— Марш отсюда! — крикнул Данилка на ребятишек.
Они послушно, ничуть не обидясь, отхлынули назад, и комсомольцы начали примерять, как удобнее для чтения прикрепить стенгазету.
Народ различные давал советы:
— Пониже! — кричали низкорослые.
— Чего пониже, аль в три погибели согнуться!
Большерослые предлагали «табуретку подставить» для низкорослых, а те советовали им «ноги себе подрубить».
Газета была прикреплена не низко и не высоко, а в самый раз для всех, где она всегда и прибивалась. Стенгазетчики стали перед ней, внимательно оглядели ее сверху донизу, чуть попятились назад, еще раз оглядели и, словно прощаясь со своим детищем, вздохнули, отошли в сторону.
Газета сдана читателю!
Гурьбой бросились к ней ребята и мужики. Отталкивая друг друга, они в несколько голосов читали вслух.
Передовая выделена ярко-красными ленточками, написана глазастыми буквами:
ГДЕ ЗАРЫТ КЛАД
В одном селе жил старик, у него было три сына, один другого здоровее. Однажды старику стало плохо. Он слег в постель, ничего не пил и не ел. Видно, пришла ему пора умирать. Сыновья, не дожидаясь, когда он умрет, подняли между собой дележ. Каждому хотелось быть хозяином — самому говядину крошить, в переднем углу сидеть. Отец узнал об этом и приказал сыновьям собраться возле его постели. Когда собрались, он велел подать ему веник.
— Вот, дети, — сказал он, — каждый из вас хочет быть хозяином, хвалится своей силой. А правда ли, что вы так сильны?
— Очень даже, — ответили сыновья.
— Хорошо, — сказал старик, — ладно. Кто из вас всех сильнее?
— Я, — вызвался старший.
— Сломай этот веник, и я тебе укажу, где зарыт клад.
Старший сын взял веник и давай ломать. Так и этак ломал, нет, веник гнется, а не ломается. Из сил выбился, а веник цел.
— Тьфу, пропасть! — плюнул.
— Вот, — говорит ему отец, — стало быть, нет в тебе никакой силы, и нет тебе никакого клада. Кто еще из вас сильный? — спросил остальных.
— Я!
Это средний. И тоже ломал-ломал веник, все листья обтрепал, а он все цел.
— Тьфу! — плюнул средний.
— Ну-ка, дай я! — попросил младший.
У него и подавно ничего не вышло. Только руки оцарапал.
— Эх вы! — укорил их отец. — Какие силачи, веника сломать не можете. Дайте-ка мне его, я сам сломаю.
Переглянулись сыновья, удивились. Они такие здоровые — и то не могли сломать, а тут старик совсем при смерти и берется за непосильное дело.
Усмехнулся старший сын и подал отцу веник.
— Ломай, силач постельный.
Ничего ему на это не сказал старик, взял веник, развязал и потихонечку начал драть прутики. Возьмет и сломает, возьмет и сломает; так весь веник и сломал. Грустно засмеялся.
— Выходит, я сильнее всех.
— Кому же ты укажешь клад? — спросили сыновья.
— Никакого клада у меня нет. Оставляю я вам такой наказ, который дороже всякого клада. Будьте веником. Живите вместе, не делитесь, и ничто вас поодиночке не сломает. Веник — большая сила.
Вздохнул старик и помер.
Сыновья стали жить и трудиться вместе…
… Подумайте и вы, граждане, о наказе старика. Каждый из вас сейчас — прутик. Как чуть беда, прутик ломается. А соберетесь вместе, станете крепким веником.
Такой один веник уже связан, — это артель «Левин Дол». Она будет работать вместе, землю вырежет в одном клину, заведет многополье, все хозяйство пойдет по плану.
Мы призываем всех, кто не расточитель своего хозяйства, кто хочет получить больше выгоды от земли и труда, а не дрожать в конце года от страха перед голодом, идите в эту артель. Чем крупнее она будет, тем лучше.
Старик заботился только о своих детях, а мы заботимся о всех. Запомните наш наказ: «Что не под силу одному, то под силу артели».
Следом за этой статьей-рассказом, написанным Петькой, шел список артельщиков «Левина Дола». Рассказано, на каких условиях они согласились работать, размер пая и приведены выдержки из устава.
В самой середине газеты — крупный рисунок с кудрявым заголовком. На рисунке изображена межа, густо заросшая сорной травой. Травинки были расположены так, что в своем сочетании они изображали заголовок:
ВОЙНА МЕЖАМ
Каждый раз, когда вы перемеряете землю, грызете горло друг другу из-за какой-нибудь лишней борозды, то не замечаете, какое огромное количество пустующей земли пропадает прямо перед вами.
Где эта земля?
Межи!
Сколько их? Брался ли кто-нибудь подсчитать?
