— Ладно. Не будет у тебя счастья.
Варька вспыхнула:
— Ты говоришь, у меня счастья не будет?.. Ты, думаешь, Мария его у меня отнимет?!
Варька вздохнула:
— Жалко мне Марию… Куда он полезет, в семьищу! Видно, жалеет ее и детей. Ох, жалеть легко, любить — трудно!
И вот они стоят вдвоем над оврагом. А где-то слышится море, тихое, спокойное. Днем Охотское море безбрежное, далекое. И здесь, если смотреть на него сверху, оно почти голубое и седое у горизонта. Водовозов поежился.
Варвара вот здесь, с этой скалы, утрами бросалась вниз головой в холодные воды.
«До моря дойти — несколько шагов, а сколько же шагов нужно, чтобы дойти до сердца любимого человека?!»
Варька вздохнула задумавшись.
— Пав-е-л! — крикнула она и снова раскинула руки.
Где-то вдали отозвалось эхо: по камням на берегу долго перекатывалось «э-эл!»
Водовозов заморгал.
— Варюха, Варюха…
— Ну, что тебе?
— Теперь слушай меня. Девка ты… хорошая. Я тоже неплох, ан ты другого любишь… Сейчас я уйду. Ты останешься одна. Я тебе честно предлагал… себя и жизнь. Так вот, Варюха, смотри — останешься ты одна на всю жизнь!
— Нет, ты постой, погоди! Послушай, Водовозов, как тебе не стыдно? Ведь у тебя жена еще жива?
— Есть… Жива.
— А ты ее любишь?
— Любил, когда была здоровой.
— Уходи!
— Варя, ну что ты?
— Вон с земли прочь!
Водовозов поник. Он поднял руку и чуть забоялся, потому что Варвара указала рукой на низ оврага, по откосу которого он так тяжело поднимался.
— Я не уйду.
Варька ничего не сказала в ответ и, будто не было Водовозова, подалась вперед.
Если стоишь на сопке и смотришь на море, то небо под тобой и те облачка, которые чуть не задевают твою голову, всегда рядом. Стоит только протянуть руку — и ты можешь по-мальчишечьи покачать облачко.
Но сегодня облачка не было. Варвара подумала о том, что есть Водовозов, а для нее это все равно: есть он или нет его.
…Там у берега, на скалах, зашумел птичий базар. Белые птички тормошили воздух и, как показалось Варваре, не было ни неба, ни моря, ни берега, а только птицы, птицы, как хлопья летящего снега. Скоро будет зима. Еще не растаяли прошлогодние льдины, которые, как одинокие люди, не могут пристать к берегу, и бывает же в Охотском море такая волна — возьмет да и ударит льдиной о берег. Здесь твое место! Льдины, льдины… Когда-нибудь они растают…
Водовозов подошел, смущенно тронул Варвару за рукав и кивнул головой вниз:
— Павел идет…
Варька вскрикнула:
— Где? — и сразу заблестели слезы на ее глазах. — Он, он! Пойду навстречу! Ты прости меня. Я тебе все сказала.
— Не прощу.
— Прощай.
Но Водовозов не ушел. Варька тараторила: «Прощай, прощай!» — будто спешила куда-то, а он отошел в сторону, смотря то на нее, то на сапоги. Варька глядела вниз, на Павла: она на небе, а он на земле, и уже не Водовозов поднимается к ней, а ее любимый человек. И вот он как будто вырос перед ней, закрыл плечами горизонт и небо, и под черными бровями она увидела огоньки его глаз.
— Здравствуй, Варвара! Не помешал?
Ей хотелось вскрикнуть: «Что ты?! Я так тебя ждала!»
Павел посмотрел на Водовозова, кивнул ему:
— Здорово!
Тот не ответил.
— Что это вы на сопке от людей хоронитесь? — спросил Павел строго. — На берегу нужно быть. Я искал тебя, Водовозов. В запасе — время. Проверь моторы и сети.
Варька подняла руку: она хотела погладить щеки Павла, но рука ее вдруг на весу сжалась в кулак, и она спрятала ее за спину.
— Павлуша, послушай меня. Вот этот человек меня любит, а я его — нет. Я не пошла на берег. Я хожу туда только тогда, когда ты приходишь с моря. Я тебе так много хочу сказать…
— Говори.
Мешал Водовозов.
— Послушай-ка, Павел, — сказал тот, тяжело и устало, — ты нам помешал. Мы с Варварой говорили о том, чтобы соединить наши жизни.
— Слушаю, слушаю. Это как же получается у людей!? А жена твоя?!
Водовозов взмахнул рукой.
— Жена не жилец на этом свете.
Они приблизились друг к другу, и Павел презрительно бросил ему в лицо:
— Дур-рак!
