У Андрея вырабатывалась своя, особая оценка людей. Недолюбливал он трусливых. Всеми способами: лаской, спокойствием, улыбкой, криком — старался он побороть в каждом малейшее проявление нерешительности. Инструкторская работа требовала личного показа, и он обязан был держаться невозмутимо, не теряться при любом положении. Эти черты органически врастали в его характер. Проникновенней всех угадывал Андрея Хрусталёв, угадывал и радовался.
В тихий морозный день Андрей повез на прыжок Нестерову. В этот раз он и сам волновался. Вез он её с каким-то раздвоенным чувством: с одной стороны, ему хотелось почему-то её унизить, обидеть, собственными глазами убедиться в её трусости, с другой же — он боялся обнаружить в её характере эту оскорбительную, по его понятию, черту. После возвращения с курсов у них установились странные отношения: Клинков избегал с ней встреч, находя в этом какое-то удовлетворение. Маруся не понимала состояния Андрея, не знала, чему приписать его гордость и зазнайство, но держалась просто.
Она хотя и волновалась, но решила выполнить прыжок по-истребительски. Андрей неотрывно следил в зеркало за её лицом и любовался (он знал, что через светофильтр стекла и полумаску очков нельзя узнать выражение его глаз). Она старалась отвлечься наблюдениями за приборами и землёй, но как только стрелка альтиметра достигла назначенной цифры, Маруся вся подобралась. Выказать своё состояние перед Клинковым?.. Никогда!
Андрей заставил её выбраться на крыло раньше времени. Уцепившись рукой за борт его кабины, она укрепилась на крыле, Андрей сбавил газ, и самолёт, покачиваясь, плавно парашютировал в синей тишине. Как ему хотелось погладить её руку!..
Она думала, что стоять на крыле будет гораздо страшнее. Оказывается, нет. Так просто, по-домашнему, близко плечо Андрея, ей ничуть не страшно. И она улыбнулась (за всю его практику это была первая улыбка перед прыжком).
— Что это вы с Гавриком по ночам делаете, при фонарике?..
Маруся посмотрела вниз.
— Ещё рано! — угадал ее мысли Андрей. — Я тогда скажу!..
— В тот вечер я, он и Савчук проявляли снимки. Мы снимались на лыжной вылазке и торопились — утром выходила стенная газета.
Неужели?.. Андрей махнул в счастливой досаде рукой и крагой перчатки двинул сектор газа: мотор рявкнул радостной грудью, Андрей тотчас же потянул сектор газа к себе.
Кромка крыла уже прошла над изогнутой, как улыбка, линией железной дороги. Андрей высунул голову за борт — и вот её лицо совсем рядом! Он слышит, он угадывает её дыхание.
— Приготовиться! — крикнул он ей в самое ухо. Маруся обернулась, и Андрей в упор увидел её глаза. Неужели заколебалась?.. Он как-то неожиданно для самого себя обнял её за шею и поцеловал в прохладный, набитый ветром рот. Одной рукой она держалась за борт, другой — за кольцо.
— Прыгай!
Она отпустила руку и сорвалась с крыла: Андрей следил за ней горящими глазами. Вот рука откинулась в сторону — она вырвала кольцо, узкая струя сложенного шёлка тотчас же выплеснулась в пространство и расцвела, точно сказочный зимний цветок. Андрей сразу почувствовал облегчение.
— Ай, да Маруся, молодец! — Он остался один, он чувствовал такое переполнение радостью, точно прыгнула не Нестерова, а он сам. И Андрей, стараясь перекричать шум винта, запел полным голосом:
И на Тихом океане
Свой закончили полёт!
Через поле на сближение с парашютом неслась по снегу его прозрачная тень: темнея и ускоряя бег, они сошлись в одной точке.
Вместе с начальником штаба Хрусталёв лично ездил на полигон расставлять щиты для стрельб и проверять освещение мишеней. Приказал набить патронами все резервные магазины, ленты и подбросить на старт бочки с бензином.
Савчук заканчивал оборудование пулеметов для ночных стрельб, крепил крошечные фонарики, освещающие мушку, — своё последнее изобретение.
После ужина отряд собрался в полётной комнате. Какие праздничные лица!..
Хрусталёв глядел на синие стекла, густо усыпанные звёздами. «Вот уже и окна не замерзают. Весна…» И оттого, что отряд не упустил погоду и вовремя заканчивает период, сердце стучало легко.
