— Туз — он и в Африке туз!
— Мал козырек, но вашему тузу поперек!
Третий партнер, его звали Павлом Ивановичем, чаще пасовал, чувствовалось, что он сидит просто так, за компанию.
Когда расписали очки, оказался в проигрыше лишь Свирь.
— Дверь на цепочку, а выигрыш на бочку! — воскликнул один из «префасов». Павел Иванович сходил вместе со Свирем в вагон-ресторан, помог принести в купе дюжину пива.
— Вы откуда и куда, капитан? — спросил Павел Иванович, когда бутылки были опорожнены.
— После учебы к новому месту службы, — в тон ему ответил Свирь.
— Ответ, достойный кадрового офицера, — понимающе кивнул Павел Иванович и предложил: — Может, выйдем в тамбур, подымим?
Свирь не курил, но предложение принял. Попутчик разжег сигарету, затянулся разок-другой и продолжил разговор:
— Моя фамилия Русаков.
— Вы, наверно, родственник командира эскадры контр-адмирала Русакова?
— Угадали. Родной брат. Младший, разумеется. Всего лишь инженер-капитан третьего ранга запаса. Призвали на сборы, по иронии судьбы еду на корабль, построенный собственными руками.
— Неужели на «Горделивый»? — выдохнул Свирь.
— На него. Дублером инженер-механика.
— А я начальником медицинской службы! Только крейсера я еще в глаза не видел. Раньше плавал на тральщиках, теперь вот закончил военно-медицинский факультет при Центральном институте усовершенствования врачей — и на «Горделивый». Вы знаете его командира?
— Знаком немного, — усмехнулся Павел Иванович.
— Я слышал, он уставник и сухарь.
— Кто вам внушил это, капитан? Сергей Урманов — потомственный моряк, командир, как говорится, от бога.
— Мне его один случайный знакомый так расписал, — смущенно промямлил Свирь.
Прямо с вокзала оба поехали на причал.
Ракетный крейсер стоял в ряду кораблей, резко отличаясь от соседей не только внушительными размерами. Свирь подивился тому, насколько подходило название к гордому его силуэту. Величаво высился форштевень, плавно опускалась к корме строгая линия бортов, четко вписывались в общий ансамбль надстроек чуть скошенные назад трубы, подчеркивая неудержимое стремление вперед. Свирю почудилось даже, что он слышит стон туго натянутых швартовов, которым невмоготу удерживать крейсер возле стенки.
Павел Русаков мысленно поздоровался с кораблем, словно это был близкий ему человек, отметив про себя, что он возмужал и посолиднел, осел в воду по самую ватерлинию.
Они остановились поодаль от сходни, слушая переливистые рулады горна — на «Горделивом» играли малый сбор. Личный состав выстраивался на юте. В длинной шеренге белых роб контрастно выделялись три темные полосы: ботинки, поясные ремни и околыши бескозырок.
Мимо прибывших прошла большая автомашина, загруженная так, что штабеля ящиков громоздились выше кабины.
Газанув напоследок, грузовик остановился возле «Горделивого», Тотчас же по сходне загромыхали тяжелые матросские бутсы, и началась разгрузка.
Свирь подошел к осанистому мичману, руководившему работой. Тот мельком глянул на незнакомого офицера, козырнул ему и вновь принялся листать кипу накладных.
— Корабль собирается уходить, товарищ мичман? — спросил Свирь.
— А вы, извините, кем будете, товарищ капитан? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Мы с капитаном третьего ранга служить к вам назначены… — смущенно произнес Свирь.
— Обратитесь к дежурному по кораблю, — посоветовал мичман.
Вахтенный у сходни надавил тангенту сигнального звонка, и вскоре по окованным медью ступеням сбежал высокий лейтенант в белом кителе с синей повязкой на рукаве.
— Дежурный лейтенант Русаков, — представился он.
«Еще один родственничек», — удивленно подумал Свирь и понял, что снова угадал, ибо лейтенант повернулся на каблуках к стоящему поодаль Павлу Ивановичу.
— Дядя Паша, какими судьбами? — обрадованно воскликнул он.
— Военными, Игореха, военными, — со смехом отвечал тот, обнимая лейтенанта.
— Чего же не сообщили, я бы встретил на вокзале!
— Все решилось в одночасье, вызвали в военкомат, вручили предписание — и айда на флот. Командир на месте?
— Командир в штабе, а я вас проведу к замполиту. Идемте, товарищ капитан, — обратился лейтенант к Свирю.
Заместитель командира по политической части тоже с явным удовольствием пожал руки гостям.
