В седьмом часу вернулись Галина и Валентина Михайловна. Перебивая друг друга, они рассказывали, с какими приключениями добирались до центра. В трамвае их приняли за приезжих артисток из цыганского ансамбля и никак не хотели поверить, что они всего лишь перебираются на новую квартиру. Две девушки, по-видимому школьницы, довели их до самого дома и помогли донести чемодан.
— На актрису, предположим, я похожа, — рассмеялась Галина, — но чтобы на цыганку!..
— А что! — возразил Алексей, настроение которого явно поднялось. — Если бы кольца в уши, чем вы не цыганка? Очень даже симпатичная!
— В этом я не сомневаюсь. Но почему цыганка? А впрочем… — И, переменив тон, Галина спросила: — Вы уже собираетесь на работу?
— Пора, — ответил Алексей и включил репродуктор.
Начались последние известия. Москва передавала сообщение о наступлении войск Юго-Западного и Южного фронтов с целью разгрома харьковской группировки противника.
— Тише, пожалуйста, тише! — взволновалась Валентина Михайловна и приложила ухо к репродуктору. — Наконец-то возьмут Харьков. Мне кажется, это стало мечтой моей жизни.
— Еще неизвестно, возьмут ли, мама…
— Но ты же слышала: началось наступление?
— Мама! Такая тяжелая война, всякое может быть.
— А как вы думаете, Алеша? — спросила Валентина Михайловна.
— Все мы надеемся и все желаем побольше побед! Но Галина права: война тяжелая. Сейчас всюду очень тяжело. Вы слышали, какие бои идут за Севастополь? Будем надеяться. — Алексей уже пошел было к двери, но вспомнил о чайнике. — Вы сумеете закрыть трубу? Кстати, в печке — кипяток, можете пить чай.
— А вы? — спросила Галина.
— Я — уже.
— Что касается меня, — заговорила Валентина Михайловна, — то я с удовольствием выпью! При моих недугах только и осталось пить чай. Я ведь совсем недавно начала ходить. Боже, что мы перенесли… Вы знаете, Алешенька, для меня в смысле питания сейчас нет никаких затруднений. В этом отношении для меня война или мирное время — все равно.
— Может быть, вам подлечиться? — спросил Алексей. — У нас тут до поликлиники всего полквартала.
— Нет, Алешенька. Я вам скажу: от моих болезней отделаться нельзя, так же, как нельзя вернуть молодость. Пользуйтесь молодостью, пока она есть. Впрочем, теперь и для молодости — не время.
— Для молодости, Валентина Михайловна, всегда время. Молодые воюют, молодые работают.
— Ох, не велико счастье.
— Говорят же: счастье — в борьбе. Вот мы и завоевываем свое счастье. Нет его сегодня, будет завтра. Верно, Галина?
— Все это так, — согласилась Валентина Михайловна. — Завтрашним днем жить надо, особенно теперь, но и сегодняшним — тоже. Молодость — это все равно лучшие годы жизни. Вы еще вспомните когда-нибудь меня, старуху. У меня ведь тоже в юности радостное и горькое шли рядом, но как прекрасно было это время!..
На дворе стоял ясный и теплый вечер. Солнце уже нависло над заречной тайгой, и на фоне палевого неба вырисовывались ажурные контуры лип и тополей. «Какие тона и какая хрупкая вязь веток, — подумал Алексей. — Вряд ли будет когда-нибудь точно такое небо. Ничего не повторяется в природе, и написать это можно лишь теперь, даже ни часом позже». Только сгущавшийся по мере приближения к заводу шум двигателей, проходивших испытания, вернул его к заботам предстоящей смены. Он вспомнил, сколько должна сделать его бригада в эту ночь, чтобы выдержать нараставший график выпуска деталей. «Картер — основа мотора. Мотор — боевой самолет». Эти повторяемые от оперативки к оперативке, от митинга к митингу истины продолжали оставаться истинами.
Около девятой проходной Алексея ждала Настя. Она рванулась к нему, глаза ее смотрели одновременно радостно и тревожно.
— Куда же ты запропастился? Я старалась, готовила. Ты, наверное, ничего не ел.
— Почему не ел? — ответил Алексей, не зная, как вот сейчас, вдруг объяснить свое отношение к Насте. — Разве все другие тоже не ели?
— При чем здесь другие? Каждый живет, как может.
— Ну вот! Я тоже живу, как могу. И… ты только не обижайся, не могу жить за счет кого-то.
— Стало быть, я — кто-то? Мне казалось, что я для тебя что-нибудь значу. А?..
— Настя, не путай разные вещи. И вообще, поговорим об этом как-нибудь позже: мы опаздываем.
