Гостям пришлась по душе раскованность Мезенцевой. И Дубасов одобрительно кивал... Фиртич пересел на свободный стул позади Лисовского. От тяжелой спины Лисовского, как от нагретой баржи, тянуло жаром. «О чем он сейчас размышляет, старый тюлень?» — подумал Фиртич и достал из кармана блокнот, готовясь к предстоящему разговору...
- Мы хотим нацелить Универмаг на комплексную торговлю, — продолжала Мезенцева. — Мы хотим ввести комплексные отделы, такие, как «Ваша спальня», «Ваша кухня». То есть на выставочной площади демонстрируются макеты, а точнее, декорации. Покупатель, осматривая макет, как бы сам побывает на своей будущей кухне. Главная задача макета: создать настроение, вызвать желание купить. Тут мы очень надеемся использовать опыт вашей фирмы: предельное товарное насыщение на небольших площадях... Первые этажи всех трех линий отдаются товарам повышенного спроса, а также крупногабаритным и тяжелым. Там разместятся комплексы «Твой дом» или «Отдых»... Второй этаж северной линии — «Все для мужчин», южной линии — «Все для женщин», средней линии — «Товары смешанного спроса», скажем спорттовары... И вообще наша мечта — торговля по образцам. Концентрация товаров на торговых площадях магазинов себя изживает. Продажа по образцам, с доставкой на дом — вот, нам кажется, будущее торгового дела...
Мезенцевой нравилось то, что она говорила. Узкие глаза блестели из-под припухлых век.
- В Универмаге предусмотрено несколько секций самообслуживания. Учитывая привычку наших людей к правостороннему движению, справа разместятся товары слабой реализации, а с левой стороны — товары повышенного спроса...
Технический эксперт Кнуд Шёберг задал вопрос.
- Какая общая торговая площадь? — перевел Дубасов.
- Семнадцать тысяч квадратных метров, — ответил Фиртич. — С каждого метра по тысяче рублей оборота... Реконструкцию будем проводить поэтапно. Не закрывая Универмаг.
Лисовский перегнулся назад и повернул к Фиртичу лицо, прикрыв ладонью губы. Фиртич наклонился, чтобы лучше слышать.
- Однажды вы уже попали в катастрофу, но отделались только шрамом, — проговорил Лисовский, — Сейчас вы рискуете остаться без головы.
Он поднялся и вышел из кабинета.
...
Сколько лет Михаил Януарьевич ходил по этим коридорам! Когда-то здесь лежала дорожка, вдоль стены дежурили кадки с пальмами.. Людей было сравнительно немного, и все знали друг друга по имени-отчеству.., Со временем вынесли кадки. Дорожку протерли до лысины и однажды свернули и убрали навсегда. Обнажился крепкий паркет. Потом в паркете появились выбоины, пустоты. Их заделывали. Новые дощечки противно скрипели и трескались. С приходом Фиртича коридор обновили. Кто-кто, а Лисовский знал, с какими сложностями изыскивались деньги. Универмаг, который приносил в год около пяти миллионов чистой прибыли, не мог провести приличный косметический ремонт. Выделенных средств хватало только на то, чтобы выкрасить стены и побелить потолок. Правда, Лисовский умел предвидеть. И никогда не скупился при расчете издержек обращения. Но все равно не хватало, как ни закладывай смету. Пьют они, что ли, эту известь, краской закусывают? «Таскают по жилым домам, халтурят, — наушничал колченогий ключник Степан Лукич. — Да разве поймаешь!..» Хорошо, что стало модным натуральное дерево, можно использовать обожженные доски из-под тары. В те времена Лисовский поддерживал начинания Фиртича, а сейчас противилась душа. Иные масштабы? Испугался пропасти, через которую предлагали ему прыгать?.. Конечно, план товарооборота не скостят, об этом и думать нечего. А выполнить его двумя третями торговых площадей — дело сомнительное. Вот и начнется закат Константина Петровича Фиртича. И «Олимпа» вместе с ним. Взять, к примеру, «Фантазию». Год шел у них ремонт, горожане привыкли, что там давка и кавардак, перестали ходить. Так до сих пор и обходят. Великое дело — молва. Собираешь годами, теряешь в два счета...
На душе у Лисовского кошки скребли. С чего это он ушел с совещания? Нехорошо. Мог бы и перетерпеть, к тому же, если честно, весьма интересно было слушать. И всем было интересно, Лисовский чувствовал. Падок народ до сказок, с детства заложено... Он еще подумал, что наверняка Фиртич постарается устроить банкет в честь гостей. И придет к нему за советом. Конечно, долг вежливости. Но не за счет же государства! А если всерьез — почему бы и нет? Не личные же они гости Фиртича, деловые люди приехали на деловую встречу... «Не дам ни копейки! — хмурился Лисовский. — Пусть выворачивает свои карманы. Тряхнет Индурского, Мезенцеву... Сколько их, закоперщиков? Человек пять-шесть. И не смогут накормить двух шведов-финнов? Или кто они там... Не дам, и все! Универмаг не Дом дружбы с зарубежными странами. Пусть только явится ко мне, так шугану...»