— Нашего полку прибыло, — сказал он Русакову-дяде. — Все бумаги на вас пришли только вчера, сегодня баталера отправили получать для вас флотскую экипировку.
— Товарищ капитан третьего ранга, капитан медицинской службы Свирь прибыл для дальнейшего…
— И вас тоже ждем, Вячеслав Борисович, — перебил его замполит. — Я не переврал ваше имя и отчество?
— Нет, все правильно, — ответил польщенный капитан.
— А меня зовут Федором Семенычем Валейшо.
Замполит Свирю понравился. Располагало к себе худощавое с выступающими скулами лицо, освещенное ярко-голубыми, почти синими глазами. Подкупал даже маленький детский якорек, выколотый на запястье правой руки.
— Вас только нам и не хватало, — говорил Валейшо, предложив гостям сесть. — Теперь примем запасы, и денька через два — прощай, любимый город.
— И надолго? — осторожно осведомился Павел Иванович.
— Пустяки, — улыбнулся слегка замполит. — Несколько месяцев — и будем дома.
«Значит, не скоро», — прикинул Свирь. Ого, в таком плавании еще не приходилось бывать. «Хорошо еще, Настю и Сережку не взял с собой. Намыкались бы на новом месте».
— Выходим в Средиземное, там присоединяемся к эскадре, — рассказывал между тем Валейшо. — По дороге в Черном море проведем зачетную ракетную стрельбу…
Инженер-механик Дягилев, на хлопчатобумажном синем кительке которого топорщились новенькие погоны капитана второго ранга, встретил старого знакомого без видимого энтузиазма.
— Я вас сердечно поздравляю, — сказал ему Павел Иванович. — Прибыл со всеми потрохами в ваше распоряжение.
— Второй медведь в одну берлогу, — глянув исподлобья, проворчал Дягилев. — Поучать начнешь — не сработаемся.
— Зачем учить ученого? — улыбнулся Русаков. На сборах он не был уже давно, и ему нравилось теперешнее новое положение. Необычно было видеть себя в военной форме, правда, китель оказался узковат, пришлось даже расставить пуговицы, но растрясти жирок во время «прошвырки через океан» входило в его планы.
Он с удовольствием стал выполнять первое поручение Дягилева, составляя ведомость на запасные части и принадлежности, просидел над бумагами до глубокой ночи.
Долго не спал и капитан медицинской службы Свирь, сочинял большое послание жене, в котором извинялся за сложившуюся ситуацию, просил ее отставить переезд и пожить до его возвращения в Москве.
Утром оба новобранца представлялись командиру «Горделивого».
— Ну что, попался, который кусался? — хитро прищурился Урманов. Помнишь, я тебе говорил: сегодня запас, а завтра у нас. Размочалим тебя на каболки и начнем веревки вить.
— Много не совьешь, Серега… виноват, товарищ командир! Меня дома стапель ждет.
— Пока нас с тобой ждет океан. Каюту тебе старпом приличную выделил?
— Жить можно.
— Извини, флагманскую для брата твоего, Андрея Ивановича, держим. В Средиземном поднимем его флаг. С Дягилевым, надеюсь, поладили?
— Жена с ним родная не поладит! Заставил меня всю ночь над ведомостями корпеть, а утром мою работу псу под хвост. Новую заявку сам состряпал — целый запасной крейсер хочет взять.
— Э, друг Павлунтий, наивный ты человек! В техническом управлении мудрецы сидят, скостят нашу заявку пополам. Смекаешь?
— Мошенничать не приучен. Всю жизнь за экономию борюсь.
— Береженого бог бережет. Тебе же известно, что у нас недавно дизель-генератор забарахлил?
— Получали вашу телеграмму. Только мои монтажники ни при чем.
— Кто-то на чем-то сэкономил, а нам в море аукнулось. Нет, я считаю по-русски, что запас кармана не оттянет!
Павла Русакова сменил капитан медицинской службы Свирь.
— Вы, как говорится, с выпускного бала на корабль, — приняв его рапорт, сказал командир.
— Так точно, с поезда…
— Женаты? Семья где? Как устроились?
Выслушав нового начмеда, Урманов озабоченно постучал костяшками пальцев по столу.
— Не везет нам с медицинской службой. С момента формирования экипажа вы третий начальник. Правда, последнее время нам флагманский врач крепко помогал, только свой глаз всегда верней.
Во время разговора Урманов и разочка не улыбнулся, лицо его было сосредоточенно-серьезным, даже хмурым, глаза глубоко затаились в глазницах. «Так и есть, сухарь сухарем», — огорченно подумал Свирь.
Дягилев представил Русакова подчиненным. Многих из них Павел Иванович хорошо знал, однако заметил в строю и незнакомые лица.
