– Между прочим, не так уж мало, – заметил Максимов, закладывая за уши свои гофрированные волосы. – Помимо всего прочего, вы сковываете целую румынскую дивизию.
– Это что-то для нас новое, – пробормотал с удивлением Черноиваненко. Каким образом?
– В районе Усатовских катакомб румынское командование специально держит на всякий случай несколько запасных полков. У нас в штабе имеется секретный приказ Антонеску по этому поводу, захваченный нашими людьми у одного рассеянного румынского полковника. Учтите это и не слишком прибедняйтесь. Но, конечно, и не останавливайтесь на достигнутом, – прибавил Максимов поспешно. – Что еще передать?
– Передайте привет от коммунистов и беспартийных Усатовских катакомб. Все будет сделано. Счастливого пути! Не забывайте.
– Не забудем.
– Адрес наш теперь знаете?
– Комиссионный магазин "Жоржъ".
– Точно. В любое время. Только предупредите за несколько дней интенданта третьего ранга Колесничука, – улыбнулся одними глазами Черноиваненко. – Когда вас прикажете ждать в следующий раз?
– Я думаю, примерно через месяц-два. Я или кто-нибудь другой. В зависимости от обстановки. Ауфвидерзеен!
– Жора, открой дверь!
Снаружи послышался легкий звук отодвигаемого засова.
– Оказывается, я был заперт? – спросил Максимов.
– А вы думали! – весело ответил Черноиваненко и откинул внутренний крючок. – Подождите… Жора, все в порядке? Можно выходить?
– Выходите, только поскорее.
– Прошу вас!
Черноиваненко распахнул дверь, и капитан Максимов, насвистывая вальс из "Сильвы", вразвалку вышел из пустого магазина на пустынную Дерибасовскую улицу, насквозь освещенную знойным вечерним солнцем.
Никто не знал, что творится в душе у Колесничука. Временами его охватывала апатия. Временами он чувствовал прилив такой ярости, что у него начинали трястись руки. Минутами у него возникали фантастические мечты: он начинал верить, что пройдет месяц, явится Ионел Миря и выкупит свои векселя. По ночам он плохо спал, кряхтел, переворачивался с боку на бок, томился.
Внешне он мало изменился. Он продолжал торговать, принимать явки, выдавать по запискам Черноиваненко деньги. Он скрывал от Черноиваненко историю с векселями. Ему было стыдно признаться в своей наивности и глупости. Он делал вид, что все обстоит как нельзя лучше. Теперь, когда Черноиваненко заходил в магазин и мельком спрашивал, как идет продажа ленинградского трико, Колесничук с наигранной бодростью отвечал:
– Дела идут, контора пишет.
– Молодец, Жора! Вот теперь ты настоящий братья Пташниковы. Действуй!
Для того чтобы пополнить кассу, Колесничук стал постепенно спускать на базаре кое-что из своего личного имущества. Он загнал зимнее пальто, старую беличью ротонду Раисы Львовны, которая ей досталась в наследство от матери, котиковую шапку, лишнее стеганое одеяло, шесть пододеяльников. Он уже дошел до мебели и продал старьевщику два отличных дубовых стула с высокими спинками в виде готического собора, когда ему вдруг совершенно неожиданно улыбнулось счастье: нашелся человек, которому Колесничук умудрился всучить ненадежные векселя.
Это было какое-то чудо. Человек оказался еще более простодушным и неопытным в коммерческих делах, и Колесничук поступил с ним так же безжалостно и цинично, как Ионел Миря поступил с ним самим. Самое смешное заключалось в том, что человек тоже продавал партию ленинградского трико.
Дело было так.
Тощий, небритый, с обезумевшими глазами, в пропотевшей полотняной фуражке блином, в стоптанных ботинках и в грязном прорезиненном макинтоше поверх парусинового костюма, человек этот как-то боком пролез в дверь и проворно подбежал к конторке Колесничука. У него был жалкий и вместе с тем омерзительный вид подонка.
– Что вам угодно, мсьё? – высокомерно спросил Колесничук, подозрительно оглядывая его с ног до головы.
– Тысячу извинений! – задыхаясь, сказал незнакомец. – Моченых.
– Каких моченых? – удивился Колесничук. – Этим мы не торгуем.
– Нет, это я сам Моченых. Моя фамилия Моченых.
Озираясь вокруг, как затравленный зверь, человек со странной фамилией Моченых подошел вплотную к Колесничуку и, отвернув полу макинтоша, показал свернутый отрез ленинградского трико.