Но Лисовский знал, что не шуганет, а будет думать- гадать, под какую статью подвести несколько десятков рублей, чтобы не ударить лицом в грязь. Хоть сам лично никогда в подобных вечеринках не участвовал... «Ладно, на горячее или там закуску я им наскребу, — думал Лисовский. — А со спиртным пусть сами выкручиваются. Правда, они, скандинавы, дуют водку как воду, знаю я их... Выходит, наши будут считать им рюмки? Неприлично. Международный конфуз... А где мне им взять на спиртное? Считай, коньяк попросят, стервецы. Их бы к Кузнецову Аркаше отправить, пока тот на свободе. Вот кто их напоит до одурения. А Фиртич? Тьфу!.. Впрочем, неизвестно, какие связи у Фиртича с Кузнецовым...» Так мысли Михаила Януарьевича незаметно через проблемы международных деловых отношений легли в русло тревоживших его вопросов.
Лисовский свернул в «свой проулок». Время обеда.
Просторная комната бухгалтерии была тиха. За крайним столом, закутавшись в шаль, одиноко сидела Александра Павловна Сазонова. Бледная, с гладкими волосами, зачесанными назад, она чем-то напоминала Лисовскому Неточку Незванову, сердце которой разрывалось между любовью к матери и отчиму, бедному музыканту...
Сазонова казалась замкнутой. Ни с кем особенно не дружила, но и не враждовала. Не принимала участия в интригах и сплетнях. С годами такие отношения стали привычными и никого не обижали... Шурочка не была замужем, но ребенок у нее был, мальчик. Иногда приводила его на работу — не с кем было оставить. И мальчик тихо сидел в углу большой комнаты, двигая рычажки старого враля — арифмометра. Лисовский уводил мальчика в кабинет, давал бумагу, карандаши. И тот часами рисовал, подпевая тихим голоском. Лисовский отправлялся в буфет, накупал всяких вкусных вещей и угощал мальчика... Бывало, Михаил Януарьевич и сам просил Шурочку привести мальчика.
- Послушайте, Шурочка... Что-то давно вы не приводили своего сорванца.
- Карантина в садике нет — улыбнулась Сазонова.
- Вы не против, если я как-нибудь возьму его? На выходной? В парке погуляем, белок покормим.
Сазонова вскинула большие карие глаза. Вот глаза у нее действительно красивые. Ресницы, правда, короткие, но густые, как щеточки, запоминались своей необычностью. У нее открытое лицо, которое принято называть простым, но Лисовский редко встречал женщину такой привлекательности. Ей и тридцати еще нет...
- Зачем вам это, Михаил Януарьевич? — тихо произнесла Сазонова.
Лисовский смутился.
- Все равно гуляю. Вместе веселее. На такси приеду, он порадуется.
- Это уж точно, — согласилась Сазонова. — Как хотите, я не против.
- Договорились! — воскликнул Лисовский. — У меня есть книжки детские. Презентую. Уникальные, я вам доложу, книжки.
- Для него и «Колобок» уникальный. Он же еще не читает.
Сазонова опустила голову к разложенным на столе отчетам.
- Какие новости, Шурочка? Как там лимиты поживают?
Сазонова знала, что имеет в виду главный бухгалтер. Она подобрала со стола бумаги и протянула Лисовскому.
- А своими словами? — попросил он.
- Пока застопорилось. — Сазонова положила бумаги. — Но разрыв держится... Думаю провести контрольную проверку в обувном... Звонили из банка, собираются прислать инспекцию. Удивительно, как они чувствуют, что у нас растет остаток. Телепатия, что ли?
- Проведете проверку — сообщите мне.
Лисовский направился было к своему кабинету, но задержался.
- Шурочка, давно хочу задать вам один вопрос... Почему вы не сразу сообщили о данных годового отчета, когда обнаружили несоответствие?.. Вы, вероятно, уже забыли?
Сазонова погладила волосы, плотнее запахнула шаль.
- Почему же, помню... Из-за брата. Я ему рассказала. Он очень расстроился. Потом сказал мне: «Оставь, выбрось из головы. У них свои дела. Влезешь между — раздавят. И тебя и меня»... Он же у меня битый. И не раз... А когда я узнала, что он собирается на юбилей директора, не выдержала. Мерзко все, гадко. Я и подала вам докладную.
Сазонова подтянула платок к горлу, пальцы ее рук побелели, но лицо оставалось таким же спокойным.
