Публицистический талант Я. Галана повернулся своими новыми гранями в советский период творчества. Эти годы (неполное десятилетие) отмечены высокой творческой активностью именно в жанрах публицистических. Писатель испытывает острую потребность в постоянном общении с читателем, в диалоге с ним на остроактуальные темы внутренней и международной жизни, литературные и театральные. Я. Галан понимал, что основой основ советского общества является дружба народов. В одной из статей он с гордостью писал о вечной дружбе украинского и русского народов, благодаря которой «мы живем и будем жить как народ, как страна, как государство» («То, чего не забывают»).
Особенно плодотворным в жизни Я. Галана был нюрнбергский период. Он интересен смелыми творческими поисками писателя жанровых возможностей, новых выразительных средств. Именно Я. Галану принадлежит большая заслуга перед нашей публицистикой в расширении эстетических возможностей такого жанра, как памфлет-портрет. Он создает на документальной основе цикл таких памфлетов («Сверхчеловек»., «Геринг», «Йоахим фон...», «Когда убийца смеется», «Акушеры третьей империи»). Писатель разоблачал не только реакционную сущность фашистской идеологии, украинского национализма, но и идеологию католицизма, философию клерикализма. Здесь он достойно продолжал традиции классической украинской литературы (И. Вишенский, Т. Шевченко, И. Франко). В таких памфлетах, как «С крестом или с ножом», «Что такое уния?», Я. Галан достоверно показал мужественный и драматичный путь борьбы украинского народа против экспансии католицизма.
Публицистическое творчество Я. Галана — это и научно- исследовательская деятельность. Работая над антицерковными памфлетами, Я. Галан изучал произведения основоположников марксизма-ленинизма о религии, историю папства, глубоко знал первоисточники, умело анализировал и отбирал факты (здесь ему помогал художественный опыт). Автор тонко сочетал анализ конкретных событий с домыслом, с материалами биографии исторической личности. К этому приему он, например, обратился в памфлетах «С крестом или с ножом», «Сумерки чужих богов», в которых он прослеживает почти полувековой путь предательств и преступлений митрополита Шептицкого. Понятно, почему так злобно реагировали представители католической церкви на антирелигиозные произведения писателя, вот почему так жестоко с ним расправились, подослав наемных убийц.
Только теперь заокеанские украинские националисты узнали, что В. Росович (автор брошюр «С крестом или с ножом» и «Что такое уния?»), а также И. Семенюк (автор брошюры «Довольно!»)— одна и та же личность — Ярослав Галан. Было это для них как гром среди ясного неба. Когда в книжных магазинах и киосках Львова появлялись эти издания, они раскупались буквально за несколько часов. Интерес к ним, правда, был разный. Как потом стало известно, одни покупали, чтобы узнать правду о реакционной политике церкви на западноукраинских землях, а иные — чтобы их потом сжечь в печах и каминах. После И. Вишенского, Т. Шевченко, И. Франко, Остапа Вишни, А. Довженко в истории украинской литературы не было такого последовательного разоблачителя католицизма и украинского национализма. Его имя по праву стоит в ряду имен лучших представителей мировой антиклерикальной литературы — Эразма Роттердамского, Поля Лафарга, Анатоля Франса, Максима Горького.
Украинские буржуазные националисты не прекращают своих нападок на Я. Галана и на всю советскую литературу. На европейских и американских книжных полках появляется немало разного рода «исследований», «публикаций» и даже «воспоминаний», в частности и о Галане, авторы которых беззастенчиво прибегают к фальсификации и подделкам. Эти их «методы» очень хорошо знал Галан, всегда умевший находить неопровержимые контраргументы на злобные нападки врагов. Обезоруженные, они часто переходили к злобной клевете и к открытым угрозам в адрес писателя.
Сегодня националистические «исследователи» его творчества дошли до того, что утверждают, что, дескать, Я. Галан, хотя и был «агентом Москвы», но в ряды Коммунистической партии его не приняли. Автору этих строк, опираясь на документы и факты, уже не раз приходилось публично опровергать подобные провокационные выдумки. В частности, на такой неопровержимый документ, как протокол собрания партийной организации Львовского отделения Союза писателей Украины (он сохраняется в музее-квартире Я. Галана), на котором Ярослав Александрович единогласно был принят в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Автору этих строк тогда выпала честь не только отдать свой голос за Ярослава Галана, а и быть председателем того памятного собрания. Как говорят в народе: у лжи ноги коротки.