Вот слушайте. Возьмем в подсчет одно только Ивановское общество.
У них три поля. Каждое в длину тянется на семь верст, в ширину на версту.
Если через восемьдесят сажен лежит межа, то на семиверстном поле в ширину будет 43. Считая, что поперечная межа тянется на версту, то есть на 500 сажен, то в 43 межах 21 500 кв. сажен.
Но межи у нас не в сажень шириной, а в три. Стало быть, число кв. сажен будет 64 500. Теперь берем продольные межи. Их всего шесть, зато длина каждой семь верст. По сажени брать такую межу в ширину, и то на семь верст в каждой будет 3500 кв. сажен, но в них тоже по три сажени, стало быть в каждой меже земли 10 500 кв. сажен. Меж всех шесть, итого в продольных пропадает 63 000 кв. сажен.
Значит, в одном только поле под продольными и поперечными межами или, иначе, под семиверстными крестами пустует 127 500 кв. сажен.
А сколько в трех полях Ивановского общества? В три раза больше — 382 500 кв. сажен.
Переведем сажени в десятины и получим 159 десятин.
Такое количество земли теряет одно Ивановское общество.
Сколько же теряет вся Леонидовка, где пять обществ? Множим 159 на 5 и получаем 795 десятин.
Вот какая уйма земли пропадает даром. Высчитаем, сколько можно было бы собрать хлеба с этой земли. Если возьмем в среднем сорок пудов с десятины, и то с 795 получим 31 800 пудов.
Прибавьте еще: сколько убытку приносят межи как рассадник сорной травы? Сколько лишнего труда уходит на полотье?
Товарищи! Межи требуют лишней от вас работы!
Объявим войну межам!
Как же нам снять землю с семиверстных крестов? Как взять с межников хлеб?.. Ясно, пока крестьянин будет вести хозяйство в одиночку и будет ежегодно переделять землю, эти межи останутся.
Межи — это указатель собственности!
По эту сторону земля Степана, по другую — Ивана!
Лишь когда эти Степаны да Иваны сольются в одну семью, в коллектив, не будет у нас меж.
Трактор прогонит соху, бессильную поднять межи, сровняет поля под одно и облегчит труд крестьянина.
Эту статью писал Алексей.
Народу подходило все больше и больше.
Петька с Данилкой стояли у тополя, прижавшись к его стволу, и вслушивались в разговоры.
— Дяде Ефиму влетело! — радостно выкрикнул кто-то.
— Ну-у?! За что ему?
— Все его хозяйство разнесли. Какая у него лошадь, какая корова, сколько земли, сколько нарабатывает хлеба.
Читалась вторая статья Алексея: «Куда идет Ефим Сотин».
Алексей с цифрами дохода от хозяйства и расхода доказал, насколько невыгодно работать в одиночку даже старательному мужику.
Относилась эта статья не только к Сотину. Внизу был большой список домохозяев и краткая под ним подпись: «А у этих разве не так?»
И опять призыв в артель.
— Так и бьют в одну точку.
— Да как ведь рассчитали-то?
— А мы живем без всяких расчетов. Сколько есть, столько и наше.
Вечером Петька принарядился и совсем было собрался идти на улицу. Он уговорился с Наташкой встретиться у их мазанки. Только взялся за скобу, входят Алексей с Ефимкой.
— Ага, ты уже готов? Пошли скорее.
— Куда?
— К дяде Ефиму.
— Зачем? — недовольно поморщился Петька.
— Говорить-то надо? Дядя Егор обещался зайти, и другие мужики. Разговор будет тяжелый. Этого бирюка не скоро обломаешь.
«Эх, попадет мне от Наташки!»
Возле избы Сотина Петька ощутил робость. Показалось ему, что не только сам Ефим встретит враждебно, даже изба враждебно смотрит на них. Вот эта большая старая, уже вросшая в землю изба. Телега с протянутыми по земле оглоблями оскалила на них зубастый передок.
Крепкий, как дубовый кряж, Сотин был самым примерным в работе. Никогда он не сидел сложа руки, никогда не видели его, чтобы где-нибудь стоял с мужиками и болтал попусту. Всегда у него какое-нибудь дело. Бабы ставили его в пример своим мужикам.
— Вон — гляди, Ефим-то как!
Никто раньше Сотина не выезжал в поле, не начинал пахать, сеять, косить, молотить.
Как только замечали, что он поехал сеять, говорили:
— Ефим тронулся. Надо и нам.
Пробивал косу перед жнитвом — сейчас же:
— Ефим косу пробивает. Надо и нам.
На гумне, в амбаре, возле двора, мазанки, сарая — всюду у него порядок. Нигде ничего не мокнет под дождем, не сохнет на солнце. Аккуратнее Сотина никто не клал кладей, не навивал ометов соломы, сена. Очешет, прировняет, пригладит — ни один ветер не возьмет.
