Впереди послышались голоса. За деревьями парка на спортивных площадках замелькали разноцветные косынки, футболки, тренировочные костюмы. Человек тридцать спортсменов занимались кто прыжками, кто метанием гранат, кто упражнениями на снарядах. Как-то особняком, в стороне от всех, на гаревой дорожке тренировалась девушка в кремовой блузке и белых трусах.
Она то пробегала, картинно вскидывая ноги, то массировала мышцы, то прохаживалась и широко разводила руки в такт дыханию. А около нее суетился чернявый фотограф: снимал спортсменку в движении.
— Заглядение! — воскликнул Гарибан. — Смотрите, какая грация.
Девушка, заметив, что ею любуются, гордо вскинула голову и промчалась мимо них, плавно выбрасывая длинные загорелые ноги.
В легком движении воздуха Кирилл уловил запах духов. «Странная спортсменка, — подумал он, — даже на занятия выходит надушенной». А Гарибан продолжал восторгаться:
— Летит, а не бежит. Ветер! Наша жемчужина, будущая чемпионка — Зося Кальварская. Скоро о ней заговорят газеты и радио.
* * *
После обеда Кочеванов прилег отдохнуть. На него напала лень. Это с Кириллом случалось редко. Он всегда был занят и не мог лежать просто так, не думая о делах. Но сегодня он позволил себе отдыхать и не считал это потерей времени.
После сна Кирилл размялся с гантелями, сбегал к озеру, принял душ и поужинал.
Вечером многие обитатели спортивно-оздоровительного лагеря областного комитета профсоюзов, сокращенно названного «Солоп», собрались на большой веранде главного здания. Зося Кальварская уселась за пианино и начала наигрывать опереточные мотивы. Она была в легком сиреневом платье. Лакированный поясок охватывал ее тонкую и гибкую талию. Ярко-желтая газовая косынка, повязанная на манер пионерского галстука, оттеняла золотистый цвет волос. Около Зоей вертелись парни. Они шутили, состязались в остроумии, подпевали и пританцовывали в такт музыке.
Кто-то завел радиолу. Начались танцы. Веранда загудела от музыки и шарканья ног.
Кирилл улегся в качалку, выбрав потемней угол. Он не умел танцевать, ему было обидно за себя и немного грустно. От нечего делать он тайно следил за Кальварской. Казалось, что ее крепкие и сильные ноги живут какой-то особой, самостоятельной жизнью: они ни на секунду не знали покоя. Даже когда Зося не танцевала, подол ее платья продолжал колыхаться, скользить по коленям, словно от круговых движений.
Кочеванову очень хотелось, чтобы раскрасневшаяся спортсменка села рядом с ним на пустую качалку и отдохнула от танцев. Может быть, он заговорил бы с ней, предложил прогуляться по парку. Впрочем, вряд ли. Даже на это у него не хватило бы бойкости.
Зося, конечно, и не вздумала присесть на качалку. Ее окружили более веселые и видные, чем он, парни. Она веселилась с ними, не обращая внимания на вздыхателей, следивших за ней со стороны.
Из парка веяло прохладой. Там с тихим шелестом падали листья. Кирилл сидел грустный, остро чувствуя свое одиночество.
Перед сном все пошли на прогулку. В сини звездного неба всходила луна, темнота становилась прозрачной.
Кочеванов шагал по хрустящей дорожке парка один. Он свернул к освещенным луной яблоням. От деревьев на серебристую траву падали зыбкие кружевные тени. — Кирилл остановился под большой яблоней и стал вдыхать крепкий запах антоновки.
Он слышал, как вдалеке на большой аллее громко смеялась Зося. Кирилл уже отличал ее голос среди других. Ему вдруг захотелось, чтобы она покинула всех и прибежала сюда под яблони. ««Если очень сильно желаешь, то можешь воздействовать на другого на большом расстоянии», — вспомнил он где-то вычитанную фразу. — Вот бы свершилось чудо!»
Кочеванов прислонился к корявому стволу и, закурив, стал вслушиваться. Через некоторое время ему показалось, что хрустнула невдалеке сухая ветка. Кирилл, прикрыв огонек папиросы ладонью, насторожился. Он увидел, как за стволами деревьев мелькнула девичья фигурка и вновь показалась в полосе лунного света.
«Кажется, Большинцова, — вглядевшись, подумал он. — Ну и сорванец, за яблоками пробирается».
Когда девушка подкралась ближе, он нарочно кашлянул. Ирина испуганно отскочила в сторону и прижала руки к груди.
— Не бойся, не кусаюсь, — сказал он.
— Ой, Кирилл! — с трудом переведя дыхание, обрадовалась девушка. — А я думала — сторож. Меня девчата из нашей комнаты попросили. Вдруг всем захотелось яблок. С этой стороны вкусные растут, смотри, какое тяжелое.
Она сорвала яблоко и протянула Кириллу.
