— Какие вещи? — снова спросил Володя.
— Наверное, золотые или из драгоценных камней. Он их все сам сделал. Все у нее в темной комнате под замком.
Вот сколько наговорила. И пойди разберись, где тут правда, где выдумка. Вчера Володя ничего этого и слушать бы не стал, ну а сегодня так просто не отмахнешься.
— Ты, главное, не переживай, — посоветовала Тая.
— Очень надо.
— Где-то наш Васька? Не знаешь?
— Он в надежном месте, — важно сказал Володя, хотя сам и понятия не имел, что это за место.
— В милиции?
Володя опять промолчал.
Но тут на школьном крыльце их встретил мальчик, очень похожий на Ваську, такой же рыжий, в такой же лохматой шубейке, но вместе с тем и не очень похожий. Настоящий Васька никогда не был так чисто умыт, так гладко причесан. А все-таки это оказался Васька, только какой-то обалдевший от переживаний.
— Ребята, — встревоженно зашептал он, — что я вам расскажу! Не поверите… Я теперь у Марии Николаевны живу! Она сама меня купала. В теплой ванне!
Эта новость так поразила Володю и Таю, что в первую минуту они даже подумали: а не врет ли Васька? Самая строгая учительница, которую даже родители побаиваются, купает в ванне самого последнего ученика. Нет, этого не может быть.
Они забежали в раздевалку, и там под лестницей, около бачка с водой, Васька и рассказал все, что с ним было.
Вчера вечером, выбежав из Володиного дома, Васька кинулся в милицию искать спасения от беспощадной отцовской руки. А там уже сидела Мария Николаевна. От своей матери — Павлушкиной бабушки — она узнала, что Васька арестован. Она явилась в милицию и потребовала, чтобы ей объяснили, за что арестован ее ученик. Василий Андреевич начал было ей рассказывать, но тут и влетел сам Васька.
Учительница сказала своим школьным строгим голосом:
— Я беру его к себе.
И Василий Андреевич по-учительски одобрил:
— Это очень правильное решение.
Павлик встретил Ваську как старого знакомого. В это время его с трудом загоняли в постель, а он не хотел спать. Отец в зеленой пижаме заглянул в спальню и зверским голосом прошипел:
— Ты, беглец, лучше спи. А то так всыплю!
Васька привычно подумал, что сейчас будет порка, но Павлик почему-то очень обрадовался:
— Папа, всыпь… ну немножко.
Там у них началась такая возня, что Мария Николаевна выглянула из ванной и строго крикнула:
— Виктор, прекрати игру, а то он всю ночь не уснет.
Она расхаживала по квартире в голубом халате и всеми командовала. В ванной шумела вода. Павлушкина бабушка шила, сидя на диване, а Васька молча посматривал на всех и замирал от переживаний.
Потом его мыли в горячей воде, потом кормили, потом укладывали спать на раскладушке. Засыпая, он слышал, как на кухне решали его судьбу.
Мария Николаевна сказала теплым, домашним голосом:
— Надо устроить его в интернат, а пока пусть поживет у нас.
Ее муж сказал:
— Взял бы его к себе на строительство, да мал он еще.
Бабушка зашивала прорехи в его шубейке.
— Уж и не знаю, что к чему пришивать. Одни ремки.
А утром Васька шел в школу чистый, накормленный, согретый. Павлик поцеловал его на прощание и сказал: «Приходи скорей», бабушка сунула в его карман завтрак. Он шел в школу как человек, и по дороге Мария Николаевна строго ему внушала:
— Хорошо учиться должен каждый настоящий человек.
Выслушав Васькин рассказ, Тая вздохнула:
— Бывают же люди…
И Володя тоже вздохнул:
— А говорят, она с нас шкуру спускает.
— Дураки говорят, вроде Капитошки, а я теперь для Марии Николаевны сам из своей шкурки вылезу.
Настало утро. Ничего не изменилось, а Володе казалось, будто все кругом стало не такое, как было вчера, будто он вырос за одну ночь и у него прибавилось силы и отваги. Его сначала удивило, что в классе никто не замечает этого, а потом он понял, что и все в классе изменились и притихли. Все стали очень вежливые и какие-то гордые за то, что именно у них такая учительница, которая никогда не оставит своих учеников в беде.
И все очень старались, чтобы все было если уж не отлично, то хотя бы хорошо. И чтобы Мария Николаевна поняла, как ее любят все и уважают. Конечно, за Васькой все так ухаживали, будто он для всех стал родным и самым близким человеком.
Непонятно только, как это в школе все узнали, что произошло? Сам Васька никому не рассказывал, а Тая клянется, что никому ни словечка не сказала. А все равно все узнали и только делали вид; что никто ничего не знает.
