Слава мелькнула, прошумела, как птица крыльями, и улетела к другим; еще продолжалась уборка, а рекорд его уже остался в прошлом, стал забываться, заслоненный новыми делами и событиями, и Володька тоже будто обо всем забыл, не слишком горюя, что слава оказалась быстротечной. Но это – только внешне, для людей. А про себя он переживал, что о нем уже не говорят, не пишут. Червь тщеславия уже прочно поселился в нем, рос, точил его изнутри и требовал, требовал себе пищи…
И все-таки настал такой день – нового его триумфа, когда опять все смотрели только на него, фамилия его звучала из громкоговорителей, в его честь гремели медные трубы оркестра, а он стоял на возвышении над толпой, с широкой алой лентой через плечо, фотографы лезли прямо ему в лицо линзами своих аппаратов, и очень высокие люди, недоступные в другие дни, теснясь, в очередь, подходили к нему пожать руку, поздравить с успехом, сказать, что он гордость своего района. Кто может забыть такое, пережив такие минуты – остаться таким же точно, каким был прежде?
И Володьке никогда не забыть этот майский день, соревнование пахарей.
Победу он одержал легко. Он даже не рассчитывал, что так будет. Думал: ну, раз соревнование пахарей, каждый колхоз выставит наисильнейшего богатыря, соберутся асы, а он будет среди них, как щенок. Приехал, глянул – кто же соперники? И сразу душа его будто воспарила: одна молодежь! Умелые, ничего не скажешь, не первогодки. Задору показали они много, но все же для них состязания были вроде игры, веселой и беззлобной, когда главное – это сама игра, азарт, возбуждение, а не выигрыш, не результат. А Володька, на последнем этапе, когда дошла его очередь показать свое время на вспашке, когда махнули перед ним флагом, пуская секундомер, рванулся на своем тракторе, как в смертный бой, – люто, яростно, стиснув зубы. Одолеть всех, любой ценой, чего бы ни стоило, кровью – так даже кровью! На первых же минутах всем стало видно, кто будет победителем. Он еще и загонки своей не закончил, а к нему уже ринулась толпа, крича, размахивая руками, кепками…
И эта слава, как все торжества, оказалась быстролетна, не слишком живуча. Через неделю пожелтела, истерлась на сгибах газета, в которой написали про состязания и опять был напечатан его портрет. Красную ленту чемпиона Володькина мать положила в комод, ее даже мало кто увидел в Бобылевке: ведь не наденешь ее на себя, не станешь ходить в ней по деревне…
Но сладкая и неистребимая отрава этой славы осталась в Володьке, окончательно повернув его на такой лад: если уж к чему-то стремиться, чего-то хотеть, ибо без целей и стремлений нельзя, пусто, скучно и бессмысленно, то только к таким вот дням, к таким минутам – с оркестрами и флагами, и кумачовой трибуною над толпой…
Время было уже около девяти. Через скверик в дом редакции прошло уже несколько человек: высокий худой парень в спортивной куртке на «молнии», другой парень – с фотоаппаратом на груди, тонконогая девушка в очках, еще две девушки, – они мелькнули так быстро, что у Володьки в глазах осталось только пестрое цветное пятно их коротеньких платьев.
Высокий парень в спортивной куртке был Володьке знаком, это он приезжал в колхоз в прошлом году, когда Володька дал рекордный намолот. Володька даже помнил его фамилию – Гущин, она была подписана под заметкой. И другого, с фотоаппаратом, он узнал. Тот снимал его для газеты, ставил у комбайна и так, и этак, приказывая смотреть то вдаль, то ввысь, то радостно улыбаться, то быть сурово-серьезным.
Для приличия Володька подождал еще немного, чтоб стрелки часов перешли за девять, и направился в одноэтажный домик редакции.
Он попал в узкий коридор с табличками на дверях, нашел ту, на которой было написано «Редактор». Взялся за ручку, но в коридор выглянул худой парень в спортивной куртке, сказал:
– Редактора еще нет. А вы по какому делу?
Тут он узнал Володьку.
– А-а! – заулыбался он. – Колхоз «Сила», Гудошников! Виктор?
– Владимир.
– Правильно, Владимир! Помню, как же, мы писали. Здравствуй, здравствуй, друг! Ну, так заходи сюда.
Парень завел Володьку в узкую комнатушку, со столом, заваленным бумагами, указал на стул.
– Садись. Одно мгновение, я сейчас.
Он опять высунулся в коридор, крикнул кому-то, в одну из отворенных дверей:
– Лариса, сократи шесть строк – и пусть набирают. – Ну, как там у вас в «Силе»? – возвращаясь за стол, дружелюбно спросил у Володьки Гущин. – К уборке готовы? Какое настроение у механизаторов?
