— Нынче другие времена.
— И другие песни, хочешь ты сказать? Верно, все верно. Тем не менее годы, потерянные в юности, стоят полжизни. Немало тратится времени на выбор профессии: не понравилась одна, нужно осваивать другую, третью. Глядишь, молодому человеку уже под тридцать, а он все не определился в жизни, если не считать того, что успел разойтись с женой. Я нарочно сгущаю краски, хотя нечто похожее мне приходилось наблюдать, Только ранняя, как нынче говорят, профориентация, раннее трудовое воспитание кратчайшим путем выводят человека в люди. Вот откуда начинается государственный баланс рабочей силы… Но ты, Ярослав, не подходи к делу кампанейски. В этом кабинете, — Максим окинул беглым взглядом свой бывший кабинет, — вынашивалось немало заманчивых идей, которые, к сожалению, далеко не все были осуществлены.
— Что за самокритика, Максим Дмитриевич?
— А кто теперь меня станет критиковать? Мы, старики, сами себе судьи.
Нечаев с досадой потянулся к телефону. Звонили из приемной: директор совхоза Абросимов просил уделить ему несколько минут. Ярослав надежно прикрыл ладонью трубку, сказал Воеводину:
— Директор совхоза «Предгорье». Что-то я слыхал о нем…
— Ага, пусть заходит, — оживился Максим.
Абросимов неловко остановился на пороге, с интересом оглядывая издали нового секретаря горкома. Воеводин обернулся, легко встал и пошел ему навстречу.
— А-а, Руслан Иванович! Приветствую вас в стольном граде пшеничной области! Какими судьбами?
— Я рад встрече с вами, Максим Дмитриевич.
— Что ж, на ловца и зверь бежит, — рассмеялся Максим.
Нескладный, мужиковатый, но знающий, себе цену, Абросимов подошел к Нечаеву, представился.
— Мы, кажется, знакомы мимолетно, — сказал Ярослав, тоже немного смутившись оттого, что не встретил директора совхоза по-воеводински.
— Понимаю, вам небось не до нас, вон какой город отгрохали.
— Только начинаем…
Наступила неловкая пауза: все заранее приготовленные Абросимовым слова оказались ненужными в присутствии самого Воеводина, на авторитет которого он и хотел сослаться, направляясь в горком.
— Слушаю вас, — обратился к нему Нечаев.
— Знаю, что вам, Ярослав Николаевич, надоели просьбы о квартирах.
Нечаев невольно насторожился.
— Но квартиру я просить не буду. И рабочих в совхозе довольно.
У Нечаева отлегло от сердца. Как часто в самом деле обращаются в горком с просьбой дать вне очереди квартиру какому-нибудь заслуженному товарищу, всю жизнь проработавшему в деревне. Еще чаще являются сюда секретари сельских райкомов — за помощью людьми на время жатвы, словно в городе и счета не ведется готовым к выезду уборочным бригадам.
— Тогда просите, что угодно, Руслан Иванович, — сказал Нечаев.
— Ловлю вас на слове, Ярослав Николаевич.
— Лови его, лови! — посмеивался Воеводин.
Директор совхоза начал с общей картины заново строящегося города, над которым столько поднято башенных кранов. Ярослав не догадывался, куда он клонит, но слушал такого ходока, наделенного мужицкой хитрецой, с явным удовольствием.
— Нам и нужен-то всего-навсего один-единственный кран до осени.
— Дадим, — сказал Нечаев, удивившись его дальнему заходу.
— Мы строим кое-что многоэтажное — Дом быта, Дворец культуры…
— Ну-ну, кран дадим.
— Тем более, что стрелы иных кранов подолгу дремлют над городом.
— Вы наблюдательный человек, Руслан Иванович, — улыбнулся Нечаев в ответ на его намек о простоях техники.
— Еще бы парочку бетономешалок.
Ярослав подумал, не спеша с ответом.
— Я случайно приметил в одном месте две небольшие — или временно ненужные, или списанные. Они бы очень пригодились нам, все разно стоят без дела, — говорил между тем Абросимов. — У вас же вовсю заработали мощные бетонные заводы.
— Хорошо, я позвоню Горскому, — согласился Нечаев.
— Цемента не прошу. Небось не дадите. Разве кое-что из сантехники для нашей новой школы выкроили бы в порядке помощи селу.
— В порядке помощи… А фонды? Ведь существует плановая дисциплина, Руслан Иванович.
— Спору нет, существует. В минувшем году совхоз выполнил два плана по зерну.
— Да вы к тому же и дипломат!
— Не люблю цыганить, Ярослав Николаевич. Приходится.
