Мансуров встал и начал ходить по комнате.
— Хорошая мысль! — сказал он, останавливаясь перед Хайдаром. — И не так уж сложно будет ее осуществить.
— Думается мне, Джаудат-абы, после войны наша страна пойдет вперед еще быстрее. Колхозы получат сложную технику. Я верю, скоро колхозами будут управлять люди с высшим агрономическим образованием. Животноводческие фермы начнут выводить невиданные до сих пор породы скота. Рядовые колхозники пойдут учиться в вечерние университеты. И к этому мы должны готовиться...
— Что ж, эти твои мечты не так уж далеки от действительности. А готовиться нужно. Ты прав. Мы еще с тобой потолкуем об этом... Еще что?
— Если позволите, у меня есть одна просьба.
— Пожалуйста!
— Вы, конечно, помните, что в связи с войной у нас в Байтираке приостановили строительство семилетки. Наши ребята и дети из соседней деревни вынуждены ходить в аланбашскую школу. А в зимнюю стужу, вы сами знаете, нелегко им туда бегать. Вот я и думаю: не сможем ли мы сообща с соседними колхозами достроить сейчас нашу школу? — Хайдар усмехнулся. — Это — самая маленькая моя мечта, Джаудат-абы! Наиболее близкая к осуществлению.
Мансуров задумался. Обещать сразу он не хотел, приходилось считаться с реальными возможностями.
— Трудное это дело, брат, в нынешних условиях. Сложно с материалами, со стеклом. И строителей маловато. Но подумаем, посоветуемся... Ты мне дня через два позвони.
«А здорово было бы избрать его секретарем райкома комсомола! — подумал вдруг Мансуров, но, взглянув на худое, болезненное лицо Хайдара, добавил про себя: — Рано. Как бы не надорвался! Пусть окрепнет немного».
Из кабинета выглянула Эльфия:
— Папа, Казань вызывает.
— Да?.. Я отлучусь ненадолго, — сказал Мансуров Хайдару и, положив перед ним портсигар, прошел в свою комнату.
Вскоре вошла Эльфия и стала убирать посуду со стола. Она была теперь в защитной гимнастерке, с противогазом через плечо. И гимнастерка, и маленькая пилотка очень шли молодой девушке.
— Я вижу, вы куда-то торопитесь?
— Да. По ночам приходится дежурить на посту противовоздушной обороны.
— На пристани? Или дальше?
Эльфия засмеялась:
— Ну, этого я вам не скажу, военная тайна. Не думайте, что у нас в Якты-куле все такие простаки.
— Что ж, возьмите меня в помощники. Я все-таки офицер...
— Неплохо бы, конечно. Да уж ладно, отдыхайте.
Эльфия привела стол в порядок, взяла в руки фотографию матери. Задумалась. Хайдар, желая исправить давешнюю оплошность, спросил, есть ли какие-нибудь известия от Джаухария-апы. Лицо Эльфии сразу погрустнело. Она поставила карточку ближе к свету.
— Давно уж она не пишет, — вздохнула она. — Последнее письмо получили в мае.
Хайдар вспомнил, что и в глазах Мансурова при взгляде на карточку мелькала тревога. Он попытался утешить девушку, уверяя, что на фронте иногда совершенно нет времени написать письмо.
— Спасибо на добром слове! — ответила Эльфия и посмотрела на маленькие ручные часики. — Ой, извините, — заторопилась она. — Мне пора.
— Спокойной вам ночи, Эльфия!
— До свиданья! — кивнула ему будущая художница и, крикнув что-то в дверь отцу, убежала.
Мансуров наконец кончил разговор по телефону. Выйдя из кабинета, он зажег папиросу и постоял у открытой настежь двери, словно прислушиваясь к чему-то.
— Недовольны там, наверху, — проговорил он, затягиваясь. — Ничего не скажешь, правильно! Ритма у нас нет в работе. Скачками идем. Сейчас у нас вывоз хлеба отстает. Пока подтягиваем вывоз, уборка застревает... — Он устало опустился на диван. — Придется опять посидеть, подумать...
Помолчав немного, он обратился к Хайдару:
— Так вот, братец! Да, я хотел спросить у тебя...
— Слушаю, Джаудат-абы.
— Если бы тебя выбрали секретарем комсомольской организации «Чулпана», как бы ты отнесся к этому? Ведь секретарь у вас на фронт уехал. А колхоз ваш вроде опорного пункта в районе сейчас.
— А вы, Джаудат-абы, не забыли, что я только в отпуск вернулся?
— Помню. Придется тебе хоть временно поработать.
— Что ж, коли трудно с людьми да если захотят выбрать... я согласен.
— Очень хорошо! С чего начнешь? Прежде всего — Сталинград... — Мансуров стал загибать пальцы на руке. — Все силы на помощь Сталинграду! Второе — пшеница Нэфисэ, борьба за первенство в районе.