— Да ну тебя! О чем говорить-то? Побежала я. После работы сразу приходи!
У входа в цех Алексей обратил внимание на свеженаписанный лозунг. По алому фону шли крупные белые буквы: «Больше самолетов фронту!» В пролете уже собралась почти вся бригада. За десять минут до начала работы сюда же пришли Дробин, Березкин и Грачев.
Дробин дважды взмахнул руками, описывая указательными пальцами воображаемый круг. Станочники подошли ближе.
— Товарищи! — громко сказал Дробин. — Задание прошлого месяца ваша бригада выполнила на двести процентов. Это здорово! Партийная и комсомольская организации цеха, — Дробин кивнул на Грачева и Березкина, — руководство участка поздравляют вас с этой победой! Но сегодня, завтра, весь май, а дальше — июнь мы должны делать значительно больше. Каждый день — больше, чем накануне! Необходимость этого диктует положение на фронтах. Предоставляю слово товарищу Грачеву, только что вернувшемуся с Северо-Западного фронта, с бойцами которого соревнуются труженики Урала.
Грачев сделал полшага вперед.
— Дорогие друзья! Мне посчастливилось вместе с делегацией от нашей области побывать в авиационном полку, который громит врага на самолетах, оснащенных нашими моторами. Летчики вершат героические дела. На счету каждого из них много сбитых машин. Да и по сводкам Совинформбюро вы знаете, что каждый день наши летчики уничтожают десятки вражеских самолетов. Но, как это ни горько, не редки потери и у нас. Самолеты, которые выпускает славный рабочий класс нашей страны, общепризнано — лучшие на сегодняшний день среди всех мировых образцов. Таких самолетов нет ни у врага, ни у наших союзников. Но их, товарищи, все еще мало. Мы, безусловно, победим фашистскую свору, но сделать это надо быстрей! А значит, нужно больше техники, больше пушек, танков, автоматов, боевых крылатых машин. Ясно? Коммунисты всего завода призывают вас, дорогие друзья, изо дня в день наращивать выпуск продукции. И одновременно повысить качество, потому что живучесть самолетов — это тоже задача номер один.
Вслед за Грачевым слово взял Саша Березкин.
— Ваша комсомольско-молодежная бригада, — сказал он, — стала одной из лучших на заводе. Без преувеличения можно сказать, что вы работаете по-фронтовому. Вы сумели расшить самое узкое место в производстве двигателей, и заводской комсомол гордится этим вашим достижением! Ребята! Центральный Комитет ВЛКСМ принял постановление об участии комсомольских организаций авиационных заводов страны во Всесоюзном социалистическом соревновании работников авиационной промышленности. Это лишний раз подчеркивает важность нашей работы. На огромных просторах Родины идет война за наше будущее, за наше счастье, и кому, как не нам, отдать все силы на разгром врага! Идет война моторов, и наша задача — добиться их преобладания в воздухе.
Саша Березкин, энергично взмахнув рукой, встал рядом с Грачевым. Дробин сухо прокашлялся, мотнул по обыкновению головой и тихим ровным голосом сказал:
— Конкретно. Месяц вы закончили выполнением задания на двести процентов. На таком же уровне идете первые две недели мая. Двести процентов каждый день стало вашей ударной нормой. Теперь мы ждем от вас увеличения выработки на тридцать процентов. И я уверен, что ровно через месяц мы сможем вас поздравить с выполнением боевого задания не на двести, а на двести тридцать процентов. А может быть, и выше! Кто хочет сказать? — Дробин обвел взглядом собравшихся. — Пермяков, ты?
— Постараемся, — ответил Алексей.
— Не постараемся, а сделаем, — поправил Дробин.
— Сделаем, если не подведут токаря.
— С токарной бригадой разговор был. Они увеличивают выработку на пятьдесят процентов. Значит, решено?
— Решено, — вразнобой откликнулись станочники.
— Ну и прекрасно! — заключил Дробин. — Вопросы есть?
Костя Маскотин поднял руку:
— Есть один вопросик.
— Давай!
Подтянув штаны, Маскотин спросил:
— Как насчет жратвы? Хорошо гнать детальки, когда курсак не пищит.
— Курсак! — насмешливо повторил Дробин. — С курсаком дело обстоит следующим образом. Каждый, превышающий двойную норму, получает двойной обед повышенной калорийности.
— Другой разговор! — весело отозвался Маскотин. — Пошли вкалывать! Поговорили на все сто, теперича бы сработать на двести.
Смена началась без раскачки. Ребята договорились наступать друг другу на пятки, помогать в случае нужды соседу и не делать до обеда ни единого перекура.