Писатель обладал удивительной работоспособностью. Был чрезвычайно требователен к себе. Прежде чем приступить к работе над произведением, он тщательно изучал материал, анализировал факты, события и только после этого садился за чистый лист бумаги. Писал не спеша, вдумчиво, работал над каждым словом, образом, эпитетом, о чем он рассказал в заметках «Моя работа в Нюрнберге». Был нетерпим к штампам, шаблонам, разного рода «стилистическим цветочкам» и «энциклопедической эрудиции». Считал, что писатель должен писать «правду и только правду в большом и малом». С исключительным доверием относился к читателю. Главное — «заставить самого читателя мыслить».
Был он человеком неспокойным и любознательным. С юношеских лет очень любил путешествовать. Незадолго до трагической смерти, после очередной поездки по Закарпатской земле, он, шутя, сказал, что вот, когда он постареет и не будет сил путешествовать, тогда сядет за свой письменный стол и напишет самую главную книгу обо всем виденном, пережитом, передуманном. Есть что-то неумолимо жестокое и непоправимое в том, что не стало человека, который так доверительно признавался, что «до боли страстно хочется жить». В расцвете творческих сил, больших замыслов он погиб, как солдат в бою. 24 октября 1949 года под видом «просителей» враги пришли на квартиру писателя с топором и за письменным столом злодейски зарубили его.
Уже сразу после войны Я. Галан призывал советских людей к бдительности, ибо, как дальновидно писал он в памфлете «Их лица», «отродье фашистского сатаны» еще не исчезло «с лица земли». Темные силы, те силы, которые породили Муссолини и Гитлера, «еще живут и действуют», а это накладывает на каждого из нас обязанность последовательно и беспощадно бороться с реакцией «во всех ее проявлениях». В статьях, памфлетах писатель предупреждал «не играть с огнем», высказывал твердую убежденность, что окрепшие рукитрудового народа «под знаменем СССР сумеют осадить бешеных лошадей войны».И в этой борьбе против реакции,задело прогресса и мира на вооруженииу советского народа пламенноеслово писателя-коммуниста, гражданина-патриота Ярослава Галана.
Таким непримиримым патриотом-художникомон вошел в историю нашей многонациональной литературы. И в том, что сегодня украинская советская литература стала явлением не только всесоюзным, а и международным,— большая заслуга и Ярослава Галана.
Борис Буряк
I
Когда его ввели в зал суда, там еще никого не было. За окнами уже третий день бесновалась метель, и сквозь облепленные снегом стекла в зал заползали сумерки. Он сидел между двумя хмурыми конвоирами и робко покашливал хриплым, глубоким кашлем. Ему было неловко нарушать своим кашлем тишину и сидеть на самой середине огромного зала, куда его привели и усадили так, чтобы все могли осматривать его невзрачное крестьянское лицо, его старую, потертую куртку и военные, еще русские, сапоги со смешно загнутыми носами. Он знал, что его опять будут допрашивать об этой неинтересной, осточертевшей ему истории, и хоть не станут больше остервенело бить в зубы и под бороду, все же придется снова, в четвертый или пятый уже раз, рассказывать про эту гниду — осадника Миколайчика, про собачью его душу, про неудачное нападение на него и глупое бегство с девчонкой на руках.
Нет, ни за что не надо было брать Гапку с собой, да еще в такую стужу. Гапка могла спокойно остаться у тети Пелагеи (только теперь вспомнилась тетя Пелагея), там бы и росла, а довелось бы ему вернуться, и отца вспомнила бы. Матери вот и не видела толком, а не забыла, шестой год уже, а не забыла, вспоминает. Вспоминала бы и его. Нет! Гапка вспомнила бы... «Она моя»,— прошептал он, и от этого у него под сердцем что-то екнуло, и так остро, так остро захотелось ему увидеть Гапку! Он окинул взглядом зал и никого не увидел. Тогда ему захотелось выглянуть за двери, в коридор: там темно, может, он и не заметил ее, стоявшую где-нибудь в уголке. Он уже собрался было броситься к дверям, выбежать в коридор и позвать ее во весь голос, но в этот самый миг дверь отворилась и в зал вошел пристав. Он почистил тряпочкой медное распятие, стоявшее на столе, и как раз вовремя положил около свечей спички: в тот же момент в боковых дверях появился председатель трибунала, пухлый старикашка с заспанным лицом, которое он никогда не брил, скрывая огромную бородавку на левой щеке. Но вместо бороды росла седая щетина, нисколько не прикрывавшая безобразной бородавки, и, должно быть, поэтому судья уже двадцать лет лечился от камней в печени. Он исподлобья поглядел на подсудимого и недовольно покосился на пустующее место секретаря. Затем повернулся, подобрал тогу и вышел. У подсудимого беспокойно забилось сердце. Ему почему-то казалось, что взгляд судьи, его гримаса и то, что он вышел, хлопнув дверью,— все это вместе предвещало дурное.