— Понятно. Там у нас что-то большое затеяли. Их стопудовцами называют?
— Да, борьба за высокий урожай. Однако не в одном урожае тут дело. Вопрос серьезней. У вас в Яурышкане не только пшеница, а люди новые растут... Кто такая Нэфисэ? Ты героев войны назвал представителями коммунистического общества, вышедшими встречать нас?
— Да, я вижу в них черты, которые будут присущи людям коммунизма.
— Умный ты джигит, Хайдар, а вот тут ошибаешься. Слова красивые, но логики никакой! Не из будущего явились эти герои, а идут в будущее.
— А я человека эпохи коммунизма вижу абсолютно отличным от нас, качественно другим.
— Напрасно ты забираешься на седьмое небо в поисках людей будущего. Они здесь, на земле. Ты все со своей романтикой... Мы не против романтики, но только если она не уводит нас от реальной жизни. Мы не смотрим на коммунизм, как на нечто далекое. И не ожидаем, что его пришлют нам откуда-нибудь, погрузив в вагоны со всеми полагающимися дверными петлями и печными заслонками. «Вот, мол, вам комплект коммунизма, пожалуйста, распишитесь в получении!» Коммунизм строим мы, своими руками: ты, Нэфисэ, Гюльзэбэр...
— Собственно говоря, я тоже так считаю, Джаудат-абы, — проговорил Хайдар, смущенно потирая лоб. — Но...
Мансуров покачал головой.
— Да, нам еще придется пролить многое крови, много поту. Очень много. Кто знает, может, сейчас в Сталинграде камня на камне не осталось. А он выстоит, уверен в этом! Уверен, ибо Сталинградская битва — это битва за будущее трудового народа всего мира, битва за коммунизм. И те, кто стоят насмерть в Сталинграде, и те, кто, вдохновляясь самыми светлыми чувствами, трудятся в эти дни во имя победы, — все они — вестники коммунизма, первые его ласточки.
Лицо Хайдара оживилось.
— Вы очень верно сказали, Джаудат-абы. Поистине, эта война — война за победу коммунизма. Поэтому не удивительно, что и второй фронт не открывается до сих пор.
— Да. Мы были бы очень наивны, если б забыли, что наши «союзники» — злейшие враги коммунизма и что они поджидают, когда у нас иссякнут силы. Вот почему мы должны надеяться только на себя. Наша страна привыкла одолевать все трудности сама. Что говорит история России? Россию никогда никто не вызволял из беды, сама она с нею справлялась. А она спасала от гибели народы и государства. Не будет ли так и на этот раз? Что скажешь?
— Скажу, что так оно и будет! Не все вернутся домой с войны, и здесь, возможно, многие состарятся на десяток лет. Но перед будущими поколениями мы отстоим честь советского человека...
Вечер был ясный и звездный. С Волги тянуло влагой.
Хотя время близилось к полуночи, на пристани и у элеватора было все так же оживленно. К серой громаде элеватора со всех сторон, скрипя колесами, подъезжали телеги с хлебом. На пристани мелькали огоньки: там что-то грузили, что-то выгружали; причаливали и отплывали пароходы.
Мансуров и Хайдар поднялись по ступенькам вверх на следующую улицу и направились к центру Якты-куля.
От ограды садика напротив райкома отделилась повозка. Тэзкирэ сдержала слово и прислала за Хайдаром.
Мансуров, попрощавшись, скрылся в дверях высокого, белеющего в сумраке здания райкома. У секретаря к ночи начинался второй рабочий день: ему предстояло провести совещание секретарей парторганизаций.
Каждое утро, едва занималась заря, Нэфисэ водружала на копне красное знамя и принималась будить своих подруг:
— Эй, гвардейцы колхозных полей! Знамя поднято, вставайте!
Казалось, знамя обладало магической силой. Стоило ему появиться на копне, как девушки мигом вскакивали на ноги. Никого не приходилось будить вторично.
Постепенно подъем знамени в бригаде Нэфисэ стал как бы сигналом к началу работ во всем колхозе. Приметив его, другие бригадиры беспокойно кричали:
— Пора вставать! У Нэфисэ подняли знамя!
Когда в Байтирак приезжал кто-нибудь из района или из соседних колхозов и спрашивал Нэфисэ, его выводили за деревню и говорили:
— Видишь Красное знамя? Иди прямо на него! Там и найдешь нашу Нэфисэ!
Агитаторы в своих беседах постоянно говорили теперь:
— Посмотрите, как работает бригада Нэфисэ! На весь район прославила «Чулпан». Последуем же их примеру!
Не давала покоя своей бригаде и Юзлебикэ.
— Чем мы хуже их? — кипятилась она. — Неужто не можем работать, как работают у Нэфисэ?
