город поступать в училище.
«Ты — поповский сын, — сказали ему, — тебя обязательно примут».
Один мужик-мариец из соседней деревни повез в училище своего сына Эмаша. Моркин отправился вместе с ними.
Добирались сначала пешком, потом па пароходе.
Приехав, поднялись от пристани по длинной лестнице в город. Сначала мужик хотел остановиться в номерах на Миллионной улице, но там запросили полтинник за сутки.
— Больно дорого, — решил мариец, — не по карману.
Попив чаю, взяли свои котомки и пошли искать школу. Раз семь переспрашивали, прежде чем добрались до Большой Успенской улицы, потом принялись искать дом под номером шестьдесят два. Пе нашли. Снова остановили прохожего, тот сказал, что такой дом должен быть на другом конце улицы. Повернули обратно. Наконец, нашли нужный дом: двухэтажный, построенный из толстых бревен, выкрашенный серой краской. Между окнами первого и второго этажа— вывеска желтыми буквами по-черному: «Русско-черемисское двухклассное училище».
Из дверей вышел старик в мундире с блестящими пуговицами.
— Учиться что ли приехали? — спросил он.
— Ага, — ответили разом Моркин и Эмаш.
— Не «ага», а нужно сказать: «Учиться, господин директор».
— Учиться, господин директор, — послушно повторили мальчики.
Старик улыбнулся и сказал вышедшему из дома мужчине:
— Проводи их в спальню, — а сам пошел на улицу.
«Ну, вы оставайтесь, я скоро приду, узнаю, что мне делать», — сказал отец Эмаша и побежал вслед за директором.
Мужчина (это оказался воспитатель младших классов) привел мальчиков в один из классов на первом этаже.
Все парты в нем были сдвинуты в один угол и поставлены друг на друга до самого потолка. На освободившемся пространстве стояли койки с потертыми матрацами.
Отец Эмаша, вернувшись, сказал:
— Здесь будете жить до экзаменов. Не бойтесь, директор — хороший человек, сказал, обоих примут. Письмо тогда напишите.
Он оставил сыну немного денег и уехал. Мальчики проводили его со слезами на глазах: страшно было оставаться одним в чужом городе.
Немного погодя прибежали два парня, один из них спросил по-марийски:
— Эй, новички-, откуда будете?
Другой его перебил;
— Какие они новички, они же поступать приехали.
— Деньги у вас есть? — спросил первый парень.
— Тебе какое дело? — огрызнулся Эмаш.
— Вот какое мое дело! — и парень ударил его по лицу.
Эмаш полез в драку: драться-то и в деревне умели. Моркин, оправившись от первого испуга, кинулся на помощь товарищу, но тут второй парень так хватил его по спине. что Моркин, вскрикнув ст боли, упал. Однако он тут же поднялся и изо всех сил пнул своего обидчика в живот. Парень свалился на пол, корчась от боли.
В это время в класс-вошли ребята повзрослее. Увидев, что новый мальчишка, в поддевке и лаптях, подмял под себя их товарища, засмеялись. Один из них подошел к Эмашу, хлопнул его по плечу и сказал:
— Молодец, парень, ловко ты его. Как зовут?
Эмаш поднялся, улыбнулся разбитыми губами, сплюнул и ответил:
— Эмаш.
— Чего дерешься, Эмаш?
— Они хотели у нас деньги отобрать, вот мы их маленько проучили.
— Ха-ха-ха, ничего себе маленько, вы им как следует дали. Ну, ладно, идемте на улицу.
Вместе с новыми товарищами Моркин и Эмаш провели весь день: ели, играли, ходили по городу.
Через два дня был экзамен. Моркин провалился на географии, но все-таки был принят как сын священника. Эмаш все экзамены выдержал хорошо, однако врач нашел у него трахому. И все-таки директор оставил и его. Обоих определили жить в общежитии, при школе.
Началось ученье. Моркин до сих пор помнит свой первый день в школе. К началу занятий выдали казенную форму: серую тужурку, такого же цвета брюки, новые сапоги, черную шинель и картуз с лаковым козырьком. Моркин и дома плохо не одевался, но новенькая фо<рма привела его в восторг. Он поминутно то расстегивал, то застегивал кожаный с широкой пряжкой ремень, пока сидящий рядом Эмаш не одернул его:
— Сиди тихо, выгонят.
Учитель Эшайков, высокий, тощий, стоя на кафедре со скрипкой в руках, объяснял ноты. Он писал на доске нотные знаки, проигрывал их на скрипке. Потом со смычком в руках прошелся между партами и, указав на Моркина, сказал:
— К доске!
Моркин, почувствовав, как сильно забилось сердце, вышел к доске, взял мел, испуганно смотрел на учителя.
— Начерти нотный стан, — сказал тот.
Моркин начертил.
— Теперь изобрази скрипичный ключ.
Моркин начал рисовать ключ, но учитель закричал:
— Разве так я показывал? Между какими чертами нужно рисовать кружок?
Моркин, и без того оробевший, теперь, после сердитого окрика учителя, вовсе растерялся, даже руки у него затряслись.
— Пиши, чего стоишь! — снова закричал учитель.
Моркин торопливо изобразил ключ. Ребята засмеялись.
— Тихо! — учитель поднял смычок. — Ну, ты нарисуешь как положено или нет? Как твоя фамилия?
— Моркин.
— Ты, Морфин, учиться приехал или казенный хлеб жрать?
— Хи-хи, — послышалось с задней парты.
Учитель не торопясь подошел, спросил у сидевшего на задней парте:
— Ты смеялся?
В классе тишина, многие сидят, опустив головы, только некоторые осмелились повернуться к учителю.
— Ты смеялся? — повторил учитель громче, будто в кулак зажав маленькие сердца.
— Я, — не смея поднять глаз, признался парень.
— Ну так теперь поплачь! — и учитель с размаху ударил парня смычком по голове.
Парень заплакал. Учитель подошел к доске, белым платком вытер пот с худого лица и, обратясь к Моркину, спросил:
— Ну, так где изображают скрипичный ключ, знаешь?!
— Знаю, вот здесь, — поспешно ответил Моркин и быстро начал рисовать.
Пока учитель стоял у задней парты, мальчик, сидевший на передней, успел показать Моркину, как надо начертить этот скрипичный ключ.
Эшайков сошурил глаза, посмотрел на доску, засмеялся:
— Хе-хе-хе, правильно!
II тут же, неожиданно изменив голос, спросил:
— Признавайся, который прохвост подсказал тебе, а?
Моркин растерялся.
«Неужели он заметил, как мне подсказывали?»— подумал он, но все же ответил почтительно:
— В-ы сами показывали, господин учитель.
— Вот как? — Эшайков, кажется, даже растерялся, потом посадил Моркина на место, сам сел за кафедру, открыл классный журнал.
— Как фамилия? — снова спросил он.
— Моркин.
— Ах да. Моркин… Моркин… Моркин… Ты откуда? Моркин сказал.
— Сын отца Николая?
— Да, господин учитель.
— Ты, Моркин, имеешь право на поступление в духовную семинарию, зачем поступил сюда? Что смотрел твой отец?
— Отец и мать нынче умерли.
— A-а, вон оно что…
Тут урок кончился. Первый урок, который запомнился Моркину на всю жизнь.
Понемногу Моркин привык к школьному распорядку. Дежурный мог и не звонить в колокольчик — он сам, как и все учащиеся, просыпался в семь утра, в половине восьмого шел на завтрак, состоявший из чая с черным хлебом, потом до двух часов — занятия в школе. После занятий — мясной суп,