– Будем бороться за высокие показатели, – сказал Володька. – Уберем хлеб досрочно, без потерь. – Лоб у него слегка повлажнел от напряжения: он силился не забыть фразы, которые составил для разговора в редакции. – Мы, механизаторы, готовы отдать все силы, добиться новых рекордных достижений. Нужны только соответствующие условия от руководителей колхоза.
– Какие же?
Володька вынул из кармана листки, заготовленные вчера на почте, развернул.
– Вот я заметку принес. Прошу пропустить в газете. Тут все написано.
Гущин взял листки, стал бегло читать.
– Дельно! – сказал он, оживляясь. Крикнул в отваренную дверь, в коридор: – Борис!
Вошел черноватый мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами.
– Познакомься – механизатор из колхоза «Сила» Владимир Гудошников, мастер уборки, мы о нем писали. Смотри, какой материал он нам принес…
Гущин начал читать вслух, с выражением:
– «Новую технику – в надежные руки. Близится страдная пора. Во всех колхозах района механизаторы готовят к уборке свои агрегаты. От зари и до зари кипит работа на машинных дворах. Особенно старается молодежь. Она полна трудового энтузиазма поскорее выехать в поле и убрать урожай высокими темпами, не допуская потерь. Машинный парк нашего района, благодаря заботе партии и правительства, растет из года в год. Сейчас в настоящий момент в колхозы района прибывает немало различной новой уборочной техники. Правильно поступают руководители тех хозяйств, которые на новую технику ставят самых надежных механизаторов, показывающих образцы социалистического труда. В прошлом году, отвечая на призыв убрать хлеб в максимально сжатые сроки, по-комсомольски горячо взявшись за дело, на своем комбайне СК-4 я намолотил более девяти тысяч центнеров хлеба. В один из дней уборочной страды, благодаря рационализаторским приемам по методу Бочкарева, мной была достигнута рекордная цифра выработки: тысяча двести центнеров. Погодные условия этого лета требуют убирать еще быстрей, не считаясь со временем. Мы, молодые механизаторы, полны желания добиться еще больших показателей, чем в прошлом году. Для этого необходимо обеспечить нас соответствующими условиями. Мой комбайн СК-4 ввиду несовершенной конструкции и технических недостатков не позволяет развернуться в полную силу. На комбайне «Колос», который выделен колхозу, я даю обязательство ежедневно убирать не менее пятисот центнеров хлеба и вызываю всех механизаторов района по-боевому следовать моему примеру…»
– Подредактировать надо, – сказал черненький.
– Это мы отредактируем, пустяки. Главное, представляешь, как это можно развернуть? Пятьсот центнеров в день! Гудошникова в районе уже знают, в прошлом году он уже прогремел. Победитель весенних межрайонных соревнований пахарей, об этом мы тоже писали. Вся молодежь за ним потянется. Это обращение можно сделать запальной искрой для соревнования во всем районе!
По коридору мимо двери прошел низенький седоватый человек в больших выпуклых очках.
– Сергей Филиппович, редактор! – Гущин схватил листки, другой рукой – Володьку под локоть. – Пошли к нему.
Редактор стоял за широким столом, протирал платком очки. Под стеклами глаза его были круглыми, как у совы, а без стекол – маленькими, подслеповато-сощуренными. Ростом Володька был чуть не вдвое выше его.
– Сергей Филиппович, интересное дело! – громко, с порога заговорил Гущин, подталкивая впереди себя Володьку. – Здравствуйте! Это из колхоза «Сила» Гудошников Владимир, механизатор, мы писали о нем, помните – рекордист на уборке прошлого года, победитель межрайонного соревнования пахарей… А сейчас у него замечательная инициатива! По собственному почину он хочет выступить с призывом ко всем комбайнерам района давать ежедневно по пятьсот центнеров намолота!
Редактор надел очки и опять стал похож на старую сову. Воодушевленную речь Гущина он прослушал с бесстрастным выражением лица. Не говоря ни слова, он протянул руку к листкам и стоя принялся читать.
– Вы садитесь, – кивнул он Володьке на стул, не отрываясь от чтения.
Зазвонил телефон. Редактор, все так же не отводя от листков глаз, поднял трубку.
– Да, Скакунов. Да. Да. По этому колхозу мы уже давали, покажем теперь другой. Что ж все одних хвалить, хороших людей в районе много…
Он положил трубку, дочитал листки, вернулся к первому и опять прочитал все до конца. Посмотрел на Володьку – совиными глазами, а зорко, точно что-то прощупывая в нем.
