Пеппер. Анри Барбюс?
Елкин. Во! Иди, Пеппер, делай свои дела. Спасибо!..
Пеппер уходит.
Так вот, Кондаков, надо в твоих мастерских Барбюса выбрать почетным человеком. Литейщиком. Не стоит? Вагранщиком. Нехорошо? Формовщиком. Хорошо? Товарищ Барбюс у нас будет почетным формовщиком. Вот это марка! Ни у кого нет Барбюса, а у нас есть. Шлепнем телеграмму. Приедет, не приедет — не важно. Зато в газетах напечатают. Расчетную книжечку сам составь, сам веди удержания по займам, на культнужды, в союз и так далее, а ему посылай расписываться. Надо же хоть теперь подымать завод. Это же политическое дело. Про нас ничего в газетах не печатают.
Кондаков. Барбюса сегодня можем протащить. Как раз общее собрание о браке. В текущих делах поставить или выделить?
Елкин. Не умеете вы мыслить на должной высоте! В связи с браком и надо выбирать товарища Барбюса.
Кондаков. Значит, Барбюса увязать с браком? Хорошо, увяжем.
Елкин. Этот вопрос надо проработать со всей серьезностью. Брось все свои дела. Сядь, углубись, почитай что-нибудь…
Вдруг вбегает человек в шубе, в одних чулках, падает на стул. Это Андрон.
Андрон. Почему вы мне не сообщили, что Гай приехал? Зачем от меня скрыли, что он в Москву уехал? Я член бюро или меня уже вывели? Может быть, Кондакова посадят вместо меня членом бюро? Кондаков полезет, он годится. Душно как! (Сбросил шубу, остался в одном белье). Не хороните всех сразу. Земли не хватит.
Елкин. Кондаков, ты свободен. Иди и почитай, углубись.
Кондаков уходит.
Товарищ Андрон, ты болен, тебя положили в больницу, а ты пришел в партийный комитет. Нехорошо, товарищ Андрон, так ставить вопрос, тем более что в одном белье. У нас принципиальные разногласия по практическим вопросам, а ты с температурой шельмуешь Кондакова. Кондаков — хороший парень, а ты недисциплинированный товарищ, если убежал из больницы дискредитировать мою линию.
Андрон. Мне Гая нужно.
Елкин. Почему ты ушел из больницы?
Андрон. Мне Гая надо. Уже нету? Уже нету? Уже добились? Уже ликуете? А я в больницу не пойду! Меня в женскую палату положили. Не могу я один с бабами жить.
Елкин. Взрослый ты или дитя? Сам знаешь, мест у нас нет, положили пока в гинекологическое, где свободнее.
Андрон. Там одни бабы… Они черт те что говорят!
Елкин. А ты отвернись. Ты больной.
Андрон. Они ногами ботают…[60] Песни поют… Мы, говорят, тебя в бабу омолодим… А одна курицей кричит. Я Гаю скажу, как она по твоему наущению курицей у меня перед глазами ногами ботает.
Входят врач и сиделки.
Сиделка. Вот он, летун. Я в окно видела.
Врач. Кладите на носилки.
Андрон. Гай вам не даст зажимать самокритику!.. Доктор, что ты со мной делаешь?.. Опять к бабам? Они ногами ботают.
Врач. Товарищ Андрон, мы тебя женим на молодой. Накройте. У него около сорока. Ах, беда, беда! Убегает. Гая ищет.
Елкин. Что у него?
Врач. Брюшняк. (Уходит в сопровождении сиделок.)
Елкин. До чего доведут Андрона его заблуждения! Заблуждался бы интеллигент, а то ведь природный рабочий.
Входит Белковский, он с дороги.
С поезда? Да? Здравствуй! Садись! Ждем!
Белковский. С поезда.
Елкин. Рассказывай.
Молчание.
Может, чаю? Или что?
Белковский. Подлец я, Сеня, перед тобой! Жалкий трус и негодяй!
Елкин. Что ты, Коля, тоже болен?
Белковский. Круглый я подлец! Мочалка, дерьмо!.. Когда я застрелюсь? Когда я уничтожу это сердце, которое ниже всякой критики? Я плакал один в мягком вагоне. Что я сделал? Я за твоей спиной раскрыл объятия Гаю под напором встречи с ним. А там я сказал, что я и ты… то есть не ты, а я… Одним словом, Гая оставили, мне предупреждение, а тебе…
Елкин. Извините, Коля! Извините, Николай… как вас?.. Простите меня, мы — с глазу на глаз. Основной уничтожающий материал был ваш.
