о случаях так называемой «предродовой горячки» у беременных, и он с некоторым апломбом произнес:
— Да, и судебной медицине случаи психоза подобного рода известны.
Только после обеда Фалин вернулся к себе в прокуратуру. Не успел он еще сесть за стол, как зазвонил телефон.
— Товарищ Фалин! Это я — участковый Круминь. Инженер Путна вернулся из командировки. Он хочет войти к себе, в свою квартиру, но она опечатана. Он пришел ко мне, страшно возмущается и требует, чтобы я снял печать. Я ему объяснил, что это можете сделать только вы.
— Хорошо! Передайте Путне, что я сейчас выезжаю в Солнечный. Попрошу вас быть у себя. Вы мне понадобитесь.
Фалин уже собрался выходить из кабинета, но снова раздался телефонный звонок.
— Товарищ Фалин! Это я — Ванцевич. Я вам звонил. Мне ваш начальник сказал, что вы, наверное, не сможете приехать, поэтому я вскрытие трупа Громовой решил произвести без вас. На все поставленные вами вопросы ответы отрицательные. Но, представьте себе, эта женщина была беременна...
— Это мне уже известно, — перебил его Фалин. — Завтра я сам заеду к вам и заберу акт вскрытия...
— Ну, дядя Миша, опять газуй в Солнечный, — усаживаясь рядом с водителем, произнес Фалин.
— А мне все равно что в Солнечный, что в Лунный, лишь бы ехать. Я не любитель спать в машине. Она для того и предназначена, чтобы на ней ездить, — с готовностью отреагировал тот, трогая машину с места...
«Интересно, что может сообщить муж покойной? Сможет ли он объяснить случившееся? Или это для него тоже абсолютная неожиданность? Как они жили, какие между ними были отношения?» — задавал Фалин мысленно вопросы, на которые должен ответить Арвид Путна. Хотя из бесед с соседями Фалин знал, что покойная с мужем жила мирно и никаких жалоб не высказывала, но он помнил, что «чужая жизнь — потемки» и что культурные люди свои житейские неурядицы выставлять напоказ не будут...
Как и вчера, на улице поселка их встретил участковый Круминь:
— Арвид Путна сейчас находится на квартире главного инженера. Вы подъезжайте к домику Арвида, а я схожу за ним.
— Может быть, подъехать на машине?
— Нет, нет. Это почти рядом.
Действительно, не успел Фалин выйти из машины, как увидел, что к дому идет Круминь в сопровождении молодого человека, одетого в светло-серый костюм. Походка четкая. Вид вполне спокойный.
«Не похож на убитого горем человека», — подумал Фалин, внимательно всматриваясь в незнакомца.
— Товарищ следователь! Это инженер Арвид Путна, — представил его Круминь.
— Здравствуйте, товарищ Путна, — сказал Фалин, не подавая руки.
— Здравствуйте, — каким-то ледяным тоном ответил тот.
— Товарищ Путна, мы вчера вашу квартиру опечатали. До этого она была не на замке. Я с понятыми, в том числе с товарищем Круминем, был в вашей квартире. Она и сейчас еще представляет интерес для следствия, поэтому войдемте в квартиру и там продолжим наш разговор.
Выслушав пояснения Фалина, Путна лишь молча кивнул головой.
— Товарищ Круминь, и вы с нами, — пригласил Фалин участкового.
Как только они втроем вошли в квартиру, Арвид сразу же обратился к Фалину:
— Товарищ Фалин! Мне Круминь сказал, что вы нашли здесь записку, оставленную Надей. Можно познакомиться с ее содержанием?
— Безусловно, — Фалин достал из портфеля листок бумаги и подал его Арвиду.
Тот быстро прочитал записку и вопросительно поглядел на Фалина.
— Но это рука не Надина... И тут нет ее подписи.
— Вы правы. Это копия. А подлинник я направил на графологическую экспертизу. Вам не кажется странным текст этой записки?
— Это вы относительно того, что написана она стихами?
— Да, именно.
Путна, немного подумав, ответил:
— Надя очень любила поэзию. А вообще-то, конечно, странно.
— Хорошо. Давайте вместе осмотрим квартиру. Не оставила ли покойная какую-нибудь еще записку.
В ответ на это Путна как-то вяло пожал плечами и безразличным голосом сказал:
— Смотрите, здесь все на виду.
— Но ваша жена имела с кем-нибудь переписку? Получала письма? Есть они?
— Да, есть. — Арвид открыл два ящика письменного стола и вынул небольшую пачку писем.
— Надя переписывалась только с подругой — Граниной. Она живет в Таджикистане. А вот в этой тетради Надя записывала все, что ее интересовало, в том числе и стихи поэтов и свои.
— Так она писала стихи? — удивился Фалин.
— Очень редко и немного.
Фалин взял поданную ему Арвидом большого формата тетрадь в коричневом переплете.
— Хорошо, я эти письма и тетрадь возьму с собой. А позже верну их вам.
Напрасно надеялся Фалин на то, что Путна сможет объяснить самоубийство жены. Он только повторял одно: для него это страшная неожиданность — ничто в их совместной жизни не предвещало такой трагедии.
Озадачило Фалина недоумение, отразившееся на лице Арвида, когда зашла речь о беременности его жены.
— Какая беременность? — широко раскрыв удивленные глаза, переспросил Арвид. — Ни о какой беременности не было и речи. Надя мне об этом ничего не говорила.
На вопрос Фалина, хотел ли он иметь ребенка, Арвид после длительной паузы ответил, что по взаимному уговору они с женой решили на несколько лет воздержаться от прибавления семейства.
— Ну возможно ли вот так, без причины, уйти из жизни, которую она очень любила? Неужели это останется ее тайной? — спросил Арвид, когда их беседа с Фалиным подошла к концу.
— Без причины такое случиться не могло. И причина уже вырисовывается, — произнес Фалин, укладывая в портфель письма, тетрадь и протокол допроса.
Арвид с изумлением посмотрел на Фалина.
— Причиной могла стать ее беременность. Судебно-медицинской практике известны случаи так называемой предродовой горячки, когда женщина может совершать немотивированные поступки, — пояснил Фалин...
В тот же день поздно вечером он ознакомился с письмами и тетрадью, взятыми из квартиры Путны.
Все письма были от одного адресата — Г. Б. Граниной из города Кировабада.
Прочитав их, Фалин ничего полезного для следствия не нашел. Лишь в одном из них (судя по дате, последнем) Гранина в конце письма написала: «Молодец, Надюша! Правильно ты решила. Ведь в этом наше главное предназначенье в жизни».
— Нужно будет послать поручение в прокуратуру города Кировабада: пусть допросят Гранину, — решил Фалин, откладывая письма в сторону.
Теперь перед ним лежала большого формата тетрадь в переплете из плотного картона коричневого цвета. Страницы были пронумерованы
