За околицей села мы встретили членов министерской комиссии, которые шли от скотных дворов в сопровождении председателя колхоза. Оказывается, они только что осматривали скотные дворы. Председатель комиссии посоветовал и мне обязательно посмотреть коровник с автопоилками и подвесной дорогой, полагая, видимо, что литератору это в диковинку. Сказал он об этом так, как обычно говорят корреспондентам недалекие руководители, — с известной долей снисходительности и казенного восторга. Мы отправились в поле, где, завладев колхозной агрономшей, крепенькой, деловитой девушкой, бродили, спотыкаясь на высоких каблуках, две из наших ученых дам — агроном, член комиссии, и научный сотрудник опорного пункта, сменившая на этой должности Андрея Владимировича. В руках у дам пучки колосьев, и похожи эти дамы на экскурсантов. Да и во всей комиссии есть что-то городское или дачное, я бы сказал — умильно-сюсюкающее, далекое от сегодняшних забот колхоза. Стыдно за них перед здешним председателем и его агрономшей; жалко времени, которое они отнимают у этих очень занятых людей.
Здесь, как и в других колхозах, комиссия старается определить, какое влияние оказал сапропель на посевы. Но, во-первых, когда вносили сапропель, никто из колхозников не знал, что это — опыт, и никаких контрольных делянок не было оставлено. Во-вторых, в некоторых колхозах, например в Усолах, поля так засорены, агротехника настолько низка, что никакой сапропель не поможет.
Но высокоученая комиссия ездит из колхоза в колхоз, ходит по полям, знакомится зачем-то со всем хозяйством, изучает годовые отчеты, отрывает людей от дела, сама тратит время и государственные деньги, — а зачем, господь ведает! И всего-то нужно бы сделать простую вещь — достать для землесоса метров тридцать резиновых труб. Землесос этот, хлопотами Андрея Владимировича, вот уже два года стоит на озере и добывает сапропель. Но для лучшей маневренности нужны эти самые резиновые трубы, которых нигде не достать.
Разумеется, для этого незачем было посылать комиссию. Но коль скоро ее послали, то она должна себя «оправдать». Надо сделать вид, что поработано изрядно, и все это дотошное изучение колхозов, я полагаю, преследует одну цель — собрать материал для отчета. И я предвижу, что отчет будет закончен следующим выводом: поскольку вопрос не изучен, следует поставить опыты…
* * *
Ближе к вечеру я возвращался из Райгорода на колхозном грузовике, который вез шлак для строящегося телятника. У въезда в Ужбол мне бросился в глаза начатый постройкой шлакобетонный домик. Я не знал еще, кто строит этот дом, но то, что строится он в деревне, показалось мне знаменательным. До сих пор приходилось встречать в здешних местах заколоченные избы, случалось видеть, как из деревень вывозят в город дома, как такие же точно шлакобетонные домики возводятся в Райгороде. Там, в Райгороде, эти домики строили выходцы из окрестных деревень, чаще всего не рабочие, а так называемые «шабашники», которые хотя и состоят на какой-нибудь должно-стёнке, но живут не службой, а выгодной поденкой в колхозе или же собственным огородом. Потомственные овощеводы, они выращивают на городских своих усадьбах отличный лук, превосходные помидоры и огурцы, успешно конкурируя с колхозами и колхозниками. Вот почему обрадовал меня этот строящийся в Ужболе дом. А то ведь деревня наша обеднела людьми. К примеру, я давно уже не видел многолюдной крестьянской семьи, с дедом и бабкой, с сыновьями, дочерьми, снохами и зятьями, внуками и внучками, от которых тесно и шумно, но весело в деревенском доме.
* * *
Николай Леонидович предложил мне поехать с ним на совет Райгородской МТС. Совет собрался в столовой. Народу пришло человек восемьдесят: председатели колхозов, агрономы и зоотехники, руководящий состав МТС, управляющий банком, уполномоченный Министерства заготовок…
Предстоит обсудить итоги весеннего сева и подготовку к уборке урожая. Слово для доклада предоставляется директору МТС.
Я слышал о нем, что он агроном с высшим образованием. На вид ему лет тридцать, много — тридцать пять. Он сухощавый, смуглый, несколько щеголеватый, с модными косыми височками. Держится он свободно, уверенно, — видно, что привык выступать. Правда, он все время заглядывает в бумажки, но это нисколько не связывает его.
Сперва директор долго читает собравшимся, как прошел весенний сев на целинных землях: в Казахстане, Сибири, на Алтае.
Не могу понять, зачем он это делает. Народ здесь собрался грамотный, развитой, можно сказать, лучшие люди района, которые и газеты читают и радио слушают. Да и время каждому дорого, — в самом разгаре сенокос, через несколько дней начнется жатва…
Многие в зале дремлют. Одна девушка сняла туфли, поставила на них ноги, — видать, натрудила их с утра агрономша! — и отдыхает.