— Последняя штурмовая ночь! — сказал он весело. — Сегодня мы особенно должны постараться. Я лично проверил всю подготовку материальной части, и, кажется, никаких происшествий не предвидится. Остановка за нами. В ночных полетах требуется особенное внимание. Следить за воздухом и сигналами. Садиться только по выложенному номеру. В случае отказа мотора — ракета и немедленная посадка на аэродром… Все выспались за день?..
— Все.
— Имейте в виду, что оплошность одного человека кладёт пятно на весь отряд.
На стене ангара висел огромный плакат. Чикладзе позвал Хрусталёва.
— Читали? «Комсомолец!.. Грамотный вираж, точно выполненный разворот, меткая пуля — приносят тебе победу!.. В нашем тылу работает диверсионная группа. Их имена: Недисциплинированность, Недосмотр, Разгильдяйство, Политнеграмотность и известный русский белогвардеец: Авось-ка.
Враг с фронта высылает воздушные эскадрильи.
Противник считается сбитым лишь в том случае, если боевое задание каждым комсомольцем будет выполнено без одного отказа.
Лётчики — грамотный взлёт, разворот, отличное попадание, посадка — на три точки!..
Лётчики-наблюдатели — безукоризненное знание аэронавигации, поднятые карты, снайперская стрельба, наблюдение за воздухом.
Техники и мотористы — безотказная работа мотора; оружейники — ни одного заедания, ни одного отказа пулемётов; техники по приборам — приборы в ночных полётах основное. В ваших руках жизнь экипажа. Вынужденная посадка — условная смерть».
Дальше шёл длинный список воздушных пар.
— Интересно, кто это выдумал?
— Выдумал Савчук, — пояснил стоявший рядом оружейник, — а разработано на бюро ячейки!..
Очистив о подножку налипший на подошву валенка снег, Хрусталёв полез в машину. Следом за ним взобрался и комиссар с пулемётными магазинами. Хрусталёв поднял руку и уже после того, как винт ударил ветром, стал застегивать привязные ремни.
В свете прожекторов оружейники нагружали кабины самолётов ракетами.
Савчук работал в экипаже Нестеровой. Заправив машину, он по-деловому тащил в ангар альвейер. Перед ним стояла задача: раньше остальных переставить самолёт с колёс на лыжи. Подтаскивая огромную дутую лыжу под шасси, он исподволь наблюдал за работой других мотористов — и торопился. На спине лыжи имелся металлический козелок с кольцом, в это кольцо входила поперечная ось шасси. С обоих концов лыжа крепилась резиновыми амортизаторами. Раз, два — готово!.. Обтерев рукавицей лицо и оставив на щеке масляную полосу, пошёл докладывать о готовности машины к полёту.
Фонари на старте горели нарядно. Самолёты работали на малом газу, из патрубков вылетели букеты сиреневых огней. Савчук на слух определял работу мотора: как часы!..
Четыре раза слетала Нестерова с командиром звена — посадки шли нормально, и Хрусталёв решился выпустить её самостоятельно. В задней кабине он разрешил лететь мотористу. Сунув в карман электрический фонарик, Савчук полез в кабину.
— Готово!
Шлем туго обтягивал подбородок, и это ощущение наполняло Савчука чувством боевой решимости и отваги. Он летит не как пассажир, а воздушным снайпером!
Условным помигиванием карманного фонарика он запросил разрешения на взлет. Белый огонёк стартера поднялся вверх: Нестерова огляделась во все стороны и, продвигая левой рукой сектор газа, плавно отдала вперёд ручку управления — машина подняла хвост и понеслась на далекие огни железнодорожного полустанка. Уже при отрыве от земли Маруся почувствовала, как самолёт дёрнулся и с легким креном начал было разворачиваться вправо: её охватило легкое беспокойство. «Заело трос управления?..» Она подергала ручкой и ногами — управление действовало. Разворот она сделала осторожней обычного, гуд мотора был чист и упруг, но сквознячок тревоги проходил в сознание. Машина плыла в тёмном пространстве ночи, пропеллер, вращаясь с неуловимой для глаза скоростью — полторы тысячи оборотов в минуту, сверкал, как хрупкий, стеклянный щит, и когда Савчук переставал глядеть на землю, ему казалось, что самолёт висит на одном месте. Он два раза поднимался с сиденья, трогал рукоятки пулемета и пристально вглядывался в темь. Вот внизу вспыхнул прожектор, в освещённое пространство вполз самолётик, вполз, остановился, и прожектор погас. Через минуту выложили цифру четыре. Савчук хлопнул Нестерову по плечу, но она и сама уже увидела. Расчет под углом с девяноста. Она зашла в створ посадочных огней и полустанка, убавила газ и пошла на снижение. Прожектор вырвал из темноты белую дорожку посадочной полосы: внимание, земля!..