— Да, действительно. Ты что же — все перепробовала?
— Ага, — созналась она. — Точно в детство впала — по садам лазаю. А ты почему на меня вчера таким зверем глядел?
— Показалось, что ты сюда не по своей воле приехала.
— Верно, — согласилась она. — Меня вдруг освободили от новой группы, привезли сюда и предложили тренироваться в беге и прыжках в длину. Я этого Гарибана давно знаю, противный дядька.
— Чем же?
— Он себе на уме, спроста ничего не делает, ты увидишь.
Сорвав несколько крупных, поблескивавших в лунном свете яблок, Ирина вдруг предложила:
‘ — Бежим, а то скоро свет погасят.
Прижимая к груди добычу, она устремилась к дому. Кирилл рванулся было за ней, но потом, решив, что райкомовцу непристойно бежать взапуски за сорванцом, таскающим яблоки, пошел степенно, не торопясь.
Ночью ему не спалось — мешала луна. В форточку врывались холодное дыхание парка и шорох опадавших листьев.
На другой день побаливала голова, было скучно без привычной беготни, телефонных звонков, споров, неожиданных совещаний.
Кочеванов забрел на волейбольную площадку. Там прыгала, блокируя у сетки противников, Зося Кальварская. Кириллу захотелось сыграть против нее. Он напросился в команду, но играл из рук вон плохо: то принимал мячи не на кончики пальцев, а всей ладонью, то, не давая паса партнерам, «стрелял» или посылал мяч в сетку. В команде были недовольны его игрой. Кирилл стал волноваться, срывать не свои мячи. Он слышал едкий шепот: «Дырка! Зачем взяли такого?» Плохие волейболисты и те поучали его. И все это творилось при Зосе. А она с ухмылкой поглядывала на него и, когда Кирилл делал ошибку, весело восклицала:
— Спасибо!
Когда команда проиграла с позорным счетом, Кочеванов не вышел больше на площадку.
Он слонялся между белоствольных берез и в скуке думал: «Что же я тут буду делать целый месяц? Взбрело же Балаеву удружить! А эта прыгунья презирает меня. До чего же я стал неловок! Надо бы взять себя в руки и обрести прежнюю подвижность и быстроту. Нельзя позволять мышцам дрябнуть».
За обедом Зося ни разу не взглянула в его сторону, и, может быть поэтому, ему не хотелось есть.
Вечером на веранде опять были танцы. Кирилл уселся на барьер, прислонился к колонне и со скучающим видом смотрел на медленно плывущие пары. Большинцова, заметив его одиночество, подошла и спросила:
— Что ты такой грустный?
— Да так как-то.
— Идем потанцуем?
Ирина потянула Кирилла за руку.
— Нет, не хочется, — отказался он. — К тому же не очень получается.
— Ничего, я научу.
Но Кириллу не хотелось срамиться, и он остался на месте.
Ирину подхватил парень в белом пуловере и закружил. Это был Ян Ширвис. Кочеванов знал его по спортивному клубу водников. Коротко постриженный и широкоплечий спортсмен, с удлиненным тяжеловатым подбородком, умел ловко ухаживать, весело и со значением нести вздор, и все шло ему. Он нравился девушкам и был заводилой в компании парней.
— Небось завидуете? — спросил Кирилла скучавший рядом круглолицый, не по годам толстый парень. — Я тоже, — признался он. — Его зовут Яном, он занимается боксом и не имеет ни капли жира. А вы знаете, что такое иметь лишнее сало? Нет, потому что вы никогда не весили девяносто семь килограммов. Впрочем, и у вас есть мешающий груз. Вы желаете танцевать — и не можете, пробуете резвиться — и не выходит. Не хотите ли прогуляться вдвоем по-холостяцки? Я люблю горький запах осени.
Он взял Кочеванова под руку и повел по темным аллеям парка.
Под ногами шуршали опавшие листья. С деревьев скатывались холодные капли недавнего дождя. Одна из них попала Кириллу на щеку, он смахнул ее рукой, а толстяку показалось, будто его собеседник хочет отвязаться от какой-то назойливой мысли.
— Вам не везет на девушек? — спросил он.
— Да, вроде вашего, — вяло отшутился Кирилл, не желая откровенничать с незнакомым человеком.
Толстяк вздохнул:
— Это правда, девушки не испытывают волнения при виде моей лоснящейся физиономии. А между прочим, я влюблен, и кажется, безнадежно. Ее имя — Зося. Да, да, та самая, с быстрыми ногами. Спортсменка думает, что делает мне приятное, когда говорит: «Как вы хорошо выглядите, мой пуз». Она не знает, что все худощавые считают своим долгом напомнить мне о моем животе, румянце и объеме. А я идиотски улыбаюсь. Поэтому, видимо, и она считает меня славным парнем и говорит все, что хочет. Таков удел толстых, которых словно бы все любят и никто не любит по-настоящему.