Наконец докладчик переходит к колхозам зоны МТС. Речь его уже не звучит так гладко, как она звучала, когда он говорил о весеннем севе на целине. Там у него все было написано заранее, взято из газет, а здесь он то и дело заглядывает в различные сводки и ведомости, хотя говорит о вещах, которые — разбуди его среди ночи — обязан бы знать наизусть. Ведь это главное в его жизни.
Он говорит, что из девятнадцати колхозов зоны план весеннего сева выполнили только двенадцать. Средствами МТС посеяно только пятьдесят процентов всех овощей и кормовых корнеплодов. Если взять общий план тракторных работ, то имеются значительные отклонения от видов и сроков. За весну было четыре тысячи с лишним тракторосмен простоя.
Спокойные, какие-то круглые, будто отштампованные канцелярским штампом, фразы катятся и катятся, нисколько не волнуя докладчика. Он лишь изредка запинается, разыскивая в сводке нужную цифру.
А ведь фразы эти, попросту говоря, означают следующее: МТС выполнила своими тракторами не те работы, какие нужны были колхозам, и не в те сроки, какие необходимы, чтобы собрать хороший урожай. При этом, можно сказать, в течение сорока смен простаивало сто тракторов.
Голос докладчика приобретает вдруг некоторую страстность. Он начинает говорить простым человеческим языком. Волнуется. Я бы даже сказал, гневается. Он говорит о том, что во время пахоты председатели колхозов надеялись на тракторы, не использовали лошадей.
И дальше идет похвальное слово лошади.
Директор МТС приводит в пример какого-то деда семидесяти пяти лет, который на пятнадцатилетней лошади вспахал весной восемь гектаров пашни. Он называет количество лошадей в колхозах зоны и доказывает, что все они могли бы и без тракторов вспахать всю площадь. Оказывается, он весьма осведомлен в этом вопросе.
Слов нет, если тракторы не справляются, надо пахать лошадьми. И плох тот председатель, который спокойно наблюдал, как стоит среди поля сломавшийся трактор, не запряг в плуги всех своих лошадей. Мало того, бывают случаи — в сырую весну, например, — когда тракторы вязнут в еще не просохших полях, и тут уж без лошадей не обойтись. В сельском хозяйстве, которое все еще зависит от переменчивой погоды, нельзя полагаться только лишь на машины, — случается, что и лошадь важнее трактора, а то и человеческие руки.
Однако докладчик не учел одного обстоятельства. Он не подумал, сколько же времени уйдет на то, чтобы поднять лошадьми несколько тысяч гектаров земли, какое количество людей, которыми не очень богаты колхозы, потребуется при этом. Не подумал он и о том, что ведь тракторы могли бы работать, что стояли-то они по вине МТС. И не лучше ли было бы ему сейчас, с тою же дотошностью, с какой он говорил о лошадях, разобраться в причинах вопиющего простоя тракторов.
Что же до умилительного случая с дедом и его пятнадцатилетней клячей; то понадобился он директору для того, чтобы переложить ответственность с себя на колхозы. В этом убеждает меня дальнейшее.
Докладчик обвиняет колхозы в том, что многие из них до сих пор не выделили помощников комбайнеров и весовщиков, что те весовщики, которые кое-где уже назначены, не явились в МТС на инструктаж.
И тут его перебивает чей-то спокойный голос с места: «Потому не явились, что позвонили только в одиннадцать часов, чтобы к двенадцати прибыть».
Нисколько не смущаясь этим, докладчик продолжал распекать председателей колхозов. Внешне, формально все это выглядит так, словно он и впрямь отвечает за все колхозное хозяйство. Человек он грамотный и хорошо знает, что после сентябрьского Пленума ему положено заниматься и животноводством. Поэтому он говорит и о животноводстве, о том, что оно отстает. Он говорит, что за девять месяцев на каждую фуражную корову получено по пятьсот с небольшим литров молока. Причина столь низких удоев будто бы только в том, что коров и лошадей пасут вместе, лошадей донимает овод, они бесятся, гоняют коров, и те не могут в полдень полежать, отдохнуть. В какой-то мере это так. Но не от лености или недомыслия пасут коров вместе с лошадьми. Видимо, пастухов мало. И не потому ли их мало, что люди заняты на других работах, которые — если бы не стояли тракторы — могла бы выполнить МТС? А главное, думается, в том, что пастбища скудные, да и вообще с кормами, особенно сочными и концентратами, из рук вон плохо. Об этом, по разумению моему, и должен был сказать директор МТС. И не только сказать, но и доложить, что же он думает предпринять, спросить совета у собравшихся председателей.
