— Там прохладней. Встретим Алешу и Петра.— Она взяла меня за руку, как девочку, и повела во мглу сумерек.
Мы пересекли дорогу. По ней безостановочно мчались огромные машины с притушенными огнями. От их тяжелого наката и свирепого рева, казалось, дрожали холмы. По узенькой тропинке, вьющейся по склону в лесной темноте, мы сбежали к Ангаре. Елена негромко предостерегала меня:
— Осторожней, тут яма... Не упади: корни... Давай руку, прыгай сюда...
И вот мы на крутом обрыве. Сверкающий блеск воды был резок, шум кипящих струй ударил в уши. А справа за выступом скалы пылало зарево от прожекторов, озаряющих дамбу и перемычку, где шла работа и где сейчас находились Алеша и Петр.
— С кем ты теперь дружишь? — спросила Елена; в ее вопросе едва различимо прозвучала нотка ревности, она даже лицо отвернула, чтобы показать свое безразличие.
— С Эльвирой Защаблиной,— ответила я. В сумраке я не увидела, но угадала, что она улыбнулась.
— A-а... Помню. Бестолковая такая. О женихах все мечтает?
— Она оказалась неплохой девчонкой. А женихи — это верно— ее страсть. Одной, Лена, страшно трудно жить. До слез. Домой придешь — одна, в воскресенье — одна. Нюша, мама не подружки...
— Мне ото знакомо,— отозвалась Елена с неохотой; она стояла, не двигаясь, темная и скорбная на фоне светлой реки.— Одиночество толкает на размышления о смысле жизни, о своем назначении, о том, что ждет впереди, что дальше. От размышлений устаешь, они преждевременно старят, в особенности нас, женщин. От одиночества нет лекарств. Не придумано. Замужество— неизбежное средство. И еще — разгул...
— Попробовала пуститься в разгул, Лена.— Я усмехнулась с грустью.— Потерпела бесславный крах. Одни человек, приятель Вадима и Аркадия, Названов, задумал развеять мою скуку...
Елена обернулась ко мне.
— Гриней зовут? Представительный такой, самодовольный, молодой ученый, подающий надежды? знаю. Он и за мной пытался ухаживать...
— Вот как! Мне он предложение сделал.
— Заграничные поездки обещал?
— Да.
— Небогат его набор приемов обольщения! — сказала Елена, развеселившись.— Клюют на такой соблазн мещанки, бредящие светской жизнью, для которых иноземные ярлыки на тряпках дороже собственной чести.— Елена говорила зло, с презрением.
Мы замолчали, прислушиваясь к неумолчному клокотанию реки на камнях под высоким отвесом. Я со страхом ждала, когда Елена спросит меня об Алеше. И вот этот момент настал.
— Что вы решили, Женя? Как собираетесь строить жизнь дальше? Опять врозь? И надолго ли?
— Не знаю,— прошептала я в смятении, не решаясь сказать то, о чем думала, на что надеялась.
— Пора бы знать уж, не маленькие.— Елена опять отвернулась от меня и стала смотреть с обрыва вниз. Я тронула ее за локоть.
— Ты ее рассердишься, если я признаюсь тебе чистосердечно? Я хочу увезти Алешу домой, в Москву. Он всем доказал, что никаких трудностей не боится. Работал здесь хорошо... Но надо подумать о семье — это тоже вопрос не чепуховый...— Я говорила таким тоном, точно старалась расположить Елену, задобрить.
— Это уже что-то... Между прочим, Петр уже предлагал это Алеше,— сказала Елена.
— Сам? — Я даже отступила от нее.— Так и сказал: поезжай к Жене?
— Да. Строек на твою жизнь достаточно будет, сказал, а жена одна. А если другая появится, то и жизнь с той, другой, будет уже иная. Судьба иная...
На глазах моих выступили непрошеные слезы. Я закрыла лицо руками.
— Какой молодец Петр! Настоящий друг. Понял все... Значит мне легче будет уговорить Алешу вернуться.
— А если бы тебе остаться? — спросила она робко.— Ты об этом не думала?
— Это исключено, Лена. Ты, пожалуйста, не обижайся. Я не могу оставить маму, она умрет без меня с тоски... Ты же знаешь.
— Знаю.— Елена вздохнула.— А если он не согласится? Что тогда?
Я судорожно сжала ее руки.
— Нет! Это невозможно, это конец всему. Мы должны его уговорить. Помоги мне...— Я вдруг растерялась и сникла.— Если же не удастся, то я не знаю, что и будет... Я пропаду без него, Лена!.. Буду ждать сколько возможно... Приезжать буду в каникулы, а ему отпуск полагается ... Я дрожу от одной мысли о разлуке...
— Не дрожи,— сказала Елена.— Что-нибудь придумаем.— Она обняла меня.— Несчастные вы мои, неприкаянные!.. Ладно, пойдем к нашим мужикам, заберем их — и домой...
Вода все скакала без устали по камням, все гремела в ночи, таинственная и опасная в бездонной глубине. Мы направились за выступ скалы, где работали ребята. В это время сбоку зашуршали кусты. Я вздрогнула, подумала, что зверь.