Пока Васька жил у Марии Николаевны, все о нем очень беспокоились и хлопотали, как бы определить его в интернат. То есть беспокоились все, а хлопотали, конечно, не ребята, а взрослые, но пока ничего из этого не получилось, потому что в интернате не было места.
А Васька теперь очень хорошо учился и образцово вел себя. Он никому не рассказывал, каково ему живется на новом месте, но видно было, что неплохо. Его часто встречали на улице с малышом в коричневой шубке, подпоясанной красным пояском.
Васька подружился с маленьким Павлушкой с того самого вечера, когда Мария Николаевна впервые привела его к себе домой. Он относился к Павлушке, как к младшему брату: любил его, но держал в строгости, и Павлушке нравилась именно эта братская любовная строгость. Он без разговоров выполнял все Васькины распоряжения. Никто в доме не располагал такой властью — ни бабушка, ни мать, ни отец. А Васька только скажет, как Павлушка готов сделать все: съесть, что дают, лечь спать без разговоров, умыться, даже не вздохнув при этом.
Но недолго продолжалась такая расчудесная жизнь.
Один раз, когда Володя бежал в школу, его остановил Капитон. Он вышел из своей калитки и прохрипел:
— Постой-ка, студент!
Если бы он даже и не позвал, то Володя все равно бы остановился — таким необыкновенным предстал перед ним Капитон. На нем была очень старая, затрепанная стеганка; брюки, которые как будто нарочно сшили из одних заплат; шапка, очень облезлая, с потрескавшимся кожаным верхом. И все это густо заляпано известкой и пятнами разноцветных красок. В руке он держал ведерко, из которого торчали кисти.
— Чего шарики-то растопырил? — удушливо рассмеялся Капитон. — Это мне и самому удивительно, как скоро меня перевоспитали. Васька там как?
— Ничего…
— Пошли, нам по дороге. Я тут на строительство пристроился. Маляром. Золотое дело — пролетарии всех стран! Так что Ваське скажи, пусть прекратит, домой пусть вертается. Лупить, скажи, не стану. У нас теперь другая мода пойдет.
— Ладно, скажу, — пообещал Володя, недоверчиво поглядывая на Капитоновы толстые ежовые щеки.
— Это ты правильно, — лениво заговорил Капитон, волоча ноги по утоптанному снегу, — правильно делаешь, что мне не веришь, сомневаешься. А ты никому не верь, вот и будешь житель. Человек любит обмануть другого человека для своей выгоды. А есть некоторые дураки, и так обманывают, для удовольствия. Обманул — вроде это он в театр сходил. Вот этого не надо…
— Не все же обманывают, — возразил Володя.
Капитон лениво согласился:
— А кто же говорит, что все. Если все обманывать друг дружку начнут, тогда уж никого не обманешь. Так скажи Ваське-то.
Володя передал Ваське приглашение отца, ничего не сказав насчет обмана. Но Васька и сам все понял.
— Придуривается, — поморщился он, — да мне наплевать. В интернате все равно места для меня никто не приготовил.
— Значит, ты теперь домой?
— Куда же еще?
— А у Марии Николаевны что же?
Васька строго, как взрослый, проговорил:
— Пожил — и хватит. Там, понимаешь, я к товару нагрузка.
Володя не понял, Васька объяснил:
— Ем я много. Стараюсь поменьше, а все равно не получается. Бабушка-то все замечает: говорит — ты ешь, ешь, не стесняйся. А в первые дни не говорила. Понял?
— Ясно. А Мария Николаевна?
— Да ты не думай, шибко удерживать не станет.
Но все было совсем не так. Мария Николаевна не хотела отпускать Ваську и советовала пожить у нее хотя бы до суда. И он согласился, но Капитон очень настаивал, чтобы сын вернулся домой. Он надевал свой самый лучший костюм, приходил в школу, в гороно и везде говорил, что теперь все будет очень хорошо, пусть, кто хочет, придет и проверит. И все подумали, что Капитон с перепуга исправился и Ваське теперь дома будет и в самом деле неплохо.
Тогда Мария Николаевна сама отвела Ваську к отцу, и после этого начали Ваську обследовать. Сначала пришла высокая женщина в желтой мохнатой шубе, подпоясанной кожаным ремнем, и в серой каракулевой папахе. Отстегивая ремень и распахивая шубу, она сообщила, что является инспектором гороно. Это она сказала таким Суровым голосом, что Капитон, и без того подавленный всеми событиями, бестолково забегал по комнате, как будто он испугался, что его сейчас начнут стегать этим самым ремнем.
