Все наоборот. Ребенок начинает улыбаться прежде всего матери и тянется к ней ручонками, как к источнику добра. Это совершенно очевидно. И уже позже источник добра воспринимается ребенком как источник красоты.
Известный анекдот. Ребенок, потерявший в толпе маму, называет главный признак ее — самая красивая.
Тут нет никакого противоречия с тем, что я утверждаю. Это уже достаточно разумный ребенок, и он догадывается, что по признаку «самая добрая» его не поймут. Он сознает, что этот признак не наглядный. И он называет, как ему кажется, наглядный признак — самая красивая.
Первичность добра отражена и в самом языке: добро, добротно, то есть хорошо, то есть красиво.
Более позднее расщепление в сознании человека этики и эстетики — признак трагического падения человека.
Но и сейчас нравственно здоровый человек, глядя на изысканно окрашенную змею, не чувствует ее красоту, а чувствует отвращение к ее узорчатой красивости. Он воспринимает ее красивость как отвратительную маскировку зла.
Глаза как бы и видят ее красоту, но душа отказывается воспринимать ее таковой. И человек глазами души перекрашивает змею в ее зловещую сущность: подтягивает эстетику до этики.
Добро первично, и потому роза красивая. Если бы добро не было первично, мы бы не поняли, что роза красивая. Эстетика — дитя этики. Дитя, иногда восстающее против родителей.
У Бродского — самое бесстрашное и потому самое страшное описание смерти в русской поэзии. Возможно, это навязчивое видение смерти у человека с хронически больным сердцем. С ледяным мужеством он вглядывается в смерть. Пожалуй, именно это внушает ужас.
Здесь по тому, что скисло молоко,
молочник первым узнает о вашей смерти.[1]
Ночью в гостинице:
Смерть — это та же тьма,
только глаз, к ней привыкнув, не различает стула.[2]
У него постоянно холод смерти, космическая стужа проникает в жизнь, и жизнь очень часто мало отличается от смерти. Как далеко от этого горячее отчаянье Есенина:
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.
Все внутри жизни! Даже самоубийство! У Бродского все внутри смерти — даже жизнь!
Многие стихи Бродского покоряют обаянием ума, могучими образами, мрачным юмором. Но некоторые вызывают отчуждение и неприязнь. Кажется, так может думать только инопланетянин. Но это не вызывает никакого любопытства, хочется оттолкнуться, быть от них подальше. Нечеловеческое.
Если глупость влетает тебе в одно ухо, подставь второе. Что легче подставить — вторую щеку или второе ухо? Еще вопрос.
Познакомился со своим земляком-бизнесменом. Высокий, сухощавый, в сильных очках. Похож на преподавателя вуза. Сейчас живет в Париже. Объясняет это тем, что Париж в центре Европы, откуда проще ездить по всем европейским городам, с которыми связан его бизнес.
Очень богат. Все нажил сам, без всякой помощи со стороны. Образование — всего десять классов, но производит впечатление блестящего интеллигента. Достаточно свободно говорит по-французски, но дела ведет только на английском языке, который, видимо, знает в совершенстве. Неправильно понятый оттенок слова, говорит он, может вызвать большие деловые неприятности.
Репутация многих богатых людей, по его наблюдениям, часто оказывается фикцией: все знают об их виллах, машинах, предприятиях, но никто не знает об их долгах. Однажды это становится ясным. Иногда после смерти.
Рассказал о шутке в кругу французских друзей. Он посадил на стул посреди комнаты негритянского бизнесмена, вероятно, как человека, который может судить о всех белых объективно.
— Какая нация хуже всех остальных? — спросил он у него.
Негр подумал, подумал и ответил:
— Французы.
Французские друзья дружным хохотом встретили это сообщение. Тогда он у него спросил:
— Но кто хуже: немцы или французы?
Негр подумал, подумал и сказал:
— Французы.
Тут французы протестующе завыли: хуже всех — они согласны, но хуже немцев — никогда. Конечно, все это шутка, но у каждого народа свои немцы и даже свои евреи.
Он блестящий самоучка. Прекрасно разбирается в литературе. Меня обрадовало совпадение наших взглядов. Он, как и я, считает Льва Толстого величайшим писателем планеты.