Варьке не хотелось, чтобы они поссорились, она порывалась все время что-то сказать, но знала: когда говорят рыбаки, женщине не место встревать в их разговор, тем более, что в этом разговоре решалась ее судьба…
Но Варька вмешалась, перебила их разговор, гневно затараторила:
— Вы, человеки! А что я вам скажу… Разве может на земле кто-нибудь мешать другому. Вон видите море? Там много воды и много рыбы. Море кормит рыбаков, земля рожает хлеб… И что же вы думаете, на этой сопке, на ее вершине, где можно достать небо рукой, не хватит места для всех. Водовозов, жалко мне тебя. Уйди ты, пожалуйста, туда… к жене, скажи ей какие-нибудь хорошие слова. Пусть, если уж бог посулил ей смерть, пусть она умрет легко, унося с собой в могилу эти хорошие слова… А нас ты оставь. Наши сердца, ты их не слышишь, стучат друг другу навстречу.
Павел смотрел на Варвару и удивлялся: «Откуда у этой женщины брались слова, мысли обо всем и обо всех?» Он залюбовался ею.
Водовозов ладонью утер губы и одиноко стал спускаться вниз к оврагу, где шумел холодный, светлый ручей, который, как казалось всем, разбежался по земле, споткнулся о камни и не добежал до моря.
— Ну вот… Вроде обидели мы человека, — Варька провела рукой по лбу. — А ты меня… не обидишь?
Павел улыбнулся, проговорил:
— Варенька, когда я смотрю на работниц и они поют, вынимая рыбу из брезентовых ванн, я думаю о том, что если настоящий человек, то он никогда не обидит женщину. Ну, а уж если найдется такой — грош ему цена. А тебя я не обижу. Водовозову мы правду сказали.
— Какой ты хороший… Пойдем на берег. Я тебе скажу что-то.
Он взял ее за руку, как маленькую девочку, и улыбался. На душе у него стало светло и приятно, он повел Варьку в низ Большой горы, обходя камни: боялся, что Варя споткнется о них.
И вот оно — море! Даже не видно неба: наступила ночь, и из волн поднялась луна; откуда-то из далеких космических глубин она посылала свой печальный мягкий свет, освещая двух людей на земле, на берегу Охотского моря.
Камни были белые, как льдины, будто их швырнуло волной на берег, и остались они лежать навечно, не тая.
— Павел! Смотри!
— Куда?
— Вперед! Ты не видишь горизонта? А меня видишь? Смотри на море. Морей на земле много, но различаются эти моря тем, какие люди живут на их берегах. Охотское море одно из лучших потому, что на его берегах работают и любят друг друга особенные, добрые, суровые и отважные люди, с широкой душой… Вот, как ты… А теперь, Павлуша, на меня смотри.
— Варь, ты что это сегодня?..
— Я не сегодня, я всегда так. Ты ой какой умный! Научи, жить как?
Павел положил руку ей на плечо, она стряхнула его руку:
— Научи, жить как? Чтоб любили, а не лапали.
Павел молчал. Он не знал, как ответить ей, и только слушал ее гордый, веселый и отчаянный голос.
— По рукам бью, а обнимут — приятно. Обними…
Павел растерялся… Конечно, он бы мог ее обнять…
Варька вздохнула.
— Хм!… Сердце даже забилось… Павлуша, если ты будешь мой, я тебя всю жизнь буду целовать…
Варька откинула свои тяжелые косы за спину.
— Слушай меня. Живет человек на земле и живет… И вдруг его дом… горит. Он ищет дверь. А ее нет. Одни стены. Вот так и я. Павлуша, делай со мной все, что хочешь, я вся твоя. Не говори мне ничего. Я люблю твои губы, смотрела на них, но не целовала. Нет, не поцелую… Что-то к нам приезжать перестали… — вдруг переключилась она на другой разговор. — Хоть бы новый кто приплыл, высокий, удалой, уж я б ему полюбилась. Может, сядем?
Павел кивнул головой и подумал о том, что он бы не смог полюбить Варвару. Она такая доверчивая, добрая и отчаянная, родная сестра. Он только мог бы любоваться ею и знать, что в его жизни есть Варенька.
Варька сидела на камне, разбросав волосы на плечи. Ей не терпелось ткнуть в бок Павла.
— Ну, вот… мы и рядом. Садись, Павлуша. Сел? Хорошо. Слышишь море? Вода, волны. А мы с тобой — два человека. Я Варвара, а ты — Павел. Чуешь? Щеки у меня горят. Говорить стыдно. Сердце стучит. Отчего? Скажи.
— Говори, говори, Варя…
— Нет, ты ответь, почему сердце так громко стучит? Первый раз и… светло на душе! Какие у тебя руки… большие. Моя рука упрячется в твоей ладони сразу. Проверим?!
— Ну, давай, проверим.
Варька засмеялась громко и заливисто, кулак ее, зажатый рукой Павла, чуть дрожал.
— А что я тебе скажу… Только ты не смейся. Ладно? Я вот все на звезды смотрю. И каждой ночью они в разном месте. Сегодня вон та, яркая, висела над рыбным цехом, а завтра, глядишь, она светит над берегом, и чуточку тусклая. Отчего это? Ответь.
