупреждал капитан Пихлер.

На официальном бланке сообщалось, что «поиски родного дяди оберста Крюгеля, пропавшего без вести в 1940 году во Франции (а у него действительно был когда-то дядя — офицер вермахта, погибший во Франции), к сожалению, не увенчались успехом».

Крюгель выключил свет, отдернул оконную штору и, сев на угол стола, долго глядел в темноту, разглаживая листок. Слово «онкель» («дядя») означало боевую тревогу для всех членов офицерской оппозиции: «Внимание! Предстоят решительные действия!»

Не повезло с приземлением, а больше всех — Ивану Сарбееву. Он угодил на крону столетнего дуба и, хотя не завис, исцарапанный, благополучно прошел сквозь ветви, однако при ударе о землю сильно зашиб ногу. Сержанту Анилье пришлось с ходу потрошить свою медицинскую сумку, оказывать ему помощь.

Полторанина тоже основательно трахнуло о землю. Он все время ожидал выстрела снизу и забыл подтянуться на стропах, прозевал момент приземления.

Едва отстегнув парашютные лямки, тут же кубарем откатился в сторону, приготовился к бою. Но вокруг было тихо, поразительно спокойно. Потом подошли капрал Гжельчик и лейтенант Братан — шли во весь рост, не таясь и громко разговаривая: дескать, чего пугаться, мы бывалые партизаны.

— Витаю вас, панове, на земле польской! — Гжельчик, улыбаясь, бросил к шлему два пальца: — Hex жие!

— Где мы находимся? — хмуро спросил Полторанин.

— Я же сказал: в Польше! — опять ухмыльнулся капрал.

Полторанину было не до веселья: окружающая местность не имела ничего общего с рабочей картой высадки. Где же их все-таки выбросили, черт подери?

И почему тихо в деревне? Ведь парашютисты были отлично видны в рассветном небе, к тому же этот треск упавшего на чью-то крышу груза… И вот — абсолютная тишина. Подозрительная, зловещая. Чем она объясняется?

Надо было тем не менее действовать. В первую очередь спасать поклажу грузового парашюта. Там резервный боезапас, продукты, а главное — комплекты запасных сухих батарей для радиостанции.

— Ступайте на поиски с Гжельчиком! — приказал Полторанин лейтенанту Братану. — А мы выходим через лес вон на ту высотку. Там пункт сбора. Будьте осторожны, в селе возможна засада. В бой не ввязывайтесь, сразу уходите. Черт с ним, с парашютом. В конце концов, обойдемся и без груза.

— А как с Иваном? — Братан кивнул в сторону лежащего на траве Сарбеева. — Управитесь с ним?

— Ничего, дойдет сам. Анилья говорит, что перелома нет, слава богу. Ну, валяйте.

Быстро светало. День начинался серый, пасмурный. В лесу стояла сырость, а в зарослях орешника, через который пришлось продираться, вообще сплошная мокрота. Телогрейки намокли, набухли водой, идти в них становилось трудно — душно и жарко, но бросать их было нельзя. Ночью в одних комбинезонах не очень-то поспишь на голой земле. А просушить телогрейки недолго, теперь лето.

Сарбеев пока держался, опираясь на палку, шел самостоятельно, хотя ступня распухла и пришлось снять правый сапог. Полторанин уважительно поглядывал на Сарбеева: парень молчаливый, значит, крепкий. Выдюжит.

Шли с частыми остановками. Прислушивались, нет ли сзади стрельбы? Минут через сорок вышли на высотку. Тут оказалась небольшая вырубка, уже заросшая кустарником, а в центре ее деревянный геодезический знак.

Полторанин достал планшет, попытался наконец сориентироваться. Вероятнее всего, их выбросили либо ближе, либо дальше намеченного пункта — линию курса летчики, пожалуй, выдерживали точно, не отклоняясь в сторону. Если штурман поспешил с высадкой (а летуны обычно стараются побыстрее отделаться от груза, к тому же произошла некоторая задержка по времени при обстреле самолета над линией фронта), стало быть, действительное место надо искать где-то здесь, западнее… По общим признакам местность похожая: такое же, как на карте, холмистое предгорье, и тоже справа тянутся хребты, а вот магистрального шоссе тут уже нет — еще раньше оно повернуло на юг. Река Санок — очень характерный изгиб русла… Если тот самый, что поблескивает вдали, то, значит, они на высоте 247,3, указанной на карте (тоже с геодезическим знаком!). Следовательно, село называется Яськи.