Зашла речь о «Хаджи-Мурате». Говорили о знаменитой сцене, где Хаджи-Мурат рассказывает о том, как он однажды струсил и с тех пор, вспоминая об этом случае, уже никогда ничего не боялся. К моему удивлению, бизнесмен всех героев этой сцены и предыдущих событий назвал по именам. Видно, великолепная память.
Несколько лет назад он обменивал свою квартиру в Москве. Дал объявление. Какой-то человек позвонил и сказал, что хочет посмотреть ее. Хозяин был дома с представителем квартирного агентства, когда явился этот человек. Внезапно этот человек распахнул портфель, вынул из него гранату и закричал:
— Ложитесь на пол! Мне нечего терять! Всех взорву!
Представитель агентства забился в угол, а хозяин квартиры стал подходить к человеку с гранатой, который стоял в каком-то квартирном закутке. Лицо его выражало невероятное отчаяние и злобу.
Бизнесмен подходил к нему, чтобы наброситься на него и обезоружить. При этом он говорил:
— Не делайте глупостей! Если у вас материальные затруднения, я вам помогу.
Говорил он это искренне или старался выиграть время, по интонации его рассказа трудно было понять, а переспросить было неловко. Скорее всего, тогда у него в голове лихорадочно взвешивались оба варианта.
Но, видимо, нервы у человека с гранатой не выдержали. После того как он несколько раз приказал ложиться и ему не подчинились, он кинул гранату! Граната взорвалась, но никого не задела. Бросивший гранату кинулся бежать. Бизнесмен — за ним. На каком-то лестничном марше бегущий обернулся, вынул вторую гранату из портфеля и швырнул в него. Граната перелетела через него, а так как он бежал вниз, осколки опять не задели его. Однако этому человеку удалось убежать. Потом — переполох, милиция. Портфель свой человек этот бросил. В нем оказалась только клейкая лента, которой он, видимо, собирался опутать тех, кто ляжет на пол.
Храбрости его подивились и милиционеры. Об этой истории я слышал еще до того, как познакомился с ним. Он добавил, что читал в газете: где-то на Украине бывший офицер взорвал гранатой себя и свою семью. Он подозревает, что это был тот же человек.
Бизнесмену сейчас сорок пять лет. Он рассказал, что в тридцать один год был страстно влюблен в одну женщину, у них был сказочный роман. Это было еще в России. Однажды приехал из командировки домой — ни любимой женщины, ни вещей, вся квартира очищена.
Возможно, потрясенный этим случаем, он до сих пор не женат, хотя, конечно, монахом не стал. Со смехом рассказал, что все мужчины, услышав от него эту историю, неизменно говорили одно и то же:
— Вот блядь!
И все женщины неизменно говорили одно и то же:
— А что она взяла?
Получил огромное удовольствие от знакомства с ним. Кстати, он высказал интересную мысль. Иногда, сказал он, очень сильный ум мешает быстроте и точности принятия деловых решений.
— Почему? — спросил я. — Слишком много ассоциаций?
— Нет, — ответил он и сравнил такой ум с чрезвычайной развитостью мускулатуры у культуриста, что делает его менее ловким и подвижным.
Маяковский по натуре был игроком. И в жизни он постоянно играл во все игры. Думаю, что игра отвлекала его от невыносимой тяжести трагического сознания, данного ему природой.
После революции он включился в игру «строительство социализма». Как он, с его огромным природным, к сожалению только природным, умом мог поверить этим людям?
Образование Маяковского. Главных поэтов России он знал прекрасно. Сильно сомневаюсь, что он знал прозу. Жуткая картина: Маяковский бреется, а Брик в это время ему зачитывает что-то. Образовывает его.
Среди причин, смягчающих облик большевиков, мы часто забываем главную. Это грандиозное преступление всех буржуазных стран — Первая мировая война с миллионами смертей, неслыханными до этого. У большевиков нет и не было никакой вины за это преступление. И они утверждали: при нас это будет невозможно.
Он поверил им, как великий игрок, ставка — жизнь. Думаю, что он никогда в жизни не читал Ленина, хотя славил его до умопомрачения. Допустим, он раскрыл Ленина и часа два, что маловероятно при его темпераменте, читал его. Что бы он сказал себе, отложив Ленина? Он сказал бы: видимо, это настолько гениально, что мне, необразованному человеку, кажется глупым. Надо верить в него, а не читать его!
И он верил. А как не поверить, когда ставка уже сделана — собственная жизнь.