Белковский. И ваш, Семен Петрович, и ваш.
Елкин. Нашего, Коля, было двадцать пять процентов.
Белковский. Дели пополам. На какого черта теперь хвост сушишь?
Елкин. Хорошо. Но как же ты мог отступить? Не понимаю! Может, ты, Коля, так сказать, в борьбе немного преувеличил?
Белковский. Дели пополам… Так крепко начать, так крепко развить энергию — и сразу в бездну… Подлец я перед тобой! Ничего не знаю. Мне тяжело… На, читай. Я болен. Промучился трое суток. Прости меня, Сеня. (Уходит.)
Елкин (вскрыл пакет, читает). А… Это не шутка… (Читает.) «Утрачена принципиальная большевистская линия». Точка. Принципиальная? Тысячу раз читал, намеками выспрашивал у старших товарищей на партийных конференциях, словари покупал — и ни за что не мог понять, что это такое принципиальная линия. Измучился! Принципиальная? Не знаю… Режь — не знаю! (Читает.) «Строгий выговор…». И мне строгий выговор. (Читает.) «…за подмену хозяйственного руководства и за склочничество и… руководство не насаждает здоровых методов соревнования…». Я не организую соревнования? Когда только третьего дня… Вы вспомните, что было третьего дня у монтажников. Я сам выступил с докладом. Я всех зажег…
Пока он говорит, над ним возникает пантомима — сцена у монтажников.
Бригадир Иван Граммофонов клялся…
Бригадир Иван Граммофонов пантомимически клянется.
Его сейчас же снял фотограф местной газеты…
Фотограф при вспышке магния снимает клянущегося Ивана Граммофонова.
Какой был подъем!
Машут руки, летят шапки.
Пели…
Участники пантомимы поют революционную песню. А на сцене уже нет Елкина, нет обстановки его кабинета. Пантомима переключается в новую картину — в один из цехов завода. Лежит Иван Граммофонов, лежат бригадиры правильными рядами.
Граммофонов (запевает).
«Ой-ой-ой-ой!
Я тебе спою
Про ее…».
(Рассматривает газету.) Неприятная вышла физиономия! Глаза косые и лоб длинный. Не нравится!.. На Урале меня снимали в профиль. Выразительнее получилось. В Ленинграде хороший снимок был. Брови круглые. Но в Туле, подлецы, напечатали на позор потомству. Тогда и жена от меня ушла.
Первый бригадир. Сколько раз твою карточку в газетах печатали?
Граммофонов. Пять раз. В альбомы клеим. У кого трудовой список, а мы ударными карточками за себя отвечаем. Шестой раз теперь напечатали. Как до дюжины дойду — во ВЦИК пошлю в обмен на орден.
Вася. Человек на хозяйственный расчет перешел. Красивая жизнь!
Второй бригадир. Что же мы теперь будем делать, хлопцы?
Входит работница Лида.
Лида. Красавчики ударные! Натрепались?
Вася. Натрепались. Факт.
Лида. До того много обязательств на себя понабрали, что ноги вас не держат. Сели?
Вася. Сели. Факт.
Лида. Штаны синие получили?
Вася. Получили. Факт.
Лида. Пайки получаете?
Вася. Получаем. Факт.
Лида. Жулики вы, а не ударники! Жизнь положу для вашего разоблачения! Так и помните!
Голос (сверху). Даем!
Граммофонов. Берем!
Лида. Вы посмотрите, вот артисты! Вознеслись, как архангелы. Может быть, они какие-нибудь фокусники или они пьяные?.. Нет, они не пьяные, а двусмысленные гады! Вот что.
Наверху происходит невидимая для зрителя работа. Бригадиры спустились.
Граммофонов. Вот за что нас в газетах печатают.
Вася. Ты, тетя, не туда попала. Мы есть самые надежные подпорки социализма.
Лида. Может быть, вы и подпорки, я не спорю, но все равно вы трепачи. (Уходит.)
Вася. Вредная баба! И зачем баб к строительству социализма подпускают? Везде они кляузничают.
Граммофонов. Пускай! Я человек бронированный. Захочу — оклеюсь своими портретами, возьми меня!