– Имею такого материала две штуки. Отдаю за полцены, – проговорил он свистящим шепотом, дыша в ухо Колесничука запахом лука и подсолнечного масла. – Я очень извиняюсь… на пару слов…
Продолжая озираться по сторонам, Моченых навалился тощей грудью на Колесничука и, поминутно заглядывая ему в глаза, свистящим шепотом поведал свою несложную коммерческую эпопею. Он был, так же как и Колесничук, хозяином маленького комиссионного магазинчика на Молдаванке. По сравнению с магазином "Жоржъ" его торговое заведение было жалкой лавочкой. Моченых представлял собой классический тип неудачника. Некогда он был нэпманом, потом кустарем, потом каким-то образом сделался управдомом. Он остался в городе и во время оккупации снова занялся коммерцией, открыв в своем районе нечто вроде комиссионного магазина и торгуя вещами, награбленными во время эвакуации в квартирах горожан. Однако он быстро прогорел – не заплатил каких-то налогов, – и теперь, для того чтобы не попасть в тюрьму, должен был срочно, в течение одного дня, ликвидировать свое имущество и внести деньги в торговый отдел городской управы. С утра он бегал по всему городу в поисках покупателя и вот наконец попал в комиссионный магазин "Жоржъ".
Колесничук с большим трудом сдерживался, чтобы не дать в ухо этому бывшему управдому-грабителю.
– Слушайте, Моченых, откуда у вас ленинградское трико? – сурово спросил Колесничук.
– Вы сами понимаете… – быстро зашептал Моченых, глотая слова. – Во время эвакуации. Со склада Укртекстильторга… Я его все время держал под прилавком, дожидаясь настоящей цены… А теперь, вы видите, я горю… Вы меня не знаете, а я вас знаю. Вы работали при большевиках бухгалтером в Чаеуправлении… Возьмите товар за полцены, не дайте человеку сесть в тюрьму! Помогите коллеге по торговле… Пятьдесят марок метр…
Никогда еще Колесничук не испытывал такой ненависти и такого унижения. Бывший нэпман, ворюга-управдом, подонок в пропотевшей полотняной фуражке смеет требовать от него сочувствия и помощи, называет его коллегой по торговле… Нет, это уж слишком! Еще немного – и массивный Колесничук развернулся бы и в самом деле превратил бы своего "коллегу по торговле" в мокрое место.
Но вдруг ему пришла в голову блестящая мысль – отыграться одним ударом: сбыть бронзовые векселя и приобрести товар – другими словами, сделать то же самое, что с ним сделал Ионел Миря. Колесничук понимал, что он собирается сделать подлость, но он не испытывал угрызений совести. Напротив, он радовался. У него даже дух захватило от этой яростной, мстительной радости.
– Беру! – сказал он решительно. – Сделано! – и хлопнул ладонью по конторке. – Двадцать пять процентов наличными, остальное – векселями. Товар – франко комиссионный магазин "Жоржъ", доставка ваша.
И, не дав открыть рот ошеломленному Моченых, Колесничук вытащил из конторки бронзовые векселя и стал махать ими перед его носом. Дух господина Пржевенецкого с непостижимой быстротой вселился в Колесничука.
– Превосходные векселя, мсьё! Те же деньги. Вы не пожалеете, если возьмете их, – говорил Колесничук, чувствуя прилив неотразимого коммерческого красноречия. – Что может быть надежнее векселей фирмы "Мефодий Мунтяну и сыновья", Бухарест, Берлин, Вена, Анкара. Монтевидео, телеграфный адрес – "Мунтяну-текстиль"! Вы их можете учесть в любой момент в любом банке Средней Европы и Южной Америки. Может быть, вы думаете, что это бронза? О нет, мсьё! Комиссионный магазин "Жоржъ" достаточно известная фирма. Я вам предлагаю эти векселя, мсьё, исключительно потому, что у меня в данный момент нету свободной наличности. Сегодня же вы, мсьё, учтете эти векселя в отделении Румынского государственного банка, получите наличными деньгами и тем самым сохраните себе свободу, столь драгоценную для каждого интеллигентного человека. А если вам не угодно, мсьё, то как угодно. Я не настаиваю. Тюрьма или свобода! Лично я, мсьё, на вашем месте выбрал бы свободу.
Несчастный Моченых был совершенно оглушен потоком этого красноречия. Он смотрел на разошедшегося Колесничука испуганными, неподвижными глазами кролика. Он быстро согласился. Вероятно, с ним происходило нечто подобное тому, что было с самим Колесничуком, когда негодяй Ионел Миря всучивал ему бронзовые векселя.
Как лунатик, Моченых отправился на Молдаванку за товаром и вскоре привез на ручной тележке две штуки ленинградского трико в бумажной фабричной упаковке – в том самом виде, в каком это трико было в свое время похищено со склада. Колесничук отсчитал ему триста двадцать новеньких оккупационных марок и затем вручил векселя "Мефодий Мунтяну и сыновья", сделав на них, по совету Моченых, предварительно передаточную надпись – "Георгий Колесничук".