Из темноты выпрыгнул на дорогу Аркадий Растворов. У меня остановилось сердце в предчувствии недоброго.
— Успеете к своим мужикам,— глухим, дрожащим голосом проговорил Аркадий, вглядываясь в нас; на мохнатом лице его выделились белки глаз и сверкала полоска зубов.— Вот мы и встретились.— Он повернулся к Елене.— Решила, что скрылась в тайгу — и концы в воду. Ошиблась. Не рассчитала. Я сказал, что настигну тебя, поклялся — и вот ты в моих руках...
Я выкрикнула срывающимся голосом:
— Что тебе надо, Аркадий? Оставь нас, иди своей дорогой! — На берегу было пусто и безмолвно, и некому было прийти на помощь.— Уходи, слышишь? Зачем ты лезешь к нам?
— Выслеживал я ее,— сказал Аркадий.— Выследил. Ты уходи, Женька. Тебя это не касается.
— Не уйду! Не лезь к нам, слышишь? — Я схватилась за локоть Елены.— Пойдем отсюда.
— Она не уйдет.— Аркадий с силой оторвал меня от Елены, оттолкнул.— Не мешайся, если хочешь остаться целой.— Оскал зубов блеснул опасно, подобно лезвию ножа.— Поговорим, Лена. Настал час...— За его вкрадчивостью таилась угроза.
Елена ответила с вызовом:
— Нам говорить не о чем.
— Осмелела, я вижу...
— Да, осмелела. Не боюсь я тебя. Раньше боялась, а теперь тьфу на тебя! Как это я прежде могла терпеть тебя, поражаюсь! Ненавидела, а терпела. Зачем ты сюда явился? Рассчитываешь вернуть прошлое? Не надейся.
— Не хочу прежнего,— сказал Аркадий.— За прежнее хочу расквитаться. За все — за прежний позор, за измену, за преданные чувства, за будущее, которое ты зачеркнула, растоптала!
— Врешь! — крикнула Елена.— Ты сам все предал. Самого себя предал. Пустой стал, мертвый! Чем жить тебе? Нечем. Износился. Злобой изошел весь. В Сибирь приехал. За расплатой? Ищешь виноватого? Ну, нашел? Я виновата? Бери расплату, бей. Единственное, на что ты способен,— ударить женщину.
— Нет, бить я тебя не стану: слишком мала расплата. Мелка, не по тебе.— Он схватил ее обеими руками за платье на груди, скомкал так, что оно задралось, обнажив ноги выше колен, и потеснил к обрыву.
Елена вцепилась ему в волосы, сказала сквозь зубы:
— Полетим, так вместе. Подлец!
— Не трогай ее! — рванулась я к Аркадию.— Отпусти сейчас же!
Он отмахнулся от меня.
— Пошла прочь, говорю! — Отшвырнул.
Я упала. Вскочила и бросилась за выступ скалы — на котлован. Сразу же увидела в отдалении яркие огни, точно прожекторы. Свет их падал на реку, и клокотавшая вода напоминала расплавленную сталь. Я представила, как Елена летит в эту кипящую сталь, и меня охватила жуть. Как же я бросила ее одну? Надо было остаться. Но что я одна могла сделать? И я побежала, выбиваясь из сил, боясь упасть и не встать.
На берегу в свете прожекторов я увидела среди ребят Алешу. Они сгружали с машины деревянные брусы и укладывали в штабеля.
— Алеша! — закричала я еще издали.— Алеша!
— Что случилось?
— Там! — Я взмахнула рукой в сторону выступа скалы, в темноту.— Там... Аркадий Растворов с Еленой. Беги скорее!..— От распаленного дыхания у меня жгло в груди.
АЛЁША. — Бежим, — сказал я.— Покажешь, где они.— Я схватил Женю за руку и повлек за собой. Она вырвалась: не могла бежать, села прямо на щебенку.
— А Петр? — спросила она, задыхаясь.
— Его здесь нет.— Я бросился от котлована на дорогу. Лампы устилали землю розовым дрожащим светом. Передо мной качалась моя черная, удлиненная тень. В полосу света вошла большая машина. На подножке ее, держась рукой за дверцу, стоял Петр Гордиенко. Спрыгнув, он загородил мне дорогу.
— Куда ты?
— Беги за мной! — крикнул я. Он не стал спрашивать о случившемся, все понял и устремился вперед, обгоняя меня.
Трифон, увидев нас, бегущих, тоже сорвался с места, гулко бухая тяжелыми ботинками по каменистому обрыву.
За выступом скалы, мы увидели расплывчато, неясно два силуэта, впечатанных в тусклый блеск реки. Одно неосторожное движение, еще шаг — и слитые воедино два человека, две жизни сорвутся и канут в пропасть, в черное и яростное клокотание реки. Петр на мгновение приостановился, закричал пронзительно:
— Стой! Не смей!
Две фигуры в отдалении разъединились. Одна метнулась от края обрыва влево, вторая осталась на месте.
— Петр, он страшно сильный,— предупредил я.