— А теперь рассказывай, как строишь агрогородок, — добродушно потребовал Максим.
— Так и строю — с бору да с сосенки, — глубоко вздохнул Абросимов.
Но потом увлекся под хорошее-то настроение… Его отделенческие поселки доживают свой век, и люди, почувствовав близкую перемену в жизни, не подают больше заявлений об уходе по собственному желанию. (Нечаев переглянулся с Воеводиным при этих словах директора.) На центральной усадьбе проложен водопровод, очередь за канализацией. Долго судили да рядили, какой тип домов больше всего устраивает сельских жителей. Остановились на коттеджах в один-два этажа, городские многоэтажные забраковали. Остальное все на городской лад: торговый центр, парк, стадион, АТС, телевизионный ретранслятор. О средней школе, Дворце культуры с библиотекой и говорить нечего — с них и начали. Трактористы во сне видят новый город у подножия Уральских гор. Надоели людям и полевые вагончики — в осеннюю слякоть, и эти мазанки на отделениях — в зимнюю непогодь. Так что вряд ли кто пожалеет о брошенных отделенческих поселках. Недавно покинул опустевший хуторок «последний из могикан» — Никифор Журавлев. В том месте, стараниями Тараса Дмитриевича, сооружен новый памятник на братской могиле красногвардейцев, и старик-отшельник успокоился, поняв, что молодежь не забудет его родную землю…
Прошлым летом Максим Дмитриевич был недоволен, как запустили бывшее господское имение, вокруг которого происходили памятные события. Спору нет, досадная промашка. Но сейчас решено открыть там совхозный дом отдыха. Так что все интересные места будут сохранены для потомков.
— Ишь ты, запомнил наш разговор, — сказал Максим.
— Небось урок. А теперь, с вашего разрешения, я пойду, товарищи. Не ровен час, сами напомните о времени. Главное в моем положении — вовремя уйти! Большое спасибо вам. Приезжайте как-нибудь на ушицу, не перевелись еще хариусы в горных речках.
Ярослав проводил долгим взглядом этого загорелого, белобрысого ходока в полевом парусиновом костюме.
— Пробивной директор, — сказал он.
— Дельный мужик, — добавил Максим.
— От такого люди не побегут.
— Вот-вот, не жди пополнения из деревни!..
И они вернулись к прерванной беседе о том, что м а г н и т н ы е п о л я крупных строек все меньше притягивают молодежи с окрестных полей пшеничных. Кое-где наблюдается даже обратный отток в село. Какой парадокс: стоило деревне воспрянуть духом — как возникла новая сложная проблема в городе. Вот когда рост производительности труда становится альфой и омегой всего социального развития. Еще недавно время выигрывалось дорогой ценой, лишь бы противостоять западному миру. Нынче же, когда индустриальный потенциал вырос неимоверно, успех всей государственной работы зависит от умения каждого работать вдвое, втрое методичнее. К этому и надо готовить со школьной скамьи молодых людей, которым суждено вступить в двадцать первый век.
— На твою жизнь такой задачи вполне хватит, — с доброй улыбкой сказал Максим, поднимаясь из-за стола, предназначенного для заседаний бюро горкома.
— Значит, напрасно я надеялся, что мне будет повольготнее, чем вам, — в тон ему заметил Нечаев. — Не желаете ли проехаться по городу, взглянуть, что и как строится?
— Что ж, поедем, Ярослав.
Они вышли в приемную и лицом к лицу столкнулись с Двориковым.
— Вы ко мне, Виталий Владимирович? — спросил Нечаев.
— Я лучше зайду на неделе.
— Можем поговорить в машине, мы как раз направляемся на стройплощадки.
— Нет, Ярослав Николаевич, у меня вопрос не срочный.
Двориков поспешно простился и уехал в проектный институт. Неожиданная встреча с Воеводиным в горкоме была совсем некстати: он намеревался просить Нечаева о переводе в трест крупнопанельного строительства, где до сих пор сидит какой-то в р и о. Осенью прошлого года Нечаев сам предлагал Дворикову этот трест. Он отказался. И совершенно напрасно. Но говорить о столь деликатном дельце сейчас, в присутствии Воеводина!.. Мало ли что подумает бывший секретарь, еще начнет расспрашивать о сыне. (Далеко не уйдет его наследник без поддержки Горского, которому не два века править трестом. Кто бойко шагает вначале, тот обязательно споткнется на чем-нибудь потом.)
Горкомовская «Волга» то и дело притормаживала у светофоров. Город сильно разросся, а кольцевая дорога только еще строилась, и весь поток грузовиков двигался по-прежнему через центр, захлестывая до краев узкие старые улицы.
